Джонни Бахман возвращается домой
Шрифт:
— Он не придет раньше чем через час.
— Час — это не так уж и долго.
Несколько секунд они стояли в нерешительности, пока наконец молодой шарфюрер не прикрикнул на Грилле:
— Не мели ерунды! Ты что, считаешь нас дураками?
— В конце концов, — высказал свое предложение обершарфюрер, — один час никакой роли действительно не играет. И вообще, я еще не завтракал. — Он повернулся к Густаву и приказал, ткнув дулом автомата в его рюкзак: — Сними-ка. И вынь все из карманов! — Потом кивком подозвал Грилле: — Отведи его в бункер и охраняй. Ты отвечаешь за него
9
В бункере.
Густав в опасности.
Надежды на чудо-оружие.
«Я сделаю все, что ты скажешь».
Эсэсовцы забрали у Густава рюкзак и все мелкие вещи, которые он вытащил из карманов. Быстро осмотр«» это небогатое имущество, молодой эсэсовец расческу, пилочку и ключи бросил в кусты, а остальное спрятал. Густава куда-то повел парень из гитлерюгенда.
Джонни сначала стоял в нерешительности, а потом пошел следом за ними.
— И смотри, чтобы они не болтали между собой, — приказал шарфюрер.
— Ясно! — ответил через плечо Грилле.
Бункер оказался большой глубокой прямоугольной ямой, вырытой в земле, — стены которой были укреплены бревнами; сверху бункер перекрывали балки с наброшенными на них ветками, а сверху засыпанные землей. Вход в него оказался таким, что широкоплечий Густав с трудом протиснулся внутрь. Грилле уселся на грубую скамью. Автомат он положил себе на колени.
«Все вышло совсем не так, — думал Джонни. — А что, собственно, значит не так?» Он все еще никак не мог отделаться от неприятного ощущения, что, так или иначе, их путешествию скоро придет конец. В душе он не переставал удивляться тому, что, несмотря на все препятствия, им с Густавом удалось пройти немалое расстояние, миновав и посты, и дорожный контроль, и эсэсовцев, и полевую жандармерию.
Он устало опустился на землю недалеко от входа в бункер.
Утренние лучи солнца пробивались сквозь кусты и ветви деревьев, ложась пятнами на землю. Свет падал на вход в бункер и освещал часть помещения. Там, прислонившись к стене, сидел Густав. Вдруг мальчик всхлипнул. До сих пор он старался сдерживаться, а теперь слезы градом полились у него из глаз.
— Ну, только не реветь, — сказал Густав из бункера; его голос доносился словно из могилы.
— Что теперь с нами будет? — всхлипывал Джонни.
— Да, — вздохнул солдат, — похоже, что дела наши плохи.
— Они убьют тебя…
Густав ничего не ответил на это, только добавил:
— Тебе они ничего не сделают. Ты еще маленький. Если тебя спросят, сколько тебе лет, отвечай: только десять.
— Вам же было сказано не болтать! — вмешался Грилле.
— Это тебе не положено с нами разговаривать, — грубо оборвал парня Густав, — и вообще, мне наплевать на все ваши запреты!
Грилле внимательно рассматривал ствол своего автомата, затем зачем-то потрогал предохранитель. Его узкое лицо выглядело напряженным. Обычно живые глаза были неподвижно уставлены на верхушки сосен.
— Разреши нам убежать, — вдруг обратился
— Ну и идеи у тебя, — невольно проворчал тот, — а что будет со мной, если вы убежите, а? Слышал: я отвечаю за вас головой!
Мальчик на миг задумался.
— Тогда идем вместе с нами, — неожиданно предложил он через минуту.
— Ты этого мне не говорил, я не слышал, — угрожающе отозвался Грилле.
Тут в разговор вмешался Густав, наполовину высунувшийся из бункера:
— Прекрати клянчить, Джонни. Этот Гарольд Гриле — подлец, хотя и маленький!
— Да пойми же ты, — выпалил Грилле, — я не могу! Неужели не ясно?
— Я понимаю только то, что дело принимает для меня дурной оборот, — заметил Густав, — и главным образом все из-за твоей подлости. Если ты сможешь жить и дальше спокойно с чувством собственной вины — что ж, желаю всего наилучшего.
— Хорошо тебе говорить, — фыркнул Грилле.
— А зачем ты растрепался о нас еще до того, как нас поймали? Зачем тебе понадобилось врать, что я напал на тебя из-за угла и прочее? Может быть, ты рассказал о том, что твое начальство тебя не кормило, а у нас ты досыта и вкусно наелся?
Грилле уже не мог больше сидеть спокойно. Он крутился, как червяк, на которого напали муравьи.
— Да они меня самого поймали, — сказал он, тяжело вздыхая, — двумя часами раньше, на том же самом пригорке и без оружия. Еще вчера здесь был тыл. Ты сам понимаешь, что это значит, когда тебя задерживают в тылу, без оружия да еще эсэсовцы! — Он обернулся в сторону кустов, за которыми исчезли оба незнакомца. — Мне нужно было как-то выкручиваться, вот я и рассказал о вас. Может, я что и преувеличил, согласен. Но иначе бы мне не поверили. — Сказав это, он сорвал с головы шапку и, бросив ее на землю, взъерошил свои рыжие волосы. — Кто бы мог подумать, что вы пойдете той же дорогой!
— Бедный Гарольд Грилле, — пробормотал Густав с иронией. — А зачем тебе понадобились эти идиотские обвинения меня в шпионаже?
— Если бы я не сказал этого, — начал оправдываться парень, нагибаясь за шапкой, — они бы сразу же прикончили тебя.
— О, значит, я должен принести тебе свою благодарность?
— Может быть, эта отсрочка тебе еще пригодится?
— Она мне пригодится только в том случае, если я отсюда смотаюсь!
— Сейчас ты отсюда не уйдешь. Это хорошо оборудованный и охраняемый узел сопротивления…
Некоторое время все молчали. Вокруг стояла тишина. Облака постепенно затягивали солнце. Сквозь стену зарослей до них едва слышно доносился гул моторов.
Густав первым нарушил молчание.
— Что же это за узел сопротивления? — сказал он презрительно. — Меньше чем в полукилометре отсюда, ниже по дороге, идут русские танки.
— Может быть, это засада, — возразил уже успокоившийся Грилле. — Может быть, их сюда заманивают…
— Так же, как через Одер, да? А еще раньше через Вислу и Буг? Послушай, Грилле, у тебя на плечах есть голова? Подумай сам: русских никто не заманивает, они прорываются сюда силой. Осталось еще немного — война кончится и русские танки пойдут по Берлину!