Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье
Шрифт:
Игра Бильбо с Горлумом в загадки, по сути, как раз и относится преимущественно к этой последней категории позабытых вещей, ведь само понятие испытания загадками и некоторые из таких загадок встречаются еще в древней и дворянской литературе Северного мира, восстановленной в XIX веке учеными — предшественниками Толкина. Горлум загадывает пять загадок, а Бильбо четыре (пятый его вопрос — «Что такое у меня в кармане?» — нельзя считать загадкой), и несколько из этих девяти имеют вполне определенные и древние корни. Наверное, корни есть у них у всех — в своем письме в «Обсервер», написанном в 1938 году (см. «Письма», № 25), Толкин на это намекает, и в издании «Хоббита» 1988 года с комментариями Дугласа Андерсона многие из них раскрываются, — но загадки Горлума, в отличие от загадок Бильбо, обычно более древние.
Так, последняя загадка, загаданная в тот момент, когда «подоспело время спросить что-нибудь действительно непосильное и устрашающее», взята из древнеанглийской поэмы об игре в загадки, точнее о состязании в мудрости между Соломоном и Сатурном. Сатурн, который представляет
Сжует железо, сталь сожрет
И скалы в порошок сотрет,
Мощь городов, власть королей
Его могущества слабей.
Загадка Горлума о рыбе —
Без воздуха живет она
И, как могила, холодна,
Не пьет, хотя в воде сидит,
В броне, хотя и не звенит —
перекликается с загадками, загаданными во время состязания в мудрости, описанного в древнескандинавской «Саге о конунге Хейдреке Мудром» (она много лет спустя вышла под редакцией сына Толкина, Кристофера), а один из образов в ней заимствован из средневековой вустерширской поэмы Лайамона «Брут, или Хроники Британии», которую Толкин очень любил: павшие воины лежат на дне реки и в своих кольчугах кажутся похожими на странных рыб.
Загадка Горлума про темноту — «покаверзнее» — тоже имеет аналог в «Соломоне и Сатурне», хотя ответ на нее не «темнота», а «тень», как позднее вспомнил Толкин. Жестокие и мрачные загадки Горлума прочно ассоциируются с древним миром, описанным в эпосе и сагах, — миром героев и мудрецов.
Но Бильбо тоже умеет играть в эту игру, хотя характер и происхождение его загадок совсем иные. Три из них — про зубы, яйца и «безногую» — взяты из традиционных детских потешек (их варианты опубликованы в издании «Хоббита» с комментариями). Но вот откуда взялись сами эти потешки? Толкин, разумеется, задавался этим вопросом, который непосредственно связан с упомянутым выше тезисом о происхождении сказок, задолго до того, как начал писать «Хоббита». В 1923 году он опубликовал расширенную версию известной потешки про Лунного Деда — «Как Лунный Дед поспешил на обед», — которая в итоге была включена в сборник «Приключения Тома Бомбадила» под номером шесть. В том же году он напечатал стихотворение «Кот пиликает на скрипке: разбор детской потешки и разоблачение ее скандальной тайны» (The Cat and the Fiddle: A Nursery Rhyme Undone and its Scandalous Secret Unlocked); впоследствии оно было использовано во «Властелине колец» в качестве хоббитовской песни, которую поет Фродо в «Гарцующем пони» в Пригорье, а также вошло в «Приключения Тома Бомбадила». Позднее, в 1949 году, была опубликована короткая сказка «Фермер Джайлз из Хэма» (которая изначально была написана примерно в тот же период, что и «Хоббит») — она вся построена на детских потешках, песенках про Старого короля Коула и про «всю королевскую конницу, всю королевскую рать». В письме к Стэнли Анвину в 1938 году (см. «Письма», № 28) Толкин упоминает о том, что его друг и коллега по Оксфордскому университету окончил длинную «повесть в четырех книгах, написанную рифмованным стихом» под названием «Старый король Коэль» — именно Коэль, а не Коул, поскольку речь идет о короле из древней валлийской традиции.
Может показаться удивительным, что кто-то готов отдавать столько времени и сил каким-то детским песенкам, если не воспринимать их всерьез. Но за всеми этими воспоминаниями и переписываниями стоит убеждение ученого-филолога: как детские сказки об эльфах и гномах давным-давно были связаны с той эпохой, когда такие существа были реальными для взрослых и поэтов, так и современные детские загадки и потешки являются последними порождениями древней традиции. Кроме того, Толкин, как обычно, попытался преодолеть временной разрыв — в данном случае он создал версию детской загадки о яйцах на древнеанглийском (англосаксонском) языке. Ее он также опубликовал в 1923 году как одну из «Двух недавно обнаруженных англосаксонских загадок» (Enigmata Saxonica Nuper Inventa Duo). В ней десять строк, и начинается она словами:
Meolchwitum sind marmanstane
wagas mine wundrum fraetwede…
(«изукрашены стены мои
млечно-белого мрамора камнем…»).
Можно сказать, что примерно так должны были выглядеть предки современных детских загадок. Это (см. выше стр. 26) «загадка, отмеченная звездочкой».
То есть когда Бильбо отвечает на древние загадки Горлума современными, они не так уж далеко отстоят друг от друга. Как много лет спустя сказал, обращаясь к Фродо, Гэндальф (правда, к тому времени образ Горлума претерпел значительные изменения), они «понимали друг друга
Кроме того, после состязания Бильбо становится обладателем кольца: в «Хоббите» это еще не Кольцо Всевластья, но уже источник мощной силы, благодаря которому гномы волей-неволей начинают уважать хоббита. К тому же он обладает еще двумя свойствами. Одно из них — удачливость. Гномы отмечают ее не раз: так, провожая Бильбо в туннель, ведущий в логово дракона, Торин отзывается о нем так: «исполненный отваги и находчивости, поражающими несоразмерностью с его небольшим ростом, и, если я могу так выразиться, наделенный запасом удачливости, который превышает обычный, отпущенный судьбой» (глава 12). Ранее, когда Бильбо спас гномов от пауков, «они поняли, что кроме везения и кольца у него еще есть смекалка и без нее ничего бы не вышло» (глава 8).
Эта убежденность в том, что удачливостью можно обладать, как имуществом, и даже отдавать или передавать ее, на первый взгляд кажется типично гномовской, то есть старомодной, предшествовавшей современности: она уместна, например, в скандинавской саге, где приносить удачу и неудачу могут плащи, оружие и люди. Однако теперь люди относятся к везению иначе. Впрочем, так ли это?
На самом деле, суеверия в отношении удачи по-прежнему на удивление широко распространены: это одна из постоянных подтем в обширном цикле исторических романов Патрика О’Брайана, действие которых происходит в XIX веке; впрочем, надо отметить, что они определенно представляются как убеждения низшего звена, необразованных матросов, а не офицеров (вычленить все упоминания удачи из двадцатитомника О’Брайана о похождениях Обри и Мэтьюрина было бы непросто, но отметим самый характерный отрывок из девятой главы романа 1982 года «Миссия в Ионическом море» (The Ionian Mission), где «удача» отделяется от «случая, обычной прихоти фортуны» и представляется как «совершенно иное явление, имеющее чуть ли не религиозную природу»).
Возможно, Толкин думал, что само слово luck (удача) происходит из древнеанглийского языка (по мнению составителей Оксфордского словаря, «этимология этого слова… неясна», однако см. ниже стр. 251) и что это еще один пример того, как древнее убеждение незаметно дожило до современности (прямо как хоббиты). Как и в случае с загадками, «удачливость» Бильбо делает его несколько более пригодным для жизни в сказочном мире и при этом совсем не противоречит его образу современного англичанина.
Еще одно качество Бильбо, отмеченное выше Торином, — отвага, которую он проявляет вновь и вновь. Однако этот вид или тип отваги совершенно не похож на героическое или агрессивное поведение его спутников, их союзников и противников. Бильбо так и не научился драться с троллями, стрелять в драконов или побеждать в бою. Во время битвы пяти армий, уже достигнув своего расцвета, Бильбо остается в стороне: «роль его тогда была весьма незначительна. Собственно говоря, он с самого начала надел кольцо и исчез из виду, не избавившись, однако, полностью от опасности». Но после встречи с Горлумом и бегства от гоблинов Бильбо уже демонстрирует определенное мужество, сравнимое с мужеством гномов и даже превосходящее его. Теперь, когда у него есть кольцо, не должен ли он «вернуться в кошмарные туннели и разыскать своих друзей»? «Только он пришел к решению, что это его долг», как услышал голоса гномов, препирающихся по поводу того, надо ли вернуться и поискать его; по крайней мере один из них был против: «Коли еще идти обратно искать его в темных туннелях, так плевать я на него хотел». Конечно, Гэндальф мог заставить их передумать, но здесь Бильбо впервые показывает свое превосходство перед спутниками. Его отвага не агрессивна и не импульсивна. Она сосредоточена внутри, не явлена постороннему взору, основана на чувстве долга — и абсолютно современна: ни в «Беовульфе», ни в «Эдде», ни в скандинавских сагах нет ничего подобного. И все же это своего рода мужество, и даже героям и воинам надо научиться его уважать.
Гномы и впрямь начинают уважать Бильбо с этого момента, и Толкин отмечает этапы его роста. В главе 6 «Бильбо сильно вырос в глазах гномов». В главе 8 «кое-кто даже поклонился ему до земли», а в главе 9 «он [Бильбо] очень высоко вознесся во мнении Торина». В главе 11 ему лучше, чем остальным, удается сохранять присутствие духа, а к главе 12 «хоббит вырос в их глазах до настоящего вожака». Все это не мешает гномам возвращаться к своему прежнему мнению о нем («какой толк было посылать хоббита?»), и значительную часть времени он по-прежнему является пассажиром, как в сценах с Беорном. Однако автор все больше подчеркивает мужество Бильбо, которое всегда проявляется в одиночестве, всегда в темноте. Бильбо убивает гигантского паука «в темноте, в одиночку» и чувствует себя «совсем другим — более храбрым и беспощадным». После этого он дает имя своему кинжалу: «Отныне я буду называть тебя Жалом[20]» — это больше подобает герою саги, нежели современному буржуа. Но главный момент величия он переживает, когда, заслышав храп дракона Смога, продолжает идти по темному туннелю, совсем один: