Дырка от бублика 1. Байки о вкусной и здоровой жизни
Шрифт:
И всё-таки я был счастлив. Во-первых, потому, что жив и не так сильно покалечен морально и физически, как некоторые, а во-вторых, потому, что, при всей своей неординарности, создал в своё время и сохранил по сегодняшний день семью, что тоже удаётся немногим подобным.
Да что там далеко ходить: недели две назад отошла в мир следующий (или в этот по новой!) Мирьям. Романтик, лирик и вообще близкий мне по духу человек. Ну, отошла – и отошла! Все мы в своё время, слава богу, это сделаем. Но плохо то, что она лежала на полу уже остывшая и совершенно неэстетично увеличивалась в объёме три дня, пока полиция не выломала дверь. Не было
Что такое?
Я протёр глаза.
Гость опять появился.
Это становилось интересным.
– Сказал? – спросил я, гадая, сплю я или нет.
– Сказал, – вздохнул гость. – Такая реакция, что я опять к тебе.
– Ну, давай ещё по рюмочке. За успех нашего предприятия.
– Давай!
Мы чокнулись, выпили, и я уже с откровенным любопытством уставился на него. Брюнет, но нос – точно мой. Две борозды на переносице и… «индикатор»! На носу точно такая же, похожая на тлеющий уголь, точка, как…
– Да это же… я?
Последнюю фразу я произнёс вслух, на что гость только усмехнулся.
– А ты только сейчас заметил? – сказал он. – Я уже давно это понял. Как и то, что «вилла» не случайная. Только не я – ты, а ты – я. Впрочем, скорее всего, и то и другое одновременно. Судя по одежде и по масти, мы каждый сам по себе, а судя по сути – одно целое. Вполне возможно, что наши грубые бренные части спят сейчас каждая в своей супружеской кроватке, а тонкие нетленки пьют водку на нейтральной между двумя зеркальными мирами территории.
– Ого! Хороший сон! Как же ты успел и спать, и одновременно к тёще смотаться?
– Спроси что-нибудь полегче, – сказал гость, конечно же, из параллельной, а не зеркальной реальности.
Фантастику я любил, поэтому сразу понял, что к чему. «Индикатор» у него пылал на той же левой стороне носа, что и у меня. И то, что со временем и пространством, да и со всеми остальными законами и явлениями природы происходят иногда какие-то метаморфозы, – факт. Однако гипотезу о том, что мы спим, стоило поддержать. На всякий случай! Во избежание лишних стрессов и разочарований.
– Ну, спим, так спим, – сказал я. – Оно, может, и к лучшему. А то что-нибудь пропадёт, а я на тебя подумаю.
– Верно! – рассмеялся гость. – Давай сюда рукопись. Что уставился? Роман давай! Я свой потерял. Думал, сдохну от расстройства.
– Так – нет!
– Чего – нет?
– Того и нет. Как-то искал, да плюнул.
– Та-ак… Это наши жёны…
Я обмер. Точно! Моя ненаглядная давно обещала выбросить все мои писульки, накопленные почти за сорок лет, в помойное ведро. И как женщину – хранительницу очага я её понимаю и не осуждаю. Доходу от результатов бессонных ночей и зачумленных дней не было никакого. А в издание автобиографического сборника повестей «Любимец Израиля» – про себя, родимого (такой я «любимец», что удивляюсь, как до сих пор жив-то!), – ушли все наши жалкие накопления и даже часть годовых, таких же жалких, подработок студента-сына. Тем более, что некое вчерашнее СССРовское, а сегодня русскоязычное писательское светило Израиля очень презрительно-брезгливо и даже возмущённо отзывалось на днях по московскому телевидению о тех, кто издаёт сам себя на свои деньги без высочайшего
Ну, бог с ним! У каждого свой счёт в занебесном банке! И зря думают некоторые, что это поповские сказки. Оторвитесь от мертвечины вещей и суеты ради этой мертвечины. Вспомните, что вы пока ещё вроде бы живые и вроде бы люди и вещи для вас, а не вы для них. Приглядитесь внимательнее: проценты с этих счетов на каждом шагу, и не только у меня или у тебя, а у целых народов, стран и даже всей нашей матушки Земли, а может быть, и вселенной. И я счастлив тем, что пусть кровью и жесточайшими ограничениями себя во всём, но написал то, что хотел и как хотел, и смог издать написанное, ни под кого не подстилая ни себя, ни Бога!
Не сговариваясь, мы одновременно потянулись к бутылке, и в это время потолок треснул точь-в точь, как в рассказе одного из героев романа. Мы уставились в трещину. Из неё показалась дёргающаяся голая волосатая нога в кроссовке. За ней – вторая. Зрелище было жуткое. Как будто бы кто-то выкарабкивался из завала от взрыва или землетрясения.
Схватив стулья, мы взобрались на них и, уцепившись за ноги этого кого-то, попытались ему помочь.
Не тут-то было! Несчастный застрял напрочь, и его дрыганья всё больше походили на агонию.
Наконец, лягнув моего гостя в челюсть, а меня в плечо, он замер. Мы дёрнули ещё пару раз и слезли со стульев.
– Кончился, – сказал двойник, и в это время тело застрявшего начало вытекать из щели.
– Ай-я-яй!..
Подхватив бедолагу, мы уложили его на пол и отшатнулись. Ни лица, ни головы не было, а на том месте, где всё это должно было располагаться, плавало в воздухе что-то… очень похожее на распавшиеся ошмётки дымного кольца с тёмным пятном посередине.
– Дырка от бублика! – растерянно ляпнул двойник, и тело дёрнулось.
Мы отскочили.
– Правильно! Догадались-таки! И я – дырка, и вы – то же самое. По образу и подобию. И всё и вся из дырки и в дырку. Аминь! – раздалось из-под соединившегося в одно целое кольца.
– Господи, что это? – вырвалось у меня.
– Я это! Я! – зевая, заскрипело из центра тёмного пятна, которое начало очень динамично сжиматься и разжиматься в такт словам, словно рот. – Опять вирус в программе… Куда голова делась?.. А, пропади оно всё пропадом! В конце концов, в Начале было Слово, и Слово было у меня, и Слово было – Я!
Тело раздулось, как воздушный шарик, поднялось и, закачавшись из стороны в сторону… лопнуло!
Мы упали на пол, и я всё понял, а как потом узнал, это же понял и двойник. Финальная часть рассказа одного из героев романа «Цирк! Цирк! Цирк!» материализовывалась, но в обратном порядке, в другом варианте и на более высоком уровне. Новый гость, от которого остался только плавающий в воздухе дымный круг с пятном, был не Иисусом, а Богом-Отцом. И когда мы очухались от страха и дрожащими руками разлили уже в три рюмки оставшуюся водку и выпили (причём третья рюмка опрокинулась прямо в дырку от бублика), то поняли, что если это и сон, то очень уж необычный, яркий и масштабный. Впрочем, насчёт любых масштабов и их относительности у меня, да и у моего двойника, было своё особое, диссидентское мнение.