Джонни и мертвецы
Шрифт:
Школа о призраках умалчивала. А жизнь порой преподносила такие сюрпризы, что непонятно было, от какой печки танцевать, и социология с математикой тут помочь не могли.
Ну почему все свалилось именно на него? Ладно бы он сам напрашивался на что-нибудь этакое — так ведь нет! Он лишь старался не высовываться и держаться даже не на втором, а на десятом плане. Но отчего-то проблемы к нему так и липли.
Штука в том, что…
М-р Аткинс.
Джонни,
Сейчас оно смотрело на него с прямоугольника покоробленного картона, вставленного в рамку на одной из дверей.
Джонни уставился на картонку.
На пару секунд надпись заслонила собой весь мир.
Да нет же, Аткинс — очень распространенная фамилия…
Но если не постучаться, ничего не узнаешь… ну? постучаться?..
— Открой мне дверь, золотко, у меня руки заняты.
За спиной у Джонни остановилась полная негритянка с охапкой чистых простыней. Джонни молча кивнул и повернул дверную ручку.
Комната почти без мебели. И в ней — определенно никого.
— Я заметила, ты к нам ходишь каждую субботу. К бабушке? — сказала сестра, сгружая простыни на пустую кровать. — Дай бог всем таких внуков!
— Гм… ага.
— А тут ты чего хотел?
— Ну… поговорить с мистером Аткинсом. Вот. — Джонни вдруг осенило. — Мне в школе задали написать реферат. Про сплинберийский земляческий батальон.
Реферат! Сославшись на реферат, можно безнаказанно плести что угодно.
— А что это, золотко?
— Такие… солдаты. По-моему, мистер Аткинс был одним из них. А… где?..
— Да где… вчера отдал богу душу, золотко. Чуток не дотянул до девяноста семи. А ты его знал?
— Да в общем… нет.
— Он у нас был настоящий ветеран. Столько лет здесь прожил… Очень милый старичок. Все повторял: как помру, так, мол, и войнам конец. Такая у него была любимая шутка. И все показывал свою солдатскую книжку. «Томми Аткинс, — говорил, — вот он я, тот самый, как помру, всем баталиям конец». И очень смеялся.
— А что он имел в виду?
— Не знаю, золотко. Наше дело помалкивать да улыбаться. Сам понимаешь.
Сестра постелила свежие простыни и вытащила из-под кровати картонную коробку.
— Вот его вещички. — Она посмотрела на Джонни. — Думаю, большой беды не будет, если ты на них взглянешь. Никто к нему не ходил, только один мужчина из Британского легиона, но тот уж как часы, на каждое Рождество, дай бог ему здоровья. Интересовался наградами. Но мне кажется, ты можешь взглянуть. Раз уж ты пишешь реферат…
И она захлопотала в палате, а Джонни осторожно заглянул в коробку.
Вещей было немного — курительная
И фотография земляческого батальона, точь-в-точь такая, как в старой газете.
Джонни с величайшей осторожностью взял ее в руки и перевернул. Фотография отозвалась сухим шелестом.
На обороте кто-то в незапамятные времена написал лиловыми чернилами: «Землячки!!!
Мы идем, кайзер Билл! Если знаешь, в какую дырку заползти, ДУЙ СКОРЕЙ!!!» Внизу стояло тридцать подписей.
Около двадцати девяти росчерков чей-то карандаш проставил маленькие кресты.
— Они все тут расписались, — тихо проговорил Джонни. — Наверное, он вырезал ее из газеты, и они все на ней расписались.
— Что, золотко?
— Я про фотографию.
— Ах, да. Он как-то показывал мне ее. Это он еще в ту войну снимался, представляешь?
Джонни опять перевернул снимок и отыскал Т. Аткинса. Оттопыренные уши и скверная стрижка придавали ему отдаленное сходство с Бигмаком. Не только ему, им всем. И все они улыбались..
— Он много рассказывал о них, — сказала медсестра.
— Да.
— Похороны в понедельник. В крематории. Знаешь, кто-нибудь из нас всегда идет проводить их в последний путь. Как же иначе, верно? Что мы, не люди?
В ночь с субботы на воскресенье ему приснился сон…
Ему снился Род Серлинг. Он шел по сплинберийской Хай-стрит и собирался с выражением продекламировать что-то перед камерой, но едва открыл рот, как Бигмак, Ноу Йоу и Холодец насели на него и, заглядывая через плечо, принялись молоть ерунду вроде «а про что ваша книга?» и «переверните страницу, я уже дочитал»…
Ему снились большие пальцы…
Джонни открыл глаза и уперся взглядом в потолок. Он так и не заменил леску, на которой была подвешена модель шаттла. Челнок застыл в вечном пике.
Джонни был свято уверен в том, что все прочие ребята ведут нормальную человеческую жизнь и лишь он — печальное исключение. Его вины тут не было. Просто всякий раз, как ему взбредало в голову, будто он постиг, что к чему, и понял, как крутятся колесики в машине мироздания, жизнь подсовывала что-нибудь новенькое, и то, что минуту назад казалось мерно тикающим отлаженным механизмом, оборачивалось обманкой.