Джихан-2
Шрифт:
Когда я с битой наизготовку подошел к поверженному врагу, вокруг успели собраться люди. Они смотрели как настой, словно кислота, разъедает ночного вора с макушки. Он не мог двигаться от боли и бился в конвульсиях, разбрасывая кусочки вонючей слизи, в которую превращалась его плоть.
Вампир продолжал орать, пока половина черепа не стала жижей. Но и тогда, тело продолжало биться в конвульсиях.
Народ со злорадством наблюдал за мучениями врага.
Подошел князь, в сопровождении свиты. В руках бояр холодно поблескивали готовые
Владимирский владыка был хмур и озабочен. Он едва скрывал свой страх.
Князь долго смотрел на агонизирующего вампира. Потом поднял голову и поинтересовался:
— Ну, и кто отличился?
По его тону нельзя было понять, злится он или радуется, и что будет убийце врага — награда или кол.
— Мальчик вот, Андрея Сергеевича сын, — сказал кто-то из толпы.
— Ребенок? — поразился князь Иван. — Врете.
— Верно — подал голос я. — Он меня увести хотел.
— И как же ты? — поинтересовался князь.
— Да взял и кинул, — ответил я.
— Не испугался?
— Испугался, оттого и кинул, — ответил я.
— А понимаешь, герой, что ты наделал? — спросил князь. — И что теперь будет?
— Понимаю, что вампиров можно на раз класть чесночным настоем.
— Это повезло тебе, — с негодованием сказал Михаил, Дуболомов-средний. — А промахнулся бы?
— А мы настой в насосы и опрыскиватели зальем и поливать нечисть будем.
— Складно, — почесав бороду, заметил боярин. — А чего ж мы раньше так не делали? Всех бы мертвяков бы извели.
— А насосы? — радостно-угрожающим тоном, торжествуя, что подловил меня, спросил другой боярин.
— А вон их сколько, — я обвел рукой вокруг. — В каждом втором автомобиле насос лежит. Еще шприцы большие можно использовать…
Люди одобрительно загудели: "Голова! Пацан, а соображает!".
— Тихо, — крикнул князь. — Настой сделать надо. А мертвяки — рядом.
— Зачем же делать? — удивился Михаил. — Вот у каждого во фляге налито. И в твоем личном запасе бочонок литров на 100.
Владыка недобро взглянул на жаробойщика, однако удержался от дальнейших высказываний.
— А у нас газовые бомбы есть, — вставил я. — Если их настой валит, то дым чесночный и подавно.
— И верно, — ответил князь. И переменив тему, позвал. — Андрей Сергеевич, любезный, ну-ка подойди.
Он кричал снова и снова, пока не потерял терпение и не стал материться, обещая папе всех чертей.
— Не подойдет он, — вдруг сказал кто-то. — Мертвяк морок на него навел. Спит, проснуться не может. Только стонет во сне. Как бы не помер.
— Блядь, не вовремя, — выругался князь Иван. И обратясь ко мне. — Малец, умеешь с бомбами твоего отца обращаться?
— Да, мне папа показывал.
— Отлично. С рассветом начнем. Беги, проверь, чтобы все было в порядке.
Я со всех ног кинулся к телеге дяди Федора. Возница потихоньку приходил в себя и
— Как ты, дядя Федор? — поинтересовался я.
— Живой, — ответил он. — Что это было? Только он мне в глаза взглянул… И все.
— А папка мой где? — с тревогой спросил я.
— Да я почем знаю, — ворчливо сказал дядька,
Отец обнаружился с обратной стороны телеги. Он сидел, привалившись к тележному колесу, голова была запрокинута. Со стороны он производил впечатление сильно пьяного или очень усталого человека. Все мои попытки его разбудить ничем не закончились. Тогда мы с Федором подняли его и уложили в телегу. Он вяло отбивался и что-то бормотал. Приняв горизонтальное положение, отец как ребенок, повернулся набок, подтянув колени к груди и подложив ладони под голову.
Федор покачал головой от досады. "Прыщ никчемный" — пробормотал он себе в усы.
— Дядь Федор, — спросил я, — Где у папы запалы были?
— А тебе зачем? — подозрительно поинтересовался возница.
— Князь сказал, чтобы готовились. Утром бомбы в метро сбросим.
— Блядь, — произнес короткое и емкое слово дядя Федор. — Во попали…
Тут мое внимание привлекли звук, которые издавал отец. Сначала я принял это за всхрапывание или всхлипывание. Но это что-то другое. Я подошел ближе и стал различать торопливые, сбивчивые, злые слова.
— Ты… Ты думаешь, что победил меня — чужим, голосом, рыча и всхлипывая бормотал он. — Нет, мальчик, нет говнюк. Это я тебя победил. Скоро ты на своей шкуре почувствуешь… Ты думаешь это вы сами сюда ходите… Это мы вас сюда вызываем. А князь, он в курсе, он все знает. Он сам вас нам приводит… Он отомстит тебе, сучонок… Ты не понимаешь… Как обидно умирать… Столько мыслей, надежд, памяти. Я ведь 4 языка знаю, военным корреспондентом работал, мир посмотрел, пока все это не началось… В Париже был, в Лондоне, в Тель-Авиве… Ты, мальчишка, и представить себе не можешь, сколько я видел… Проклинаю тебя… Жизнь твоя будет долгой и ужасной… Ты пожалеешь, что на свет родился, Даниил, сын архивариуса…
Отец протяжно застонал и очнулся. В сером предутреннем свете было видно, как на коже блестят крупные капли пота.
— Что ты натворил, Данилка… — с ужасом произнес отец, скорей утверждая, чем спрашивая. — Они до Владимира дойдут. Теперь у них будет страстное желание это сделать.
Едва восток окрасился кровавым светом восходящего солнца, собрался военный совет. Придворные советники, жаробойщики, офицеры, амазонки долго, на повышенных тонах выясняли отношения. Потом князь, злой и пристыженный, не поддержанный даже своими ближайшими соратниками, убрался восвояси. Воевода Гаврила Никитич, лейтенант Кротов и высокая, статная женщина в черном плаще подошли к нашей телеге. Ее лица не было видно из-за низко опущенного капюшона. Уверенные и быстрые движения выдавали в ней одну из амазонок.