Джон Рокфеллер. Промышленник и филантроп
Шрифт:
Во многих отраслях крайности конкуренции постоянно приводили цены к неприемлемому уровню. Производители повсюду искали эффективные средства объединения. Они отнюдь не руководствовались примитивной корыстью, как утверждали некоторые критики. Их толкали к этому неумолимые законы бизнеса. В тресте Рокфеллер, Флэглер и Додд нашли решение проблемы. Конечно, трест был уязвим с юридической точки зрения, но для доказательства этого требовались годы, между тем множилось число подражателей. Винокуры, находившиеся на грани банкротства, вскоре образовали другой трест. Их примеру последовали производители сахара и табака. Затем настала очередь других производителей. Руководители «Стандард ойл» создали модель объединения, по которой преобразовывалась большая часть американской
Создание нового инструментария совпало – в этом на самом деле имеется неразрывная связь – с перемещением штаб-квартиры организации из Кливленда в Нью-Йорк. Шаги в этом отношении были предприняты в 1881–1884 годах. Один за другим Рокфеллер, Флэглер и большинство других важных партнеров и менеджеров стали законными резидентами деловых центров. Предприимчивый Оливер Х. Пэйн и дотошный Эмброуз Макгрегор со своими помощниками остались в Кливленде, который по-прежнему был важным деловым центром, долгое время первенствовавшим в торговле западных штатов. Уорден продолжал жить в Филадельфии, примыкающей к Нью-Йорку. Арчболд же и многие другие отправились на восток. Однажды, в начале 1883 года, целый железнодорожный вагон перевез два десятка служащих «Стандард ойл» из Кливленда в Нью-Йорк. Рокфеллер их встретил, пригласил на завтрак, а затем передал проводникам, готовым показать отведенные приезжим дома.
Хотя Рокфеллер работал в Нью-Йорке с начала ноября 1877 года и тамошние офисы быстро становились центром деловой активности «Стандард ойл», Кливленд оставался средоточием его личной жизни. Там находились две его обширные резиденции, там жили его друзья и родственники, там располагалась его церковь (он все еще не сделал выбор среди церквей Манхэттена). Естественно, он питал особую привязанность к заводам и офисам компании в Кливленде. В Форест-Хилл, его новом поместье у озера Эри, он построил конюшни, где постоянно держал лошадей, а дороги близ Кливленда были лучше приспособлены для езды, чем улицы Манхэттена.
Как деловой лидер, Рокфеллер уже занимал важное положение. Он был, без сомнения, самым богатым человеком в Огайо и одним из самых богатых в Нью-Йорке, хотя об этом еще многие не знали. Фактически его состояние, возможно, уже сравнялось с состояниями Вандербильта или Уильяма Б. Астора. Когда в 1882 году был образован трест, он владел общим количеством сертификатов на сумму 19 170 000 долларов. Другие его ценные бумаги – железнодорожные и промышленные акции, государственные облигации, его недвижимость и так далее приближались по стоимости к его активам в «Стандард ойл». Все говорили тогда, что он владел одним из пяти или шести богатейших состояний Америки.
Джон Д. Рокфеллер, отпраздновавший в 1878 году 40-й год рождения, был мужчиной крепкого телосложения, почти шести футов роста, с пышной шевелюрой из светло-коричневых волос и густыми рыжеватыми усами. У него были проницательные голубые глаза. Держался он авторитетно, однако отличался спокойствием и дружелюбием. Лишь на короткий миг собеседник замечал на себе его пронзительный взгляд, от которого становилось неуютно.
Для определенного числа «недружелюбных» наблюдателей Рокфеллер был просто крупной фигурой в ненавистном «объединении». В Кливленде и Нефтяных регионах многие конкуренты знали или подозревали, что за ним было последнее слово на совещаниях в «Стандард ойл». Они питали к нему враждебные чувства из-за его способности подчинять их своему курсу. Впоследствии кое-кто изображал его невозмутимым, жестким, желчным и жадным человеком. Однако многие предприниматели, настроенные против «Стандард ойл» или относящиеся к ней критически, в безвыходной обстановке обращались к президенту корпорации, явно рассчитывая на его благородство и доброту. Когда люди исчерпывают все возможности, им свойственно надеяться на справедливость и щедрость. Стоит заметить также, что вне круга сравнительно немногих независимых предпринимателей, которые имели в эти годы прямые контакты с Рокфеллером, он долго пользовался репутацией
Несомненно, частичную ответственность за окружавшую его атмосферу тумана и неопределенности нес сам Рокфеллер. Его сравнительно мало знали, поскольку он вел себя неброско и сдержанно, оставляя мало возможности для оценки характера. Он был погружен в себя и ставил в тупик загадочностью своей натуры. Он рано возмужал. С отрочества ему пришлось заниматься бизнесом и брать ответственность за содержание семьи. Он поддерживал идею промышленной концентрации, которая отталкивала девятерых американцев из десяти. В результате он замкнулся, культивировал в себе скрытность и взял за правило «выносить на поверхность как можно меньше». В то время как его острый, обстоятельный, дерзкий ум разрешал большие проблемы посредством напряженного мыслительного процесса, он отгораживался от внешнего мира стеной молчания, словно сооруженной из легированной стали. Но партнеры и друзья замечали под его стальными доспехами личность, совсем не похожую на малосимпатичную фигуру, известную сторонним наблюдателям и оппонентам.
Рокфеллер, которого друзья и партнеры знали в сорокалетнем возрасте, имел широкий кругозор. Теперь он меньше, чем прежде, интересовался деталями и больше уделял внимания крупным проблемам компании. Разумеется, он сохранял острую наблюдательность, ибо замечать важные факты было частью его натуры. Но, становясь зрелым, он по-другому отбирал детали: те частности, на которые он обращал внимание после 1878 года, всегда оказывали влияние на крупные проблемы деятельности «Стандард ойл».
При этом он продолжал нести почти непосильное бремя забот. На нем, в первую очередь, лежали обязанности постоянного планирования и расширения деятельности «Стандард ойл». Кризисные ситуации в производстве, в управлении трестом в ходе конкуренции, в судебных тяжбах или во время расследований правительства заставляли его работать почти неистово, целыми неделями. Тем не менее он терпеливо выносил бремя размером с пирамиду. Ни один партнер не мог привести примера, когда Рокфеллер раздражался или впадал в гнев. Наоборот, многие отмечали его невозмутимость. Партнеры не боялись Рокфеллера. Они приходили к нему с жалобами, предлагали лучшие методы работы и без колебаний бросали вызовы его расчетливости.
Приветствуя предложения и критику, быстро признавая свои ошибки, Рокфеллер вместе с тем сильно беспокоился, когда его партнеры перенапрягались. Он писал письма с требованиями срочного отдыха Бушнеллу, Уордену, Барстоу, Арчболду, Томпсону и Бенджамину Брюстеру. «Для вас и нас ваше здоровье важнее бизнеса», – увещевал он Бушнелла и умолял уставшего Камдена «прервать работу на три, шесть, девять, двенадцать, пятнадцать месяцев… На какое бы время вы ни хотели оторваться от бизнеса, ваша зарплата не пострадает».
Одной группе людей в особенности довелось узнать Рокфеллера как помощника и друга. Это были многочисленные священники и реформаторы, на которых он стал полагаться, как на соратников. Некоторые из них имели высокий статус, например глава Теологической семинарии Рочестера, доктор Августус Х. Стронг, доктор Т.У. Гудспид из Баптистского союза Теологической семинарии в Морган-Парке, Чикаго. К ним принадлежали также доктор С.У. Дункан, бывший пастор церкви Рокфеллера в Кливленде, доктор Джон Э. Клауф и священник в Кливленде, его преподобие Джордж Томас Доулинг. Другие соратники были, как Д.К. Поттер и Х.Л. Морхаус, ревностные миссионеры или скромные священники и работники социальных служб.
Однако подлинный характер Рокфеллера оставался почти никому не известным, поскольку его скрытность порождала ложные представления о нем. В начале 1880 года Пэйн прикидывал перспективы реализации мероприятия, которое он хотел узаконить при помощи Законодательного собрания Огайо. «Против нашей компании имеются столь сильные предубеждения, – писал он 27 февраля Рокфеллеру, – что если мы попытаемся провести такой законопроект, то не сомневаюсь, что он не пройдет, как только узнают, что мы хотели этого».