Джин с Толиком
Шрифт:
Однако, как же я про него забыл сегодня? Ситуация была подходящей – дальше некуда! Как-то сразу начали вспоминаться сапожники без сапог, голодные повара и экономные в быту миллиардеры. Таскать в кармане довольно серьезное орудие самообороны, а в самый ответственный момент, вместо красноречивого заявления в виде сочных высоковольтных потрескиваний, начать петь глупые обзывалки? Или просто не судьба моей Гюрзе покуситься на человеческую плоть?
До двери оставалось метров двадцать, когда одинокий встречный прохожий жестом попросил прикурить. Я уже собрался отказать, сославшись на то, что курить бросил, и так бы и сделал, если бы не одна заметная деталь на спортивном костюме этого типа. На груди куртки
Он стоял с крепко зажатой (нервничал, наверное) сигаретой в зубах, чуть приподняв локти – как-бы готовясь прикрыть ладонями ожидаемый от меня огонек. Правый карман его куртки был отягощен чем-то подозрительным. Шокер я достал, словно зажигалку, но ткнул им не в лицо, а, как это делают бойцы спецподразделений, в область подмышки и придавил, обеспечивая наилучший контакт.
Отреагировать на стремительно приближающегося со спины второго бойца я не успевал – мне не хватало какой-то доли секунды, чтобы уйти от удара занесенной резиновой дубинки. Я лишь рефлекторно зажмурил глаза, пригибаясь и закрывая голову руками, когда услышал звук, который мог родиться только лишь при тесном взаимодействии тяжелого, сильно пыльного ковра и какой-нибудь биты средних размеров.
– М-молодежь и п-п-подростки! – Жора заикался не столько от волнения, сколько от того, что запыхался. Именно его, тяжело дышащего, с плохо ошкуренным черенком от лопаты, я и увидел первым, когда глаза мои открылись.
Двое злоумышленников лежали без сознания. Третий, видимо, сидевший на подстраховке за рулем черной десятки, моментально оценил ситуацию и, с пробуксовкой, рванул прочь.
Пока ребятки лежали без чувств, я сфотографировал их рожи, внимательно слушая рассказ Колузаева. Он, так и не дождавшись возвращения Аллочки, смог развязаться через полтора часа после ухода бандитов и, первым делом, вооружившись черенком от лопаты, бросился ко мне домой, чтобы предупредить об опасности. Потому что никаких номеров телефонов его мозг, давным-давно сдавший эту почетную обязанность мобильнику, не помнил, и кража трубки автоматически изолировала Жору от всех друзей и знакомых. К этому времени обварившихся и переломавшихся бандитов уже забрала «скорая», а я как раз кормил колбасой своих четвероногих спасателей.
Когда братки у наших ног пришли в себя, я пообещал им гору неприятностей, показал снимки и сказал, что знаю, где их искать, если что, назвав адрес особняка Свина. Очень рекомендовал, чтобы они теперь молились о моей сохранности и безопасности, так как отныне оба – самые вероятные кандидаты на роль подозреваемых в моем несчастном случае, если таковой будет иметь место.
Потом они, лишенные дубинки, кастета и травматического пистолета, убрались, а мы с Жорой зашли ко мне. Там, за чашкой чая (для меня) и рюмкой водки (для Жоры), я рассказал об СМС-ке и бандюках, ее отправивших. Оказалось, что Огромная Собака давно знакома моему товарищу и Аллочке. Как знакома и всему тамошнему кварталу, где является всеобщей любимицей по причине безграничной доброты, общительного нрава и высокого интеллекта. Принадлежит ласковое создание неизвестной породы с невесомой кличкой Вата, ни много, ни мало, бывшему председателю городского суда.
Вскорости Жора поехал писать заявление в полицию о разбойном нападении, а я, после быстрого душа, забылся беспокойным сном, пересыпанным множеством кошмаров, несколькими погонями и одной говорящей собакой, с завязанными глазами взвешивающей на весах правосудия зад чудака в зеленом галстуке…
Пятница началась для меня часов в восемь звонком Слона, который громко кричал то на меня, сонного, то на продажных полицейских, сытых. Но, вопя на продажных полицейских, он все равно, почему-то, вопил
Я, честное слово, упал бы, где стоял, когда это услышал. Но и без того валялся в кровати, поэтому никакого травматизма Слон своим заявлением мне не нанес. Настроение – да, помял. Я бы даже сказал – расплющил. И еще с ног до головы облил липкой и вонючей растерянностью, в гипотетическую возможность отмыться от которой я даже не верил.
Все эмоции Слона, в основном, были завязаны на зреющей необходимости запастись качественным вазелином перед очередной встречей с подполковником ФСБ. А мне впору было интересоваться прейскурантом цен на ведущих кладбищах Ростова.
Но вместо этого я пристал к заползшему на кровать котенку:
– Это ж как же так получается, товарищ Джин? Вас из рабства выкупили, лампу вам нашли, потерли ее как следует. Желания, согласно прайс-листу, в количестве трех, озвучили. И что имеем? Ни тебе душевного спокойствия, ни сколько-нибудь приличного богатства, ни даже простой человеческой любви! Я буду жаловаться на вас в профсоюз, – с этими словами я хотел коварно напасть на удивленного Джина, но этот пройдоха отскочил в сторону, а потом и сам напал на мою руку, обняв ее так же крепко, как пьяница столб. Или, как неприятности меня…
Глава пятидесятая. Подбор пословиц
На любой лежачий камень своя виагра найдется.
Это что-то с чем-то! Мало того, что в подброшенном пакетике оказалась чистейшая шиза, которую никогда, иначе чем в сигаретах, подручные Свина не продавали. Так еще и пальчики там были его! Свин ходил по гостиной, с утра посасывая газированный виски, и был очень зол.
Дело его поручили какому-то чересчур молодому и правильному следаку, и тот принялся колоть Свина, невзирая на все рекомендации высокопоставленного начальства. Свин, на примере давешнего гаишника, даже испугался на первых порах, что это очередной «сынок» кого-нибудь из звездной элиты. И, если бы он не узнал вскоре полное имя следователя, наверное, до своего освобождения вел бы себя вполне корректно.
Представившийся вначале только по имени-отчеству, Евгений Сергеевич был худ, очкаст и серьезен. Костюм болтался на нем, словно знамя на древке, и еще он иногда, от волнения, сбивался на фальцет. Когда, на втором часу допроса, он, по просьбе Свина, назвал свою фамилию, допрос фактически закончился.
Свин перестал отвечать по существу, начал хамить и оскорблять Евгения Сергеевича. Не потому, что тот имел вид зеленого новичка, а Свин устал. А потому, что фамилия у следователя оказалась весьма редкая – Отченаш, и толстяк не знал ни одного человека из местных «сильных мира сего» с такой фамилией. Все, что смог сделать Евгений Сергеевич Отченаш в ответ на хамство лысого толстяка – это обидеться и прекратить допрос.
Выпустили Свина рано утром в пятницу, но предшествовавший освобождению разговор с полканом из наркоконтроля был очень неприятным. А торги и того хуже – Сотбис отдыхает. Это чмо, которому Свин и так ежемесячно отстегивал приличную зарплату, ничуть не смущаясь, нарисовал на бумажном обрывке такую сумму, что находиться в одном кабинете с этими цифрами стало нестерпимо стыдно – и Свину, и здравому смыслу, и даже эмблеме ауди, свешивавшейся с полковничьих ключей. Кое-как утрясли до полумиллиона евро, что тоже было далеко не подарком, и Борис Михайлович поехал домой…