Джентльмен с Харви-стрит
Шрифт:
– Это нелепо, – вяло возразил Джек. – Если кто-то и недостоин кого, так это я тебя. – И спросил: – Почему тебя заперли?
– Сам ты как думаешь? – вскинулась девушка, не желая отступаться от темы. – Потому что повела себя недостойно и оскорбила будущего супруга, защищая тебя.
– Тебе не следовало так поступать.
– И ты, Брут? – Аманда несильно, но ткнула в грудь собеседника кулачком. – Я думала, ты на моей стороне.
– Я на твоей стороне, но...
Она метнулась по комнате,
– Лучше молчи! – приказала, замерев перед ним. – Лучше молчи. – И, распустив ловкими пальцами его шейный платок, отбросила его в сторону.
– Что ты делаешь? – спросил Джек, но она, взявшись за пуговицы у него на рубашке, не ответила. И тогда Джек перехватил ее руки... – Аманда, хватит!
Два взгляда, каждый по-своему полный решимости, столкнулись, как это бывает с шарами в бильярде.
– Я тебе не позволю! – процедила Аманда сквозь зубы.
Джек выпустил ее руки. Вздохнул.
– Аманда, как ты не понимаешь, мы были слишком наивны, полагая, что сможем пойти против правил... Так не бывает. У нас ничего не получится...
– Почему?! Мы любим друг друга. И я достаточно обеспечена, чтобы устроить нам жизнь, о которой мы так мечтали.
– Вот именно: ты достаточно обеспечена, – с болью в голосе откликнулся Джек. – Ты, а не я. Нас станут судить... тебя в первую очередь. И сегодня я понял, что не хочу этого для тебя! Я не могу... – он тряхнул головой, – быть твоей грязной тайной. Тем, кого они все презирают...
Рот Аманды раскрылся – не сразу, но она отозвалась:
– Так все дело в гордости, так? В твоей гордости, Джек. Ты не можешь принять мои деньги, и готов отступиться от нас из-за них... – Она метнулась по комнате. – Чем же ты тогда лучше всех этих... Феррерсов и подобных ему? Я думала, наше чувство сильнее всех предрассудков. А ты...
– Я такой же, как все, – глухо признал молодой человек.
Взгляд его был таким же, как и у Стаффордов за столом: пустым и далеким. И Аманда поежилась...
– Нет. – Она вынула из прически последние шпильки, и волосы разметались у нее по плечам. – Я не позволю твоим беспочвенным страхам разлучить нас... – Потом потянула его рубашку из брюк. – Поцелуй меня, Джек, – потребовала она. – Поцелуй меня.
Он сглотнул. Взгляд его медленно переместился с ее губ на покатые, обнаженные плечи, на выпуклости груди, бурно вздымавшейся от волнения, – он отвернулся, покачав головой.
– Это абсурдно, Аманда: никто не заставит меня взять тебя в жены, застав в таком виде в моей комнате.
– Почему?
– Да потому, что такое замужество еще больше опорочит тебя.
– То есть ты больше не хочешь жениться на мне? – поняла девушка самое главное.
– Я не хочу
– Ну и дурак! – Одарив его этим нелестным эпитетом, она обняла его, прижавшись к груди.
И слушая, как стучит любимое сердце, отнюдь не спокойно и мерно, как Джеку, конечно, хотелось бы, не удерживалась от слез… Те потекли по щекам второй раз за вечер.
И были горше тех, предыдущих…
– Аманда?
– Что?
Любимые пальцы приподняли ей подбородок, и Джек заглянул ей в глаза.
– Не плачь, умоляю тебя.
Она всхлипнула.
– Не могу перестать. Мои мольбы, знаешь ли, для тебя тоже мало что значат!
– Это неправда.
Джек скользнул пальцем у нее по щеке, ловя одну из слезинок, и вдруг… накрыл ее губы своими. Ощущение не было новым, но именно в этот момент все в ней дрогнуло, как впервые. Взорвалось где-то под сердцем, растекаясь горячим, неистовым жаром до самого живота. Застучало в ушах...
Захотелось навечно остаться в ощущении этого поцелуя, замереть в самом этом моменте – не возвращаться в реальность, но реальность сама прорвалась в ее сладостный сон стуком в дверь, а потом и знакомыми силуэтами в проеме открывшейся двери.
Эпизод двадцать второй
– Не плачь, умоляю тебя, – попросил Джек, прекрасно осознавая, что мог вынести все, что угодно, кроме слез этой девушки.
Она всхлипнула, еще крепче прижавшись к нему.
– Не могу перестать. Мои мольбы, знаешь ли, для тебя тоже мало что значат!
Глупенькая Аманда.
Он так страстно и сильно любил её, что едва себя контролировал, перебарывая неистовое желание сделать так, как нашептывали эмоции: зацеловать ее всю. Он так долго об этом мечтал, что теперь, твердо решив отступиться, ощутил реальную боль во всем теле. И распущенные по плечам волосы и глубокое декольте вечернего платья мало способствовали самоконтролю и желанию боль эту унять…
– Это неправда, – глухо прошептал он.
И, наверное, сам так и не понял, как начал ее целовать, как задохнулся желанием, ощутив ее пальцы на коже, впившимися в мышцы спины, как сам скользнул чуть саднящими от поцелуев губами к нежной ключице, коснулся ее языком...
И вдруг распахнулась дверь комнаты. Кто-то предстал на пороге... Они с Амандой отпрянули друг от друга, но вряд ли кого-то могли обмануть их расширившиеся зрачки, чуть подрагивающие от желания пальцы и клокочущие сердца.
– Эт-то бесстыдство... скандал... Аманда, как ты могла?! – неестественно низким голосом пискнула ее мать. Щеки миледи горели нездоровым румянцем, глаза метались между ними обоими. – Пасть так низко... да еще с ним...