Джайв с манекеном
Шрифт:
Змей зорко посмотрел на меня и даже сигарету отложил в сторону.
– Это ты о чем? – подозрительно спросил он.
– Тебе что, ничего не кажется странным?
– То есть?
Я вздохнула.
– Нам предъявили окровавленное платье. Ты сам говорил, убийца должен был переодеться. Так?
– Так.
– И где, по-твоему, Настя набросилась на Льва?
– Рассуждая логически там же, за домом, – прищурился Змей. – Камеры туда не смотрят.
– Вот именно. А теперь суммируем. Предположим, что убийство произошло за домом, подальше от толпы.
– Ну.
– Гну. А теперь подумай. Убийство происходит в уединенном месте, не просматриваемом с камер. Знала ли Настя об этом? Теоретически могла. Вообще, ее болезнь очень удобна. Любой проступок можно списать на припадок, а потом отговориться амнезией. Причем абсолютно любой член семьи мог списать на девочку свои грехи. А что? Она ничего не сможет опровергнуть. Все знают, на что она способна в минуты помешательства. Может быть, Лев Борисович ушел за дом не за Настей?
– К чему ты клонишь? – недовольно спросил Змей. Я помедлила, а потом рассказала о подслушанном разговоре.
– Ты поэтому в баню поперлась?
– Да.
– Нашла что-то?
– Нет.
В его глазах вспыхнуло недоверие. Добродушная маска сползла во мгновение ока, передо мной снова сидел хищник.
– А с кем он там был, ты не видела?
– Нет. Знаю только, что с женщиной.
Чайник засвистел и стал плеваться кипятком. Я налила чаю себе и Змею, взяла конфету и сунула ее в рот. Змей молча размешивал сахар, буравя взглядом столешницу.
– Ты все сказала?
– Нет. Есть еще одна деталь, которую я хотела бы прояснить. Нож вы нашли?
– Нет, – помотал головой Змей. – Валяется поди где-нибудь в сугробе. До весны точно не найдем, вон какой снегопад был.
– Убив Льва Настя вся вывозилась в крови. Так?
– Ну…
– И Марина показала нам платье. Так?
– Ну…
– Ты все-таки туповат для своей профессии, – разозлилась я. – Или на тебя затмение какое-то нашло?
– Чего это?
– Того это. Она что, по-твоему, раздетая на улице бегала? Почему потом, перед фейерверком ее видели все, включая меня, в ее белой шубке, на которой не было ни пятнышка?
– Да, ты права, – медленно произнес Змей. – Она действительно бегала рядом в чем-то белом. Пожалуй, горничная становится интересным свидетелем.
Я промолчала. На мой взгляд, в этом милом семействе все хранили тайны, и если Змей хочет помочь другу разобраться в этом, ему придется потрудиться. Помогать ему открыть этот ящик Пандоры я пока не собиралась, решив приберечь козыри до лучших времен.
Он курил, о чем-то сосредоточенно размышляя, а потом поднялся с гаденькой улыбкой.
– Ну, что ж, поели-попили, пора и в койку.
Я не поверила своим ушам.
– Ты что, с ума сошел?
– Это ты с ума сошла, если думаешь, что я от тебя просто так уйду. За тобой глаз да глаз нужен. Выпустишь тебя, а ты – фьють – и на Канары. Ищи потом. Пойдем-ка, дорогая, в спаленку, а то мне аж
Глаза у него были дурными. Мне стало страшно.
Невзирая на мое жалкое сопротивление, все повторилось почти в точности, оставив гадкое дежавю. И разница была лишь в моей обреченной покорности, и его ненасытности. А еще он меня целовал. Я уворачивалась, как могла, но все время чувствовала жаркие поцелуи сухих губ, касавшихся моего лица. А он рычал как зверь, и его мощное тело резко двигалось вперед-назад бешеным маятником, заставляя меня двигаться вместе с ним. Чувствуя его в себе, я ненавидела его еще сильнее. Все было почти так же, как накануне. Но я больше не плакала, не убегала, когда он насытился и уснул, голый, горячий, прижав меня своей ручищей.
Я пролежала неподвижно с час, прислушиваясь к его ровному дыханию. Потом вылезла из постели и крадучись направилась к дверям и только там обернулась.
Он смотрел прямо в глаза и улыбался, неприятной, опасной улыбкой скалившегося волка.
Я убила бы его, если б смогла. Но не стала даже пытаться. Он встал, подошел вплотную и вдруг обнял. А я стояла, прижатая к его груди, надеясь, что он оставит меня в покое. Чтобы выбросить из головы такой навязчивый образ, я повторяла слова песни любимой артистки, вспомнив, как в Париже ходила на ее концерт, и черпая в них странное утешение.
…Le droit que je te dois, je danse et je me bats
Mais comment dire a qui, a quoi, a qui je suis
Quand de n'appartenir qu'a toi est le d'efi
Et si je te disais qu'il n'y a pas que toi
Je danse et tu te bats
Je danse et tu te bats…
…Но как сказать, кому и как я принадлежу,
Когда принадлежать кому-то, кроме тебя, это вызов,
Если бы я только сказала, что ты – единственный,
Я танцую, а ты сражаешься,
Я танцую, а ты сражаешься…
Lara Fabian «Tango»
Змей ушел только на следующее утро. Перед уходом он снова захотел заняться со мной сексом. Я говорю сексом, потому что любовью там и не пахло, однако его настроение изменилось. Это невозможно было не почувствовать. Я не нашла сил отказать. Впрочем, не могу утверждать, что он остался доволен. Я не сделала ни единого движения, так что ему пришлось стараться за двоих, и этот факт не мог не задеть.
– Чувствую себя каким-то некрофилом, – раздосадовано заявил он, слезая с меня.
– Правильно, – мрачно согласилась я. – Потому что рядом с тобой умирает все живое.
– Все скалишься? Ладно…
Он встал с дивана, почесал себя за ягодицу и натянул штаны. Валявшиеся на полу трусы были по-простецки засунуты в карман. Змей поискал носки, рубашку и стал неторопливо одеваться.
– Поехал я, – сообщил он будничным тоном.
– Скатертью дорожка.
– Не вздумай смыться. Я ребят пришлю, чтобы они тебя пасли. Мимо них мышь не проскочит.