Дырявые часы
Шрифт:
– Откуда тебе знать! – закричал мальчик. – Ты запрещаешь мне играть с Андрэ! Он не мог тебе рассказать!
– Хорошо-хорошо, будь по-твоему. Я просто так сказал. Вечером заедем в кафе, а пока играй на здоровье со своим Андрэ. Ну давай, беги… – И Кабо сам зашёл в кабинет, не дожидаясь Жиля, которому пришлось наскоро попрощаться с мальчиком и шмыгнуть следом.
– Простите, – бросил Кабо, не оборачиваясь. – Он болен. Не везде наука опередила болезни, что-то так и остаётся с нами навсегда… Выглядит он на семь-восемь, а ему уже двенадцать. Я бы и раньше вас пригласил,
– Да ладно, нормальный пацан. Смышлёный! – честно сказал своё мнение Жиль, и Феликс «понимающе» покивал, хотя всё понял по-своему.
– Спасибо… – ни к селу поблагодарил главврач, продолжая прятать взгляд. – Так зачем пожаловали?
– Как! Жену с дочкой увидеть! Расцеловать, наговориться!
– Ну-ну! Куда расцеловать! Я же прямо дал знать, что нельзя! – выпрямился Кабо, ощутив себя в своей тарелке.
– Не сообщили! – уверенно соврал Жиль.
– Странно… – прищурился Феликс. – Ну да пусть. Если это всё – поезжайте домой. Все ваши пожелания здоровья передадим, коли уж у мадам Фисьюре телефон сел.
– Мсье Кабо. Врач вы высшей пробы! Вы мне дочь подарили, сроду вас не забуду и, если узнаю, когда ваш день рожденья, буду каждый год вам здоровья желать. Доживёте до двухсот лет! Это вам! – Он протянул подарочную коробку под коньяк. По весу было видно: не пустую.
– Благодарю. Но что вам моё здоровье, лучше бы жену вашу поберегли!
– Десять минут, и не было меня тут!
– Перестаньте!
– Пять! – Ивон приложил бы руки к груди, кабы не пакеты. – Четыре с половиной!
– Да вы что! – подбросил повыше брови Феликс. – Дайте ей хоть три дня! Она даже вставать ещё не начала. Вы что не знаете: кто прямо ездит – в поле ночует.
Жиль не понял пословицу, и, как глухой, отрывисто и громко сказал:
– Ч-то?!
Главврач нахмурился:
– Так, молодой человек, мне некогда с вами вошкаться – дел полно. Давайте-ка на выход, живо!
– Но, но… А гостинцы?..
– Оставьте на посту с запиской. Всё. Давайте, давайте! – подгонял его к выходу главврач.
Растерянный Жиль еле успел ему всунуть в руки коньяк, прежде чем захлопнулась дверь.
– Хм… – только и выскользнуло у Ивона.
– Он так со всеми, если что не по его! – почему-то радостно сказал Андрэ, держа на запястье совиное перо, представляя, скорее всего, своего тёзку. – Андрэ говорит, что его папа для всех король, а он сам, Андрэ, – … дурак.
– Он ещё всем покажет! Шут иногда похитрее короля будет! Вот увидишь! А ты папу любишь, Андрэ? – поинтересовался Ивон, утопая в целлофановом шорохе и локтем тщетно пытаясь поправить съехавшие очки.
– Больше всех на свете! – гордо заявил мальчик, наверное стараясь, чтобы отец его услышал.
– Ты молодец, Андрэ! Просто молодец!
Жиль обнял мальчика, но тот смутился, не уловив, почему его похвалили, и просто стоял и хлопал глазами, а Жиль думал: «Эх, Этьен… эх, Кабо – да что вы понимаете!..»
Пия, не без помощи
Окончательно пришла в себя мамаша Фисьюре, когда к ней вбежала взволнованная Лулу:
– Вот ты лежишь, да лежишь, а за это время в стране произошёл страшный бунт! Кругом неразбериха!
– Это потому что все, как и я, потеряли счёт дням? – не отвлекаясь от кормления и любования дочкой, спросила Пия, но тут же встрепенулась: – Неразбериха?..
– Внезапная четверговая неразбериха! Когда закончишь, срочно собирайся и выходи к народу. Сам король у ворот!
Пия смекнула в чём дело и улыбнулась:
– Ну наконец-то! Я уж думала меня в острог на месяц посадили.
– Малышку я упакую, потом и вас проведу, мадам. А то вам ещё рановато одной слоняться в такое мятежное время.
– Ага… – кивнула Пия, глядя на ребёночка, – вот и король наш приехал – домой забирать.
Под руку с Нильдой молодая мама, налитая и уютная, спустилась к выходу. Кабо вроде назначал Пие витамины, а не наркотики, и всё же впереди…
Впереди действительно стоял король! Обыкновенный такой король в короне. Рядом с ним – шут в колпаке с перебинтованной ногой (из-за которой, по-видимому, он не кинулся помогать с сумками Лулу, копошившейся позади радостных женщин). Полсвиты даже не было знакомо дамам, остальные же, в основном, являлись коллегами с работы Жиля. Все с цветами, разной вкуснотой и при параде. «Вторая свадьба, что ль», – мелькнуло у Пии.
Король первым ринулся к сокровищу, и толпа перестала дышать. Крепко чмокнув жену, король-Ивон заглянул в свёрток. Там блестел его глазками Будильничек, морща, как мама, носик и выпячивая губки. Как же ярко запомнил Жиль это маленькое личико в солнечном свете! Как перевернулось всё внутри, и жизнь стала до краёв полной.
«Спасибо тебе, родная», – прошептал он и ещё раз благодарно и крепко расцеловал.
«Обращайтесь», – был ответ.
Со слезой в умилённом глазу король надел на голову Пие корону с надписью «мама» и принял на руки наследницу.
– Кучерявая шоколадка небось! – чрезвычайно весело вскричал шут. – Да и разрез глаз невелик, не так ли?
– Нет! – Повернулся к толпе корононосец с надписью «отец». – Моя! Вся в меня!
– Эх… – покачал головой шут. – Носатая, значит… и в очках…
Толпа взревела и бросилась навстречу! Тут перецеловались все и смешались в одну голосящую кучу щедрых объятий. Цветы все попомяли, ноги поотдавили, макияж поразмазали; толпа – она и есть толпа, чего с неё взять? Ликование вышло на зависть – ну точно появилась будущая королева Франции.
А развесёлый на людях Арлекин вдруг обращался в поникшего Пьеро, когда ненароком пересекался взглядом со своей Лулу-Коломбиной, к которой, увы, он так и не осмелился приблизиться. А вот Жиль перед отъездом вложил в руки Лулу красивую шкатулку. Девушка открыла её, но ничего не поняла: