Дырявые часы
Шрифт:
Красная трость сверкнула в свете запылённой лампочки, и мужчина в небрежном тренчкоте [24] , прихромал к креслу Жиля. Тот засуетился, отставляя кружку в сторону:
– Ой, простите. Садитесь пожалуйста, дедуль. Только ко мне скоро друг наведается, придётся ему уступить.
– Это перестало быть оригинальным ещё лет десять назад, – безэмоционально сказал Этьен и сел в качалку-собрата рядом с Ивоном. – Хватит уже из меня делать старика.
– Да чего ты? Не кипятись так, вьехо, а то опять поседеешь. День неудачный?
24
Двубортная
– Угу. Подустал.
– Ну так подкрепись. – Протянул ему второй сэндвич Ивон.
– Только если ты туда морщин не подмешал.
Стемнело.
Перекусив, друзья оставили мастерскую, вышли в свежий, без резких запахов воздух и прогулочно поплелись по фонарным дорожкам.
– Ты сказал, что устал, вьехо. Мадам Сванье на работе последнюю плешь проела?
– Мадам Сванье в шоке от Клода, а достаётся мсье Сванье. Будто это я себе набил кирпичную стену на плече.
– Чего! – Жиль даже на миг остановился. – Клод сделал татуху?! Это сколько ж я его не видел?
– И ничего с ним не станется – восемнадцати дождался и уже год творит, что вздумается.
– Так вот из-за кого Лиза такой подарок захотела. Тату – представляешь? Начала с Клодом и его компанией водиться, теперь вот голову ломай, как быть.
– Так мы же сами их свели ещё в детстве – чего удивительного? Если уж она вся в Клода пошла, смотри, чтобы она и пирсинг себе не удумала. Или ещё чего похуже… кто за всем уследит?
– Куда хуже-то?
– Да есть куда… – вздохнул Этьен. – Чтоб не получить от матери нагоняй, возвращается Клод обычно поздно ночью, когда Лулу уже давно спит, вымотанная после работы. А я орать на него не привык. А тут столкнулись недавно в кухне, а он и говорит мне подозрительно: – Только свет не включай. Тревожненько, когда молодёжь такое заявляет посреди ночи под крепкий запах алкоголя. Здесь надо успеть не дать разгуляться фантазии, а то нервы не выдержат раньше времени. Ну я, естественно, хлоп по выключателю. Твою ж мать! Смотрю: у него все руки в крови! – Ты чё, чёрт дурной, наделал! Зачем себя порезал?! Обещал же, что всё! – на нервяках ору я. А он такой: – Это всё из-за тебя! Ты слепой, баран толстокожий! Так нельзя, Этьен! Будь уже мужиком, трус!
Ну и всё в таком духе. Слово за слово, и вот я уже его за грудки трясу, ору «насколько ж ты ужрался, свинья!». Тут забегает Лулу. Понятно, что еле в обморок не улетела от такой картины. Да и ей от души досталось. Клод и её поливал на чём свет стоит. Тоже руки опускаются – что с ним делать? А может, мы чего, уже на самом деле, старики, не понимаем. Мож, что случилось у парня.
– Охренеть, конечно, да… – помотал головой Жиль. – Седой зелёному не указ, но что-то делать надо…
В этот момент вдалеке закричала толпа, и друзья остановились, повернув головы в направлении возгласа: там обыденно вспыхнула Эйфелева башня и зарябила пляшущими огнями. Мужчины пошли дальше. Толпа постепенно затихла, и остался только тупой стук трости о брусчатку.
– Вот это, наверно, и есть решение, – закивал сам себе Этьен.
– Проораться в толпе и потом относиться к выходкам детей поспокойнее?
– И это тоже. Да, я об эмоциях. Не хватает им красок. Сначала они мнят, что мир идеально ярок, а потом, разочаровавшись, начинают сами его приукрашивать. Протыкая губы, нанося себе шрамы, марая волосы. Как там Элизочка моя? Не в зелёный ли покрасилась?
– Господи, а Клод уже и…
– Не… это я так. На всякий спросил. Он пока всё в том же – в старом добром синем. Так вот, если ты с вопросом пришёл, что подарить моей крестнице, то слушай ответ – эмоции. Переживания и адреналин!
– Страшно узнать, какого рода… – после рассказа Этьена приятель
– Разве твоя семья не с этого началась?.. – таинственно щурился Этьен, пока ему в глаз не стукнул луч фонаря.
– Точно! Гений! – обрадовался Ивон. – Гений был да Винчи! и тебе к нему стремиться надо, вьехо! Спасибо. Подарим поездку в парк развлечений!
– И пусть валят всей толпой!
– Да пусть! А мы без них хоть денёк продохнём. Только кто их будет сопровождать?
– Сами справятся, если Пия даст согласие, – махнул Этьен. – Нас с Лулу Клод и слушать не станет, а вот Пия твоя запросто упрётся.
– Издалека как-нибудь подготовлю её за недельку. Кстати… – увидел он, что поблизости был супермаркет, где продавали цветы. – Для начала букетик – то что нужно. Я ещё с утра собрался найти её любимые ландыши. Но до их праздника ещё долго [25] , а порадовать захотелось сегодня. Хотя только сборные букеты небось продают.
– Влюбился, что ли?
– Между прочим, не переставал.
– Бывает, – Этьен вытянул на свет наручные часы. – Поздновато. Ну что, расходимся? Всё равно свидимся в выходные. А позвоню я – когда там? – в четверг. Поздравлю Лизу.
25
1 мая – праздник ландышей во Франции.
– Восьмое-то? В пятницу, по-моему.
– О-о-о, друг! – Сванье дятлом постучал ему по темечку, – перенюхал ты своего лака! У моей крестницы седьмого день рождения, а у твоей дочери понятия не имею. Спроси у неё сам да и запиши себе на лбу.
– Н-да… – почесал затылок Жиль. – А лучше сразу татуировку сделаю… да… вроде седьмого, чего это я?.. Ну ладно, звони тогда!
– Ага, вьехо, бывай…
Друзья обнялись и отбыли в разные стороны.
Этьен поплёлся искать такси, а Жиль постоял-подумал о своей досадной ошибке в дате: и опять ему мимолётом показалось, что праздник восьмого, а то, снова, что седьмого. А вот выбор разума был конкретным и совпадал с мнением Этьена.
«Уф-ф-ф, – замотал головой Жиль, стряхивая путаницу в кусты у дорожки, и пешком направился домой – идти-то было не больше пятнадцати минут. – Что-то я действительно поплыл совсем… Ну оторвёмся, так оторвёмся в уикэнд».
Жиль быстренько купил букет и, сияющий, как подросток, поспешил домой.
Он наискось пересёк пустой перекрёсток и пошёл по небольшой площади, на которой местами, из квадратных земляных отверстий, вставали деревца. Вдалеке, на Марсовом поле, толпа вяло загудела напоследок и жиденько поаплодировала концу светового представления. Вот и город уснул.
Сразу стало как-то гулко, пространство словно раздвинулось, а эхо собственных шагов глубоко улетало в прилегавшие проулки. Иногда оттуда или откуда-то сзади доносились отголоски таких же одиноких путников, шаркавших по тротуару.
Начало апреля – время не тёплое. Дыхание оседало в пар. Пришлось заслонить рукой горло и, покашливая, прибавить шагу. Наверняка дома уже ждал горячий ужин и чай. «Ничего, простыть не успею», – успокоил сам себя Ивон.
Будто над самым ухом засмеялась компания неугомонных подростков, и Жиль огляделся – но никого не было. Он понял, что хохот вылетел из окна, и побрёл дальше. Теперь, ненароком поглядывая вверх, он заметил в темноте красный уголёк сигареты и вспомнил неприятную новость мадам Ордонне: жена опять что-то от него скрыла. Но он снова попробует её раскрыть, успокоить; даст понять, что не будет ничего страшного, если она начнёт с ним делиться. Да хоть всем на свете. Да хоть самой мелочью. На каждое «отстань» он заобнимает её до смерти, а любое «не сейчас» будет беспощадно зацеловано.