Дюна
Шрифт:
— Ты прав, мысль действительно недостойная. Она вновь обхватила себя руками, вложенный в ножны крис прижался к ее плоти, напомнив об их неясной судьбе, которую он знаменовал собою.
— Скоро здесь будет большое кровопролитие, — сказала она. — Харконнены не успокоятся, пока или сами не сгинут, или не погибнет мой герцог. Барон не может простить моему Лето родовитости — королевской крови, сколько бы поколений ни отделяло герцога от предка в короне, ведь его-то титул происходит из гроссбуха КАНИКТ. Но причина этой вражды глубже, — ведь когда-то именно предок Атридесов добился осуждения Харконнена
— Старая вражда… — прошептал Юэ. И на мгновение острая ненависть пронзила его. Зачем он впутался в паутину этой старой распри? Это она убила его Уэнну… или, что еще хуже, обрекла ее на мучения в лапах Харконненов, и ему самому приходится теперь угождать барону. Старая вражда изломала не только его жизнь, исковеркала жизни самих Атридесов, вечно травила их своим ядом. По иронии судьбы роковой финал этой вендетты должен разыграться здесь, на Арракисе, единственной планете во всей вселенной, где добывали меланж, дающий здоровье и жизнь.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Я думаю о том, что теперь один декаграмм специи стоит на свободном рынке шестьсот двадцать тысяч солари. Чего только не купишь на такие деньги!
— Неужели и тебя проняла жадность, Веллингтон?
— Это не жадность.
— Что же тогда?
Он пожал плечами.
— Тщета, — он глянул на нее. — Вы помните вкус специи, когда пробовали ее впервые?
— Похож на корицу.
— И всегда разный, — сказал он. — Специя как жизнь — она обращается к нам новым лицом всякий раз, когда ты ее принимаешь. Некоторые предполагают, что она производит в организме рефлекторно-вкусовую реакцию. Тело само начинает понимать, что это вещество полезно, и воспринимает вкус как удовольствие… с легкой эйфорией. Как и саму жизнь, так и специю не удалось по-настоящему синтезировать.
— Я думаю, что уйти в изгои подальше за пределы Империи было бы умнее, — произнесла она.
Юэ понял: она не слушает его, и удивился. Конечно, но почему же тогда она не уговорила герцога на это? Ведь она могла, в конце концов, заставить его сделать что угодно.
Он быстро заговорил, это была правда, и к тому же слова его позволяли изменить тему разговора:
— Не будет ли с моей стороны слишком смелым, Джессика, если я задам один личный вопрос?
Внезапно смутившись, она прижалась к подоконнику:
— Конечно же, нет. Ты ведь мой друг.
— Почему вы не заставили герцога жениться на вас?
Вздернув голову, она обернулась, сверкнув глазами.
— Заставить его жениться на себе? Но…
— Мне не следовало спрашивать… — замялся он.
— Нет, — она пожала плечами. — Для этого есть политические причины… пока мой герцог не женат, любой из Великих Домов может надеяться на альянс. И… — она вздохнула, — убеждать людей, заставлять что-то делать против их воли… потом невольно глядишь на людские поступки с каким-то цинизмом. Он разрушает все, к чему бы ни прикоснулся. Я могла бы заставить его сделать это… но это был бы тогда не его поступок.
— Так, наверное, ответила бы и моя Уэнна, — пробормотал он. И в этом тоже была правда. Невольно он прижал свою ладонь ко рту, чтобы не проговориться. Никогда не был он еще так близок к признанию в своей тайной роли.
Но Джессика заговорила, и момент неуверенности
— К тому же, Веллингтон, в герцоге на самом деле уживаются двое мужчин. Одного я очень люблю… он обаятелен, остроумен, решителен… нежен — такого пожелает любая женщина. Другой же холоден, жесток, придирчив, эгоистичен… подчас леденит, как зимняя вьюга. Все это воспитал в нем отец. — Лицо ее исказилось. — Если бы только этот старик умер, едва мой герцог родился!
В наступившем молчании было слышно, как дуновение вентилятора пошевеливало жалюзи. Наконец она глубоко вздохнула и сказала:
— Лето прав, эти комнаты много уютнее, чем в других уголках дома. — Она обернулась, обвела комнату взором. — Если ты извинишь меня, Веллингтон, я хочу глянуть еще разок на это крыло прежде чем распределять комнаты.
Он кивнул:
— Конечно, — а потом подумал: «Если бы только у меня была возможность не делать того, что придется!»
Джессика уронила руки, пересекла зал, постояла мгновение в нерешительности, а затем вышла. «Все это время он что-то таил, умалчивал о чем-то, — подумала она. — Вне сомнения, щадил свои чувства. Он хороший человек. — Она снова заколебалась и едва не вернулась к Юэ, чтобы выпытать у него этот секрет. — Но тогда ему станет стыдно… он испугается, когда поймет, что настолько открыт. К собственным друзьям следует относиться с большим доверием».
***
Многие отметили скорость, с которой Муад'Диб приспособился к нуждам Арракиса. Конечно, Бинэ Гессерит знают причину такой быстроты. А для остальных достаточно знать, что Муад'Диб учился быстро потому, что его с самого детства научили учиться. Первый урок в том-то и состоял, что он может выучиться. Просто удивительно, сколько людей не верят в то, что смогут учиться, но еще больше считают, что учиться трудно. Муад'Диб знал, что в каждом жизненном опыте кроется свой урок.
Пол прикидывался спящим. Оставить снотворную таблетку доктора Юэ в ладони и изобразить, что проглотил ее, было несложно. Пол подавил смешок. Даже мать поверила, что он спит. Тогда ему захотелось было вскочить и попросить у нее разрешения осмотреть дом, но он понимал, что она станет возражать. Вокруг еще был хаос. Нет. Такой способ лучше.
«Если я выскользну, не спросив разрешения, то не нарушу запрета. И буду оставаться в доме, в безопасности».
Он слыхал, как мать и Юэ переговаривались в соседней комнате. Слов он различить не мог… впрочем, речь шла о специи, Харконненах. Голоса то слышались, то затихали.
Внимание Пола привлекла к себе резная панель в изголовье кровати. Под привернутой к стене декоративной панелью скрывались устройства управления функциями комнаты. На деревянной панели рыба выпрыгивала из коричневых волн. Если нажать на глаз рыбы, он знал, в комнате вспыхнут лампы. Поворотом одной из волн включалась вентиляция. Другая волна меняла температуру.
Пол спокойно сел в кровати. Слева у стены высился высокий книжный шкаф. Его можно было сдвинуть в бок, при этом открывался клозет с полками по одну сторону. Ручка двери, ведущей в зал, была сделана в виде рукоятки управления орнитоптера.