Джихан-2
Шрифт:
— Давай, Федор, давай, — поторопил отец возницу. — Вечер близится. А нам оружие искать, замки пилить. Да и проверить не мешало бы то, что найдем.
Федор молчал и отец продолжил.
— Это место военные до конца охраняли, оттого его не тронули ни грабители, ни новая власть. Метро рядом, подвал. Значит мощность стазисного поля была достаточной. Все должно быть в порядке.
Поплутав по улочкам, застроенным 4–5 этажными домами, которые нависали над головой точно скалы в ущелье, телега подъехала к складам.
Возница было заартачился, но сзади шумели и отец
— Чтоб ироду поганому, князюшке нашему, ни дна, ни покрышки не было, — зашептал дядя Федор крестясь. Потом он обратился ко мне. — Чтоб у твоего папашки, — елдак с мудями на лбу вырос, удружил, благодетель, впереди всех загнал.
— А чего тебе не нравится? — ответил я. — Раньше сядем, раньше выйдем.
— А ты не знаешь малец, так пасть зазря не открывай, — оборвал меня возница. — Мертвецы, они обычно первых забирают.
Было видно, что мужик взаправду испуган.
Другие люди, увидев, что кто-то уже пересек границу территории, гурьбой вломились и стали полезли проверять углы, в надежде разжиться чем-то ценным. Но вскоре у закрытых дверей встали караулы, а дружинники вытеснили лишних обратно на улицу, и сами занялись мелким мародерством
Вернулся отец. Его глаза горели от нетерпения.
— Чтож ты, ирод, — стал выговаривать ему дядя Федор. — Не жалко тебе себя, не жалко тебе меня. Но ты и родного сына не пожалел, гад ползучий.
— Ты что это, Федор Иванович? — поинтересовался папа. — В сказки веришь?
— И не сказки это вовсе, чудила ученая, — возмущенно ответил ему возница, — а правда заподлиная. Мертвяки, они первого, кто к кладу древнему пробрался забирают.
— Ерунда, Федор Иванович, — отвечает отец. — Подай-ка мне мой ящик с инструментом.
— Да на, подавись, — зло отвечает дядя Федор, спихивая ему здоровенный, добротный, с металлическими уголками и заклепками ящик. — Занес бы, не переломился. Умнай… Пронести два шага было лень, погибай, Федор Иванович, не жалко.
— Не ругайся, Федор, — оборвал его отец, едва успев подхватить его с одним из своих помощников. — Будешь зудеть, попомни, что кнутов кругом сотня, а зад у тебя один.
Видно, что возница его достал. Это, накладываясь на раздражение, усталость и страх ошибки, заставили его говорить резко и почти грубо. Как не странно, таким отец мне нравится больше.
— Данилка, — папа помахал мне рукой от дальней двери. — Иди сюда.
Я птичкой подлетел к нему, хотя при иных обстоятельствах заставил бы себя долго упрашивать.
Из ящика достали инструмент для вскрытия дверей, прожекторные стойки, фонари, латаные — перелатанные провода, металлоискатель и особую гордость отца — большую микросотовую батарею, способную по его словам обеспечить электричеством каждый дом во Владимире.
Я не сильно понимал, как она может это делать, да и папа тоже, хоть он и пытался сказать что-то умное, произнося мудреные слова типа "электродвижущая сила", "электрон-позитронный вакуум", "возбуждение
Силантьев, тот самый, что бил Репкина у спецхранилища, рисуясь спросил папу.
— Сергеич, этот, что-ли ломать?
— Да-да, — пожалуйста, ответил папа.
Здоровенный как лось дружинник с оттягом ударил по насквозь ржавому замку, да так, что не только сбил его вместе с клямками, но и по инерции пробил огромную дыру в двери, фактически сломав ее нижнюю часть.
— Глянь, — спросил он — нормально?
— Сейчас посмотрим, — ответил отец, пытаясь распахнуть широкую, обитую ржавым железом дверь.
— Погодь, — сказал разводящий, отодвигая отца.
Дружинник просунул руку в пролом и дернул так, что вырвал дверь с петлями.
— Вот как надо, — довольно сказал он.
"Сила есть — ума не надо", — пронеслось у меня в голове.
Солдаты с оружием наперевес забежали вовнутрь, словно там может быть противник. Через некоторое время, оттуда донесся крик — "Порядок! Заходи!".
Пространство склада было заполнено пропыленными, серыми коробками. Была там и списаные, железные ящики-сейфы с оплавленными прорезами на дверцах и просто развалившаяся старая мебель. У противоположной стены виднелись ступеньки в подвал.
Дружинники установили прожектора, которые залили помещение мертвенным, резким, бьющим по глазам светом. Но в подвале всеравно все тонуло в кромешной тьме. Стало только видно, что проход перегорожен толстой, хорошо сохранившейся решеткой.
Взрослые засуетились, сверяясь с планом помещений и готовя приспособления для вскрытия замка. Отец закричал на Силантьева, чтобы тот оставил в покое кувалду и действовал фомкой и ломом, предварительно полив водой место манипуляций.
Папа опасался, что в замкнутом пространстве мог находиться газ, который взорвется от малейшей искры
Пользуясь тем, что на меня никто не обращает внимания, я отошел в сторонку, заинтересовавшись странным мешком в углу. Нога зацепила что-то в пыли. Я нагнулся и подобрал прямоугольную коробочку, на которой было написано «Спички». Коробок был почти полный. Я сунул его в карман, решив испытать на досуге старинное средство добывания огня, о котором так много слышал от отца и читал в книгах.
И тут я получше рассмотрел то, что пряталось в полумраке у стены. То, что я принял за мешок, было когда-то человеком, одетым в тулуп и валенки. За века тело высохло, кожа истончилась до толщины бумаги, потрескалась, обнажая засыпанные пылью кости. Пустые глазницы мертвеца вопрошающе — гневно взглянули на меня, словно негодуя из-за нарушения его покоя. Труп был одновременно неживым, словно никогда и не жившим, но при этом имеющим отвратительное, тошнотворное сходство с человеком. В его высохших глазах, засыпанных пылью, стояло тоскливое злобное ожидание, а видимые сквозь растрескавшуюся кожу зубы, казалось, таили насмешку и угрозу.