Джек и Фасолька
Шрифт:
— Будет неприлично, — сказала Сьюзен мрачно, — если Джоанны там не будет.
— Где не будет?
— На свадьбе, — сказала Сьюзен, — она ведь фактически выросла вместе с Дейзи, ты знаешь, теперь ее мать выходит замуж и, я знаю, она…
— Нет, — сказал я, — извини.
— Что?
— Я не хочу лишаться еще одного уик-энда.
— Я еще ничего не сказала.
— Уже сказала. И мой ответ — нет.
— Свадьба в субботу. Думаю, я могла бы привезти к тебе Джоанну утром в воскресенье…
— Нет.
— Это так много для нее значит, Мэтью.
— Сомневаюсь. Но если она
— Его имя Джошуа Розен, — холодно сообщила Сьюзен, — он оказался евреем.
— Очень приятно, — сказал я, — но меня не очень заботит, даже если папа римский женится на бродяжке Дерек. Последний раз я видел Джоанну…
— Ты знаешь, кто ты? — И Ведьма понеслась на помеле, оставляя за собой огненный хвост и запах серы. — Ты настоящий сукин сын. Самая близкая подруга твоей дочери на всем белом свете…
— Дейзи Робинсон вовсе не самая близкая подруга Джоанны. Сьюзен, я совсем не собираюсь тебе что-то доказывать, понятно? Если Джоанна на самом деле хочет пойти на свадьбу…
— Она хочет пойти!
— Тогда пусть позвонит мне сама. Если она честно хочет пойти, я…
— Ты будешь давить на нее, да?
— Нет, я не буду давить на нее. Все, что ей нужно сделать, это сказать: «Папа…»
— «Папа», — усмехнулась Сьюзен, как будто это слово, исходящее из моих губ, было настоящим богохульством.
— Я ее отец, — сказал я с некоторой гордостью.
— Какой ты отец! — сказала Сьюзен. — Лишаешь ее возможности…
— Нет. Если она хочет пойти, она должна сказать мне об этом сама.
— Иногда я удивляюсь, почему Бог создал тебя таким сволочным человеком, — сказала Сьюзен.
— Просто попроси ее позвонить мне, хорошо? — сказал я и положил трубку.
У меня дрожали руки, я всей душой ненавидел эти стычки со Сьюзен. Меня все еще трясло, когда Синтия постучала в дверь и вошла в кабинет.
Кто не знаком с Синтией Хьюлен, с ее острым умом, принимает ее за пляжную бездельницу. Все свободное время она проводит на свежем воздухе — плавание, гребля, охота, садоводство и тому подобное, — она стала самой загорелой и белокурой женщиной во всей Калузе. Я думаю, даже в дождливые выходные она не сидит дома. Синтии всего двадцать пять лет, а у нее хватка настоящего адвоката, которой завидовали многие в наших небольших конторах. Бывало, Фрэнк или я искали что-нибудь в определенном разделе законов Флориды, судорожно перелистывая страницы, а Синтия внезапно, как бы по наитию свыше, преподносила то, что мы искали, — «Совращение малолетних, раздел 827.03», хотя она никогда в жизни не изучала законов и пришла к нам сразу после того, как получила степень бакалавра. Фрэнк и я советовали ей поступить в юридическую школу, обещая взять ее в фирму, как только она сдаст экзамены в адвокатуру Флориды. Но Синтию вполне устраивало быть тем, кем она была. О ее личной жизни я знал очень мало. Карл Дженнингс, самый молодой адвокат в нашей фирме, сказал мне по секрету, что она жила с бродячим исполнителем народных песен на Сабал-Кей. Я сказал, что не хочу больше ничего слышать об этом. Все, что Синтия делала в свое свободное время, на солнце или без него, это ее личное
Она посмотрела мне в лицо.
— Я больше никогда не соединю ее с вами, — сказала она. — Никогда.
— Мы очень редко беседуем.
— Я хотя и не видела ее, но ненавижу заочно, — сказала Синтия, качая головой. — Ваш автомобиль здесь. Механик ждет на улице, он хочет знать, вы расплатитесь сейчас или лучше прислать счет?
— Попросите их прислать счет. Что он сделал?
— Поставил новый аккумулятор и поменял ремень вентилятора.
— Зачем?
— Он сказал, что старый порвался.
— Он исправил «дворники»?
— Он ничего не говорил про «дворники».
— Значит, я забыл сказать про них.
— Вы хотите, чтобы он забрал машину назад? Исправить…
— Нет, нет. Не забудьте взять у него ключи.
— Хорошо. Да, там одна леди хочет вас видеть, мисс Мак-Кинни.
— Вы хотели сказать миссис Мак-Кинни?
— Мисс Мак-Кинни, — повторила Синтия, — примерно моего возраста, как мне кажется, высокая, приятная и почти такая же светловолосая, как я. Она сказала, что у нее к вам личное дело.
— Попросите ее войти.
— Она в пляжном наряде, — добавила Синтия и подмигнула.
Санни Мак-Кинни была одета не совсем по-пляжному, но и не так, как подобает для визита к адвокату. У всех есть свои любимые цвета, у ее матери — белый, у нее — фиолетовый. На ней была просторная блуза, фиолетовые сандалии и короткие фиолетовые штанишки, из-за чего ее загорелые ноги выглядели очень длинными. На плече висела та же фиолетовая сумка на длинной ручке, с которой она была у меня в прошлую пятницу. Светлые волосы были собраны на затылке и скреплены серебряной заколкой. Она выглядела очень нервной, и, думаю, не потому, что чувствовала себя в чехле для платья.
— Привет, — сказала она. — Надеюсь, вы не возражаете, что я врываюсь к вам таким образом?
— Ничего страшного, — ответил я.
— Я делала кое-какие покупки и решила зайти.
— Не хотите присесть?
— С удовольствием, — сказала она и села на стул напротив моего стола, положив ногу на ногу.
— Итак, что вы затеяли?
— Прежде всего я хочу извиниться за вечер в пятницу. За пользование бассейном, я имею в виду. И за попытку окрутить вас. Я поняла, что это был пустой номер. Вы настолько стары, что можете быть мне отцом.
От такого извинения я почувствовал себя глубоким стариком, но это, я уверен, не входило в ее намерения. Я сказал про себя, что если только я не произвел ее на свет в пятнадцатилетием возрасте, то отцом ее быть не могу. Но не стал ничего говорить.
— Это первое, — подчеркнула она. — Я в самом деле огорчена своим поведением в тот вечер.
— Ладно.
— Не будете возражать, если я закурю?
— Пожалуйста, курите.
Она порылась в сумке, нашла сигареты, вытряхнула одну из пачки и поднесла к ней фиолетовую одноразовую зажигалку. Все выдержано в одних тонах. Рука, державшая зажигалку, дрожала так же сильно, как мои руки после перепалки со Сьюзен. Она выпустила облако дыма. Я подтолкнул ей пепельницу.