Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]
Шрифт:
Летний еще раз побывал у редактора, и они долго говорили о поездке. Вечером на вокзале сотрудник редакции привез целый ящик литературы и письмо от шефов в коммуну. Летний прочел письмо, спрятал его в карман и вошел в вагон. Он уложил тяжелый ящик под лавку и вышел погулять по платформе.
— Отчасти сама виновата. Колхозников часто убивают, — услышал он вдруг за своей спиной.
Летний обернулся. Произнес эту фразу человек средних лет, одетый по-дорожному. Даже сумочка была у него через плечо.
— Возвращайся скорей, Валентин, — говорила женщина. — Я буду очень скучать без тебя.
— А если обо мне зайдет разговор, — сказал другой человек, помоложе, — то ты соври, что я уехал на Кавказ и оттуда не пишу. Ты там надолго думаешь задержаться?
— Нет, больше дня не пробуду. Что мне там делать?
Разговор перестал интересовать Летнего, и писатель вошел в вагон. Поезд скоро тронулся. Поплыли фонари по платформе, и квадрат окна то наливался ярким светом, то потухал, сливаясь со стеной. В отделение кто-то вошел. Летний сейчас же узнал человека, который ехал куда-то на один день.
Человек занялся своими чемоданами. Их было два, и они были велики. Редко берут столько вещей на один день. Человек легко поднял чемоданы кверху и уложил их на полку. Потом закурил папиросу и обратился к Летнему.
— Далеко едете?
— Далеко. За Волгу.
— Ага, значит, нам по пути. Я тоже еду в один заволжский колхоз. У меня несчастие: сестру-колхозницу кулаки убили. Сегодня в газетах было.
— Да, читал, — сказал Летний, не подавая вида, что история эта так хорошо известна ему. — Ужасный случай. Только ведь на похороны не поспеете. Кажется, много дней уже прошло.
— Разумеется, я опоздал. Но я не стремлюсь попасть на похороны. У меня другие намерения.
— Какие же могут быть другие намерения в таких случаях?
Кацауров замялся.
— Как вам сказать… Мне хотелось бы забрать в коммуне кое-какие вещи. Наследство, если можно так выразиться. Я и чемоданы с собой нарочно захватил. — Он поднял глаза к потолку. — Они пустые…
— На какое же наследство вы рассчитываете? — спросил Летний чуть-чуть насмешливо.
Кацауров не заметил иронии и ответил деловым тоном:
— О, конечно, сущие пустяки… Не дом, не сад и не аллея. Когда-то вместе с сестрой жил наш покойный отец. После него остались белье, мелочи, книги. Там есть замечательный английский глобус с часовым механизмом, китайский гонг, виды тропиков, карты. Наш отец был моряком дальнего плаванья. У меня есть младший брат. Я думаю, что мы как сыновья имеем право получить вещи покойного отца. Я уже советовался с юрисконсультом. Почему эти вещи должны отойти коммуне? Там есть приличная английская библиотека. Вряд ли эти книги пригодятся колхозникам. Значит, я могу взять
Летний задумался. Он вспомнил рассказы Джека о том, с каким интересом слушали коммунары описания путешествий капитана Кука по теплым морям. Писателю захотелось сейчас же сказать своему спутнику, что английские книги все-таки нашли себе применение в коммуне, так же как и глобус и китайский гонг. Но Летний промолчал. Он вспомнил, что Джек умер и теперь некому переводить путешествия: Разговор сам собой прекратился. Писателю неприятно было разговаривать с Кацауровым, историю которого когда-то рассказывал Джек. Летний знал, что братья плохо относились к Татьяне. Они вспомнили о ней только теперь, когда она умерла.
Неприятное чувство к Кацаурову сохранилось у Летнего всю дорогу. Писатель читал газеты и отвечал на вопросы односложно. Видимо, Кацауров понял, что Летний сознательно избегает его, и тоже умолк. Только за час до выхода из вагона разговор завязался опять.
Кацауров уже снял свои огромные чемоданы с верхней полки и надел калоши.
Летний спросил:
— А вы как думаете до коммуны добраться: пешком или лошадь возьмете?
— Конечно, думаю нанять какую-нибудь клячонку.
— Тогда мы можем поехать вместе.
Кацауров посмотрел на Летнего с любопытством и сразу оживился.
— Как? Разве вы тоже туда едете?
— Да.
Кацауров испугался и замолчал. Он начал вспоминать, не сказал ли он чего-нибудь лишнего своему молчаливому спутнику. Потом решил, что надо узнать сначала, кто он такой.
— А вы там раньше бывали?
— Да, прошлую осень там был.
— И покойную сестру знали?
— Да, знал. Знал и ее мужа. Сейчас я послан в коммуну от газеты, в связи с убийством.
Кацауров поднялся и заговорил дрожащим голосом:
— Странная, ужасная, печальная смерть. Бедной сестре не повезло в жизни. Мне ясна и причина, если хотите. Она была ни то и ни се, не наша и не ваша. И вот поплатилась.
— Я ничего не знаю о несчастье, кроме самого факта, — сказал Летний. — Но должен заметить, что сестра ваша хорошо работала в коммуне. Ее уважали как работницу. Мне даже кажется… — Летний остановился.
— Что вам кажется? — испуганно спросил Кацауров.
— Мне кажется, что ваш приезд в коммуну с этими пустыми чемоданами вряд ли вызовет там радость.
— О, я на это и не рассчитываю.
— Возможно даже, что выйдут неприятности.
— Какие именно?
Летний решил выместить на Кацаурове в одном слове всю антипатию.
Он сказал, глядя ему в глаза:
— Арестуют…
Кацауров передернулся.
— Но я не преступник. Почему вы так думаете?
— Видите ли, ваша сестра передала коммуне почти все свое имущество.