Джефферсон
Шрифт:
Джефферсон взял перо и коряво, буква за буквой, вывел на листе бумаги:
«Дорогая мадам! Исполнив свою печальную обязанность, посадив вас в карету у павильона Сен-Дени и увидев, как колёса пришли в движение, я повернулся и — полуживой — побрёл к противоположной двери, к ожидавшему меня экипажу».
Нет, надо было унестись прочь из этого печального октябрьского дня, на два месяца назад, в тёплое августовское утро, обещавшее лишь обычную цепочку лёгких визитов и мимолётных встреч с парижскими знакомыми.
Джон Трамбалл — вот кто был во всём виноват!
Молодой американский художник приехал
— Там завершено строительство нового крытого рынка, — объяснял он. — Вы же не только дипломат, но и архитектор. Вам будет интересно взглянуть на конструкцию огромного деревянного купола.
— Дорогой Джон, мой день расписан по часам, намечено много важных встреч. И уж конечно, я никак не могу пропустить обед у герцогини Данвиль.
— Час ещё ранний, мы успеем вернуться к полудню. Кроме того, я хочу познакомить вас со своими лондонскими друзьями, мистером и миссис Косуэй. Они много слышали о вас и тоже очень хотели бы встретиться. Оба художники, весьма талантливые. А Мария вдобавок поёт и сочиняет музыку. Уверен, она вам понравится.
Коварный Трамбалл! Выбрал такое заурядное, повседневное слово — «понравится». Не мог честно сказать: ослепит, заворожит, пронзит сердце, затуманит разум.
Да, именно так: появление Марии внесло раздор в отношения между его разумом и его сердцем. Нужно описать происходившее как диалог между этими двумя.
Джефферсон опять взял перо непривычными пальцами левой руки и продолжил послание:
«РАЗУМ (обращаясь к Сердцу): В тот день, пока я пытался привлечь твоё внимание к архитектурным деталям купола нового рынка, ты только строило планы, как избежать расставания с супругами Косуэй. Гонцы с лживыми посланиями, отменявшими намеченные встречи, были разосланы всем знакомым. Ты даже осмелилось сообщить герцогине Данвиль, что в последний момент пришли важные дипломатические депеши, которые требовали принятия срочных мер, что лишает нас возможности явиться к ней на обед. Ты требовало у меня, чтобы я придумал более убедительную отговорку, но я не желал быть замешан в этом обмане. А ты увлекло новых знакомых на обед в Сен-Клу, потом на фейерверки на улице Сен-Лазар, потом в гости к Крумхольцам, где жена Джулия услаждала вас игрой на арфе до позднего часа. Если бы день был долгим, как лето в Лапландии, ты бы ухитрилось заполнить его новыми развлечениями, лишь бы вам не расставаться».
Брюзжание Разума воспроизводить было нетрудно. Но и ответный монолог Сердца полился на бумагу легко и вдохновенно.
«СЕРДЦЕ: Говори, говори, вспоминай этот день! Всё выглядело ослепительно прекрасным. Зелёные холмы по берегам Сены, радуга над дворцом в Сен-Жермене, сады, статуи. А развалины старинной башни с винтовой лестницей внутри, по которой королева Екатерина Медичи со своим звездочётом поднималась
Джон Трамбалл рассказал Джефферсону, что супруги Косуэй в Лондоне владели домом, заполненным живописными полотнами, элегантной мебелью, японскими ширмами и веерами, персидскими коврами, мозаичными столиками с инкрустациями из яшмы и перламутра, музыкальными часами, вделанными в черепаховый панцирь, и прочими редкостями. Их салон посещали аристократы и художники, а воскресными вечерами устраивались музыкальные представления, на которых Мария развлекала гостей игрой на арфе и пением итальянских песен.
В художественном мире репутация обоих была очень высока. Они выставлялись в академии, были близки с такими знаменитостями, как Джошуа Рейнолдс и Томас Гейнсборо, а наследник трона принц Уэльский заказывал Ричарду Косуэю миниатюрные портреты своих возлюбленных. Среди лондонских повес и ловеласов Ричард также был известен тем, что изготавливал табакерки, расписанные эротическими сценами, которые тайно продавал за большие деньги. Его манеры и речь до такой степени были окрашены преувеличенной светской любезностью, что их можно было считать проявлением искренности. «Да, я даже не пытаюсь притворяться правдивым и откровенным». Сразу можно было заметить, что близость, если она когда-то и была между супругами Косуэй, уже давно испарилась в водовороте светской жизни.
После первого дня, проведённого вместе, последовали другие, заполненные посещениями Лувра, Версаля, Королевской библиотеки, новой церкви Святой Женевьевы. Вместе с Джоном Трамбаллом они посетили мастерские художника Давида и скульптора Гудона. По поручению ассамблеи Виргинии Джефферсон заказал Гудону бюст Лафайета, который должен был быть установлен в парижской мэрии как дар благодарных виргинцев герою, защищавшему их от британцев. А Континентальный конгресс выделил тысячу гиней на создание статуи Вашингтона, и Джефферсон уговорил знаменитого скульптора совершить для этой цели путешествие в Америку.
Вскоре Ричард Косуэй должен был приступить к выполнению тех заказов, для которых он приехал в Париж, и ошеломлённый своей удачей Джефферсон смог остаться с Марией один на один, показать ей свои любимые места в Париже и окрестностях. Ей особенно понравился идиллический парк Дезерт де Рец, украшенный гротом, развалинами готической церкви, китайской пагодой, храмом бога Пана. Ах, какой был бы восторг, если бы он смог пересечь с ней океан и открыть для неё красоты родной Виргинии!
Левая рука старательно продолжала выводить на бумаге нежные каракули.
«СЕРДЦЕ: А разве это невозможно? Где, как не в Америке, талантливая художница найдёт пейзажи, достойные её карандаша и кисти? Ниагарский водопад, причудливая вулканическая арка, образовавшая мост через реку Джеймс, ущелье Потомака, разрезающее Голубые горы! И наше родное Монтичелло, где природа разостлала свой богатейший покров из лесов, скал, холмов, рек. Мы будем вместе созерцать сверху все чудеса Творения у наших ног: облака, снег, град, дождь, радугу. А солнце, встающее из водных глубин, будет золотить отроги дальних вершин».