Джек-Соломинка
Шрифт:
— Когда народ разойдется, я на кухне постараюсь раздобыть еще чего-нибудь, — пробормотал Тьюз с набитым ртом.
Джек отщипнул все-таки кусочек хлеба. Вот бы отнести его домой детишкам! Второй кусок он уже отломил с жадностью и проглотил, почти не разжевав. Через мгновение от воскресного хлебца остались одни крошки, которые Джек, бережно собрав на ладони, тоже отправил в рот. Воду с вином он пил маленькими глотками, хорошенько ополаскивая ею рот, но вода, казалось, всасывалась, даже не дойдя до гортани.
И вдруг тысячи молотов ударили в наковальни, решетка в окошке покачнулась, а кровь с такой силой толкнулась ему в уши и горло, что Джек должен был
«Суд божий огнем!»
А Тьюз, стоя по ту сторону двери, в это время наладил засовы и привесил замок. Стражник все время рассуждал сам с собой.
— Человеческий суд — это дело известное, — бормотал Тьюз. — Если господа захотят, чтобы мужик был виноват, значит, он будет виноват! А тут кто его знает… Может быть, господь бог уже отрядил там у себя на небе какого-нибудь ангела, и тот завтра повеет своим крылом, и тогда каленое железо не оставит и следа на ладонях Джека Строу?
Эх, совсем не нужно было ему, Тьюзу, раньше времени толкать мальчишку в спину! Тот, может быть, вовсе и не виноват…
— Ну, да хоть и не виноват, — тут же утешал стражник сам себя. — Нет у господа больше работы, как заботиться о простом мужике! Другое дело, если бы на месте Джека был какой-нибудь знатный барин или хотя бы купец. Они платят церковную десятину, делают богатые вклады в монастыри и ставят пудовые свечи.
Тьюзу уже хорошенько всё объяснили. Завтра отец Ромуальд освятит кусок железа, его раскалят на огне и дадут мальчишке в руки: «Держи, миленький, пока прочитают Pater Noster». [53] После этого руку смажут бараньим жиром и перевяжут чистой холстиной. Если наутро ладонь мальчишки будет чиста от пузырей и язв — значит, так же чиста и его совесть перед лицом божьим.
53
«Отче наш» (лат.) — молитва.
«Надо все-таки пойти попросить для него чего-нибудь на кухне!» — решил Тьюз.
— Ты спишь, Строу? — шепнул он в оконце.
Джек не отвечал.
— Заснул, бедняга, — сказал стражник.
Арестант его, последнее время дремал почти непрерывно. Оглядевшись по сторонам, Тьюз тихонько, на цыпочках направился к кухне. Джек не спал. Он ясно слышал писк мышиного выводка где-то у себя над головой. Изредка на лицо его или на руку падала тяжелая капля.
«Суд божий, суд божий, суд божий!..» — металось у него в мозгу. Сколько раз бабушка Бет рассказывала ему о суде божьем! Есть суд божий оружием, суд божий водой и суд божий огнем. Его будут судить огнем, это, как видно, более всего подходит для сына кузнеца.
Джеку казалось, что он спокойно лежит на соломе и слушает мышиную беготню, а в это время два других Джека Строу спорят между собой.
— Раз это суд божий, — говорил первый Джек Строу, — то завтра ты будешь оправдан. Ведь ты не нападал на сэра Гыр, и господь не даст тебе пострадать невинно.
— Ты сын кузнеца, — возражал второй Джек Строу, — и отлично знаешь, что от раскаленного железа остаются ожоги. Завтра будет не суд, а казнь…
«Джоанна! — подумал мальчик с тоской. — Вот ты бы пришла и посидела со мной немножко. Больше ничего мне не нужно от тебя, Джоанна!»
Звякнули засовы. Джек прислушался. Рот его сразу наполнился слюной.
— Ну, ты принес мне чего-нибудь, дядя Тьюз? — спросил он поднимаясь.
— Да, — сказал человек, открывая дверь. Но
Джек его понял. Суд божий начался. Ангел принял образ конюшего и принес ему синий плащ Джоанны.
— Кто ты? — спросил он, чтобы еще раз услышать этот голос.
— Меня послала молодая леди, — ответил конюх. — Беги, не теряя времени, так как может вернуться стражник. У меня второй ключ, я закрою замок, и до рассвета тебя никто не хватится.
Глава VI
Нельзя очень строго подбирать себе спутников, когда едешь на богомолье. Поэтому по дороге в Кентербери нередко можно увидеть богатую женщину, милостиво беседующую с простолюдинкой. Они до полуночи толкуют о чудесах, о детях, об изменах мужей.
Всяко бывает, когда собрался на богомолье, но все-таки и в дороге богатые стараются держаться богатых, а знатные — знатных, замужние женщины едут особо, а холостые мужчины — особо, и надо сказать, что их компания не бывает самой скучной.
Но попадаются, конечно, дамы, которые ездят к Томасу Бекету совсем не для того, чтобы замаливать грехи свои и своих близких, и не для того, чтобы повесить золотую руку или ногу у чудотворной гробницы, и даже не для того, чтобы заказать обедню за упокой усопших.
Вместо того чтобы надеть серый дорожный плащ, они наряжаются в свои лучшие платья и гарцуют верхом на красивых конях, заглядываясь на проезжих мужчин.
— И что хорошего вот в такой красавице? — сердито бормотала леди Бельфур. — У нее даже нет с собой слуги, а эти кавалеры, которые так охотно держат ей стремя в дороге, даже не обратят на нее внимания, когда мы прибудем в Лондон.
— Она доскачется еще до чего-нибудь! — заявила леди Ленокс. — Когда мы прошлой зимой ехали сюда, один купец все время вырывался вперед на своем резвом жеребце, и подле леса на него напали разбойники и ограбили дочиста прежде, чем подоспели его спутники!
— Что у нее возьмешь? — сказала леди Энн Бельфур, презрительно щурясь. — Пальцы ее унизаны перстнями, но украшения ее все до одного медные. Я нарочно задержалась в церкви у чаши со святой водой и доподлинно рассмотрела все как следует. А зовут ее Элен — Лебединая Шея. Я сама слышала, как она отрекомендовалась молодому Артуру Гринвуду. Когда у женщины нет достойного имени, ей поневоле приходится прибегать к кличкам!
…Леди, о которой шли такие толки, была действительно очень красива. Она ловко сидела в седле, и ей очень шли ее полумужской костюм и фламандская бобровая шапочка. И смеялась она звонче других и больше других швыряла денег на сласти и орехи. И так как ей некого было ждать, она пускала своего конька вскачь, далеко опережая остальных богомольцев, несмотря на все уговоры и предупреждения.
Леди Ленокс оказалась права, и веселая всадница была немедленно наказана за свое упрямство. Испугавшись чего-то на дороге, лошадь ее сделала скачок в сторону, и если бы не куча снега, красавице уже не скоро пришлось бы танцевать перед камином в тавернах, [54] как она это делала до сих пор.
54
Таверна — кабачок, трактир.