Джек Ричер, или Гость

Чайлд Ли

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Ричер.

– Итак, почему вы перестали звонить мисс Джейкоб?

– Это касается только меня.

– Нет, это касается всех, – возразил Дирфилд. – В первую очередь это касается мисс Джейкоб, я прав? И меня тоже. Так что расскажите мне все. И не спешите радоваться, Ричер, что вы уже выбрались из глухого леса. Несомненно, Петросян был тем еще мерзавцем, но его смерть по-прежнему остается убийством, и мы можем повесить на вас очень убедительное обвинение на основании того, что в тот вечер вас видели

в переулке два заслуживающих доверия свидетеля. Можно будет предъявить обвинение в сговоре с неизвестными лицами. Если вести дело аккуратно, вы проведете в тюрьме два года, лишь дожидаясь судебного разбирательства. Быть может, присяжные в конце концов вас и оправдают, но кто может знать наперед, что придет в голову присяжным?

Ричер ничего не ответил. Джоди встала.

– Мистер Дирфилд, немедленно покиньте эту квартиру, – сказала она. – Я все еще представляю интересы мистера Ричера, и здесь не место для подобных разговоров.

Медленно кивнув, Дирфилд огляделся вокруг, словно впервые заметил обстановку кухни.

– Да, разумеется, мисс Джейкоб. Так что, вероятно, нам придется продолжить этот разговор в более подходящем месте. Возможно, завтра, возможно, на следующей неделе, возможно, в следующем году. Как правильно заметил мистер Блейк, нам известно, где вы живете.

Он развернулся. Песок на его ботинках громко захрустел в тишине. Его шаги удалились через гостиную; входная дверь открылась и захлопнулась.

– Значит, ты убрал Петросяна, – сказала Джоди.

– Я его даже пальцем не тронул, – возразил Ричер.

Она покачала головой.

– Эти отговорки оставь для ФБР, ладно? Ты подстроил, организовал, спровоцировал его смерть – не знаю, как правильнее это назвать. Ты его убрал – это верно так же, как если бы ты сам выстрелил в него.

Ричер промолчал.

– А я предупреждала тебя не делать этого, – продолжала Джоди.

– Бюро ничего не сможет доказать.

– Неважно. Разве ты не понимаешь? Оно может попробовать доказать. И Дирфилд не шутил насчет двух лет за решеткой. Обвинение в бандитских разборках? Любой суд поддержит его обеими руками. Никаких освобождений под залог, постоянные переносы рассмотрения дела, прокурор будет потирать руки от радости. Это не пустая угроза. Ты у ФБР в руках, о чем я тебе уже говорила.

Ричер молчал.

– Зачем ты это сделал?

Он пожал плечами.

– По многим причинам. Сделать это нужно было обязательно.

Наступило длительное молчание.

– А мой отец согласился бы с тобой? – наконец спросила Джоди.

– Леон? – сказал Ричер. Его мысли вернулись к фотографиям из папки Козо. Свидетельствам творчества Петросяна. Снимки убитых женщин, уложенных в позы фотомоделей из модных журналов. Изувеченных, растерзанных. – Ты шутишь? Леон поддержал бы меня, не раздумывая ни секунды.

– И сделал бы то, что сделал ты?

– Скорее всего.

– Да, вероятно, ты прав, – согласилась Джоди. – Но посмотри вокруг себя.

– Что я должен увидеть?

– А что ты видишь?

Ричер

огляделся.

– Квартиру.

– Мою квартиру, – кивнула она.

– Ну и?

– Я что, родилась и выросла здесь?

– Разумеется, нет.

– А где я выросла?

Он пожал плечами.

– Как и я, на военных базах, разбросанных по всему свету.

– Где мы с тобой познакомились?

– Ты сама прекрасно это знаешь. В Маниле. На военной базе.

– Помнишь то бунгало?

– Конечно, помню.

– И я тоже помню, – сказала Джоди. – Крохотное, пропитанное вонью, с тучами тараканов размером с ладонь. И знаешь что? Это было лучшее место, где я жила в детстве.

– И?

Она указала на свой кожаный чемоданчик, набитый юридическими бумагами.

– Что это?

– Твой чемоданчик.

– Совершенно верно. Не винтовка, не карабин, не огнемет.

– И что?

– А то, что теперь я живу в квартире на Манхэттене, а не на военной базе и вместо стрелкового оружия ношу чемоданчик.

Ричер кивнул.

– Мне это прекрасно известно.

– А знаешь почему?

– Полагаю, потому, что ты этого хочешь.

– Вот именно. Потому что я этого хочу. Я сделала сознательный выбор. Сама. Я выросла в армии, как и ты, и, если бы захотела, могла, как и ты, стать военным. Но я не захотела. Я захотела учиться в университете, на юридическом факультете. Я захотела устроиться на работу в крупную фирму и со временем стать партнером. И почему?

– Почему?

– Потому что я хотела жить в мире, где правят законы.

– В армии законов предостаточно, – заметил Ричер.

– Это не те законы. Я мечтала о гражданских законах, Ричер. Цивилизованных законах.

– И что ты всем этим хочешь сказать?

– А то, что я много лет назад навсегда рассталась с армией и не хочу в нее возвращаться.

– Никто и не предлагает тебе вернуться в армию.

– Но с тобой мне начинает казаться, что я снова в армии. И даже хуже. А это дело с Петросяном? Я не желаю жить в мире, где действуют такие законы. И тебе это прекрасно известно.

– Так как же я должен был поступить?

– Прежде всего, ты не должен был ни во что вмешиваться. В тот самый первый вечер в ресторане ты должен был спокойно уйти и вызвать полицию. Вот как поступают здесь.

– Где «здесь»?

– В цивилизованном мире.

Ричер сел на табурет и положил руки на стол. Растопырил пальцы и прижал ладони к его поверхности. Крышка стола была холодной. Что-то вроде гранита, серого и блестящего, отшлифованного так, чтобы на поверхности сверкали крошечные искорки кварца. Углы аккуратно скруглены. Крышка имела в толщину около дюйма и, вероятно, стоила очень дорого. Место Джоди здесь, в цивилизованном мире, где человек готов работать сорок часов, сто, двести часов, а затем обменивать полученное за труд вознаграждение на предметы, которые, на его взгляд, сделают более красивой его кухню в дорогих отреставрированных зданиях на Бродвее.