Джентльмен что надо
Шрифт:
Так что «Роубак» продолжал следовать в авангарде флота, а кипящий от нетерпения Фробишер замыкал кильватер [27] . Четыре дня они плыли все вперед, пока ночью среди темного моря перед ними не вырос огромный мыс Финистерре.
Два бесконечных дня они болтались в виду берега, но не появилось ни одного испанского паруса. Тогда Ралей послал за Фробишером.
— У нас есть всего лишь еще один шанс, — сказал он, — разделим флот пополам, одна половина его останется здесь, а другая пойдет к Азорским островам — таким образом мы, может быть, столкнемся
27
…замыкал кильватер. — Кильватер — строй кораблей, идущих последовательно друг за другом.
— Черт побери, я тоже так думаю. Если вы явитесь к королеве с пустыми руками, особенно после того, что ослушались ее приказа, вам несдобровать, сэр Уолтер.
— Кому лучше знать это, чем мне? — сказал Ралей, и они продолжали обсуждать, какие корабли направить к Азорам, а каким лучше остаться здесь.
Но все было напрасно. Корабли вернулись от Азорских островов ни с чем: они не повстречали там ничего более грозного, нежели рыбацкие суденышки. А к этому времени Ралей извел себя окончательно тревогой за Лиз и уже всей душой хотел вернуться. Он перенес свои книги, одежду и нелепого Будду на корабль Фробишера, проводил глазами мощную фигуру моряка, поднимавшегося в качестве командующего флотом на борт «Роубака», пожелал ему удачи и отплыл — все это холодно и спокойно, пробудив тем самым невольное восхищение Фробишера.
Единственный раз, когда уже приказ идти к Грейвзенду был отдан, в нем родились сомнения. Его новый корабль, хотя и был меньше и не так приспособлен к морским плаваньям, как «Роубак», был достаточно надежным. Почему бы не стать пиратом? Почему бы ему не пойти на Запад и не провести годы — если понадобится, — соревнуясь с Дрейком в его прежних предприятиях? Зачем смиренно возвращаться туда, где его ждут неведомые неприятности, во много раз умноженные еще его неповиновением королевскому приказу. Нет, это не годилось. Где-то в Англии его ждала Лиз, ждала, чтобы он исполнил свое обещание никогда, если только это в его силах, не расставаться с ней. А Елизавета была способна излить всю свою злобу на беззащитную голову Лиз.
От мыса Финистерре он плыл назад по фарватеру с пустыми руками и с тяжелым сердцем.
Прибыв в Лондон, Ралей задержался только для того, чтобы помыться, переодеться и надушиться перед тем, как явиться пред ясны очи Елизаветы в Хэмптоне, куда она, вероятно, сбежала из-за теплой погоды. Прием был абсолютно формальным, что еще больше усилило его подавленность и не предвещало ничего хорошего. Он едва успел выразить свое уважение и доложить о провале своей миссии, как королева, которая просто не слушала его, обернулась к прислужнице и сказала:
— Пригласите сюда сэра Артура Трогмортона.
Брат Лиз явился из приемной, и, хотя у него в руке не было дубинки, вид у него был достаточно грозный.
— Сэр Уолтер, — сурово произнесла королева, — этот человек клянется, что вы изнасиловали его сестру. Что, по прошествии столь долгого времени, вы имеете сказать?
— Просто…
— Только без вранья. У него есть свидетель. И хотя сама девица нема как могила, и так достаточно ясно, что хотя бы часть ее истории имеет под собой почву.
Уж не хотела ли королева в этой экстремальной обстановке,
— Просто я хотел сказать, что он лжет. Елизавета Трогмортон — моя жена.
Все, кто мог наблюдать за королевой, видели, как отхлынула вся кровь с ее лица и румяна яркими пятнами обозначились на щеках, отчего ее подбородок, нос и лоб сделались белыми, как кость. Это было лицо женщины, получившей смертельный удар, хотя она и пыталась не выдать себя.
— У вас есть доказательства? — сказала она наконец, и ее голое не дрогнул. Она не могла контролировать бледность своего лица, но королева долго и упорно тренировалась, чтобы голос всегда был послушен ей.
— Сколько угодно, — ответил Ралей.
Королева подозвала к себе одну из фрейлин — все они отошли на некоторое расстояние от нее, но не настолько далеко, чтобы не слышать происходящее. Никто не мог сказать наверняка, когда королеве взбредет вдруг в голову впасть в истерику и пинками отогнать от себя тех, кто окажется у нее под рукой.
— Кузен сэра Уолтера ожидает внизу, приведите его сюда, и быстро!
В зале все хранили молчание, пока в дверях не появился Джордж Кэрью в сопровождении взволнованной женщины. Все отчетливо слышали тяжелое дыхание королевы.
У Елизаветы не было времени на Джорджа Кэрью, хотя в кои-то веки он понадобился ей. Она коротко приказала:
— Отдаю в ваши руки этого человека. Возьмите двух стражников и препроводите его в Тауэр. Поместите и содержите его в Кирпичной башне, пока не поступит новых распоряжений; вы отвечаете за него своей головой.
Ралей поклонился ей, повернулся, чтобы идти, но засомневался и снова повернулся к ней.
— Умоляю, уделите мне частичку вашего милосердия, скажите, где она?
— В таком же надежном убежище, но не в Тауэре, — произнесла королева и отвернулась от него.
Первые июньские цветы украшали сады Хэмптона и берега реки. Среди полян стояли бело-розовые кусты боярышника, служившие убежищем для кукушек, которые, вовсю голося, носились в пространстве между зеленой землей и голубыми небесами, когда Ралей обратился лицом к Тауэру. Последние слова королевы означали, что Лиз находится под стражей. Ее заключили в тюрьму в таком месте, которое подобрала для нее ревнивая женщина как раз в то время, когда Лиз особенно нуждалась в свежем воздухе, в том, чтобы ее окружали друзья, чтобы рядом с ней находился ее муж. Он застонал про себя — такое вот испытание уготовила им их любовь. И он оказался так плохо подготовлен к этой катастрофе.
Кэрью, который был главным смотрителем Тауэра, мог бы сказать ему, — потому что, конечно, знал это, — что с каждым своим шагом Ралей приближается если не к ней, то хотя бы к месту, где она находится. Но, как это частенько бывает, кузены недолюбливали друг друга, поэтому лучшего надзирателя для Лиз трудно было бы найти. Кэрью не захотел говорить ему ничего. И когда он проходил в ворота Тауэра, ничто не подсказало ему, что Лиз была заключена в одном из крыльев замка в Северном бастионе. Бастион был виден из окна той комнаты, куда его поместили, он загораживал ему вид наружу, и Ралей возненавидел его. Несомненно, и Лиз, глядя в свое узкое окно, видела Кирпичную башню и тоже ненавидела ее, но по другой причине.