Джентльмены неудачи
Шрифт:
– Отто Дитриха. С моей – Татьяна.
– А у тебя что, и платье было белое? – никак не мог успокоиться Андрюша.
– И фата, и букет невесты, и все, как положено. Букет поймал Иван Захарович.
Андрей с Сан Санычем переглянулись. Судя по выражениям их лиц, они не ожидали такого поворота дела. Я вежливо попросила не делать мое бракосочетание достоянием широкой общественности. Личная жизнь – это все-таки личная жизнь.
– Свидание дадите? – я повернулась к Сан Санычу.
– Дам, – сказал он. – Не могу отказать гражданину Германии. Тем более
– А с камерой у него как? – поинтересовалась я. – В смысле соседей?
Отто Дитрих волею судьбы-злодейки (которая занесла его в Россию) оказался вместе с дедком, воевавшим в Великую Отечественную против фашистских захватчиков, с которым он убедительно просит себя «расселить». Дедок зовет его исключительно фашистским оккупантом, поет революционные, военные и просто патриотические песни, развлекая тем самым всю камеру (как, впрочем, и соседние), а также создал в камере партячейку, в которую вошел один спекулянт, в советские времена успевший побывать в партии, и бомж, в партии не состоявший, но, по его собственному выражению, сочувствующий коммунистам, при власти которых у него были квартира и работа. Ячейка ведет пропагандистскую работу среди фашистских оккупантов, как единственный оккупант, имеющийся в камере, сообщил следователю.
– Как вы его взяли? – устало спросила я, сочувствуя Отто Дитриху. Вот ведь влетел мужик! Хотя он потом книгу напишет для иностранцев, попадающих в российские тюрьмы. И подарит ее библиотеке «Крестов». А наши потом перевод сделают «по понятиям». Когда мне недавно в пресс-службе ГУИНа дали прочитать сделанный заключенными перевод типового торгового контракта на блатной язык, я хохотала до слез.
Сан Саныч с Андреем поведали мне, что несчастного немца спасла областная патрульная машина, которую непонятным ветром занесло на проселочную дорогу, не имеющую названия. Дорога, в частности, проходила мимо леса, из которого и вышел немец, как он в дальнейшем сказал, спасаясь из русского плена.
Но первым, кого он увидел на проселочной дороге, был медведь на велосипеде. Причем медведь почему-то направил велосипед прямо на немца, ну, тот и припустил по дороге впереди топтыгина. Когда он уже выдыхался, показались менты.
Я спросила, откуда взялся медведь. Сотрудников органов это тоже заинтересовало, и они отправились в цирк. В цирке после некоторого периода молчания им сообщили, что медведя они временно сдали в аренду. Денег у цирка мало, так что они пытаются всячески заработать, хотя бы тем же зверям на корм.
В результате дальнейших следственных действий выяснилось, что медведя арендовал Сухоруков, к которому с непонятной целью (органам непонятной) приехал какой-то американский миллионер, возжелавший поохотиться на медведя. По официальным данным, где-то раздобытым Сан Санычем, в Ленинградской области живет примерно 1600 медведей, но Сухоруков, видимо, не хотел утруждать себя поисками топтыгиных в лесу. Более того, сезон охоты на них уже закончился. Хотя Ивана Захаровича такие мелочи, как
Цирковой зверь, видимо, почуяв неладное или воспользовавшись разгильдяйством мужиков, доставлявших его в охотничьи угодья Ивана Захаровича, сбежал. Как – выяснить не удалось. Потом медведь до смерти испугал местного жителя, проезжавшего по проселочной дороге на велосипеде. Житель с велосипеда свалился. Медведь же был цирковой и, увидев знакомый предмет, велосипед схватил, сел и поехал. И тут из лесу выскочил Отто Дитрих, спасавшийся из русского плена…
Менты доставили его в отделение, там их как раз поджидала ориентировка на гражданина Германии, обвиняемого в убийстве русской девушки. Они гражданина Германии оприходовали, и конвой доставил его в «Кресты», где он и находится до их пор.
– А с медведем что? – спросила я.
– Дальше поехал, – сказал Андрюша. – Куда он потом делся – мы не в курсе. У Ивана Захаровича спроси. Как раз нам и расскажешь. Давай лучше о муже твоем поговорим.
– А зачем о нем говорить? Вы разве не понимаете, что дело сфабриковано Ящером? Ради собственного освобождения?
– Мы понимаем, что убивал не Ящер – у него в самом деле стопроцентное алиби и мы сняли обвинения, – подал голос Сан Саныч. – И понимаем, что убивал не немец. Но, Юлия Владиславовна…
– Убивал Костя Неандерталец, – заявила я в очередной раз и выдала все, что нам с Татьяной говорил Иван Захарович. Хотя Андрюша меня уже об этом спрашивал у меня дома вместе с участковым. Потом я добавила все аргументы Ивана Захаровича, которые, по его мнению, должны были способствовать оправданию немца. В смысле, что приезжал он знакомиться со мной, а не к Тамаре, и так далее. Я пояснила, что о своем бракосочетании с немцем не упоминала, так как не хочу, чтобы моя личная жизнь являлась предметом обсуждения где-либо и кем-либо.
Для начала, после того как мужчины меня выслушали, Андрей спросил, почему я-то сама вышла за немца. Приятеля, как я поняла, не очень интересовало, почему немец из всех женщин женился на мне (или он считал это естественным? Хотелось мне потешить свое самолюбие).
– Чтобы Серега от меня отстал раз и навсегда, – отчеканила я. Сан Саныч изобразил на лице улыбку. – Я после побега Татаринова дала окончательное согласие фон Винклер-Линзенхоффу.
– Ну, Серегу-то твоего мы постараемся засадить надолго, в особенности теперь… – открыл рот Андрей.
– Вы его вначале поймайте, – заметила я. – Вы уж простите, но раз Иван Захарович со своими возможностями и бабками его найти не может, хотя усиленно ищет…
– Кому Татаринов мог еще понадобиться, кроме Сухорукова? – задумчиво произнес Сан Саныч, вроде бы размышляя вслух и не требуя ответа ни от меня, ни от Андрея. – Он же вообще – по меркам Сухорукова – никто и звать его никак. Мальчик на побегушках. Юлия Владиславовна, а зачем он Сухорукову-то сдался? Ну… зачем Иван Захарович усилия-то прилагает по поимке? Ему разве не плевать на Татаринова с высокой колокольни?