Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 10
Шрифт:
— Я сказала вам, что в этом обвинении нет ни капли правды, ни капли.
— Дорогая мисс Черрел, мужчина никогда не признается в том, что…
— Поэтому вместо Тони пришла я. Моя сестра мне не солжет.
Маскем снова слегка пожал плечами.
— Но я не совсем понимаю… — начал он.
— Какое отношение это имеет к вам? А вот какое: я не думаю, чтобы им поверили.
— Вы хотите сказать, что если бы я узнал об этом из газет, это настроило бы меня против Крума?
— Да, я думаю, вы бы решили, что он оказался неджентльменом.
Она не могла скрыть легкой иронии.
— А разве это не так?
— Думаю, что нет. Он
При этих словах воспоминания прошлого снова нахлынули на нее, и она опустила глаза, чтобы не видеть этого бесстрастного лица и насмешливого изгиба этих губ. Вдруг, словно по наитию, она сказала:
— Мой зять потребовал возмещения убытков.
— О, — отозвался Джек Маскем, — я не знал, что это делается и теперь.
— Две тысячи фунтов. А у Тони Крума ничего нет. Он делает вид, что ему все равно, но, если они проиграют, он окажется нищим.
Наступило молчание.
Джек Маскем вернулся к окну. Он сел на подоконник и сказал:
— Что же я могу тут сделать?
— Не отказывать ему от места — вот и все.
— Муж на Цейлоне, а жена здесь, — это все же не совсем…
Динни встала, шагнула к нему и застыла на месте.
— Вам никогда не приходило в голову, мистер Маскем, что вы у меня в долгу? Вспоминаете ли вы когда-нибудь о том, что отняли у меня любимого человека? И знаете ли вы, что он умер там, куда уехал из-за вас?
— Из-за меня?
— Да, вы и ваши взгляды заставили его от меня отказаться. И теперь я прошу вас, чем бы дело ни кончилось, не увольнять Тони Крума. До свидания!
И, не дожидаясь ответа, она вышла.
Динни почти бежала к Грин-парку. Все вышло совсем по-другому! И какие это могло иметь роковые последствия! Но слишком сильны были ее чувства, ее негодование против непреодолимой стены «форм» и традиций, о которые разбилась ее любовь! Иначе и быть не могло. Долговязая фигура Маскема, его франтоватый вид, звук его голоса с мучительной остротой пробудили в ней воспоминания.
И все-таки она почувствовала облегчение: от былой горечи не осталось и следа.
На другое утро она получила записку.
Воскресенье.
«Райдер-стрит.
Дорогая мисс Черрел.
Можете на меня рассчитывать.
С искренним уважением,
всегда преданный вам
Джон Маскем».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Получив обещание Маскема, Динни на следующий день вернулась в Кондафорд и постаралась хоть немного разрядить царившую там тяжелую атмосферу. Хотя отец и мать занимались каждый своим делом, они были удручены и расстроены. Мать, женщина очень замкнутая и чувствительная, приходила в ужас при одной мысли о том, что общественное мнение осудит Клер. Отец, видимо, понимал, что, чем бы дело ни кончилось, большинство людей будет считать его дочь легкомысленной особой и лгуньей; Тони Крума еще извинят, но женщине, поставившей себя в подобное положение, в глазах большинства не будет оправдания. Кроме того, Джерри Корвен вызывал в нем мстительный гнев, и он твердо решил сделать все, чтобы зять не восторжествовал над Клер. И хотя эта воинственность отца немного смешила Динни, она восхищалась тем, с какой мучительной добросовестностью он хватался за каждый пустяк, не замечая главного. Для людей его поколения развод все еще оставался бесспорным признаком моральной испорченности. Для нее любовь была просто любовью,
— Что? Ночь в автомобиле — это же сенсация! — саркастически заявил генерал. — Каждый начнет сейчас же думать о том, как бы он вел себя при подобных обстоятельствах!
Динни ответила только:
— Они сделают из этого целую историю — министр внутренних дел, настоятель собора святого Павла, принцесса Елизавета…
Когда Динни узнала, что Дорнфорд приглашен на пасху в Кондафорд, она смутилась.
— Надеюсь, ты ничего не имеешь против, Динни? Мы ведь не знали, будешь ты здесь или нет.
— Я не могу сказать «мне очень приятно» даже тебе, мама.
— Но, родная, ведь когда-нибудь должна же ты вернуться на поле боя.
Динни прикусила губу и ничего не ответила. Мать сказала правду, и в устах нежной и простодушной женщины эти слова прозвучали особенно жестоко.
Поле боя! Да, жизнь — война. Человека ранят, подлечивают и опять гонят в ряды бойцов. Мать и отец ни за что не хотели бы с ней расстаться, но они явно жаждут, чтобы она вышла замуж. И это — когда неудача Клер почти предрешена!
Пришла пасха, а с нею ветер, «умеренный до сильного». Клер приехала поездом в субботу утром, а Дорнфорд — на машине во второй половине дня. Он поздоровался с Динни так, словно не знал, как она его примет.
Он наконец подыскал себе дом на Кемпден-Хилл. Дорнфорд жаждал узнать мнение Клер, и она потратила целый воскресный день, поехав туда с ним после обеда,
— Превосходный дом, Динни, — сказала Клер. — Окнами на юг, есть гараж и конюшня для двух лошадей; хороший сад, все необходимые службы, центральное отопление и вообще все, как надо. Он думает переехать к концу мая. Дом под старой черепичной крышей, поэтому я предложила ему выкрасить ставни в светло-серый цвет. Правда, очень хороший дом и просторный.
— В твоем описании он просто превосходен. Теперь ты, наверное, будешь ездить на работу туда, а не в Темпл?
— Да, Дорнфорд перебирается не то в Памп-Корт, не то в Брик-билдингс, не помню. Кстати, Динни, интересно, почему Джерри не сделал его соответчиком вместо Тони? Я вижусь с ним гораздо чаще.
Больше о предстоящем «деле» не говорили. Предполагалось, что оно будет рассматриваться одним из первых после исков, которые не оспаривались, поэтому в Кондафорде царило затишье перед грозой.
Дорнфорд вернулся к этой теме в воскресенье, после обеда:
— А вы, Динни, будете присутствовать на суде?
— Должна.
— Боюсь, на вас это произведет очень тяжелое впечатление. Вести дело поручили Броу, а он, когда захочет, может просто извести, особенно если ему приходится иметь дело с простым отрицанием вины. Вот почему на него надеются. Клер придется изо всех сил держать себя в руках.
Динни вспомнила слова «юного» Роджера о том, что он предпочел бы видеть ее, Динни, на месте Клер.