Джонсон
Шрифт:
Но, конечно же, как истинный джентльмен, Лёша сделал вид, что внутри у него совершенно ничего не происходит. Предпочтя остаться для них совершенным, то есть – миражом, а не очередным куражом. Который ещё подумает над тем, стоит ли ему уплотняться и врываться в их сонно мурлыкающую реальность – прямо в спальню. И таять там у них на глазах. И – на устах. Короче, повёл себя как типичный самовлюблённый мармелад. Простите, – китайский мандарин. И его отвезли домой.
После того, как Василиск Иванович разменял родовое
Когда Банан дал Виталию прочитать «Слепое кино», тот пригласил его спуститься на квадраты его маман и лишь там критически заметил:
– Если бы ты и в жизни был такой же умный, как в своей книге, – усмехнулся он. – Тебе б цены не было. Задним умом и дурак богат. А в жизни нужно соображать налету!
– Так я и пытаюсь стать умным «методом от противного». От того, каким противным я тогда был.
– И меня ты сделал тут каким-то монстром. Мне, конечно, приятно, что я тут такой крутой…
– Я просто сжал тебя тут до пары дней, – оправдывался Банан.
– Ну, так-то да, – задумчиво заметил Виталий, перелистывая тетрадку. – Всё, вроде бы, верно. Так-то оно и было, на самом деле.
– Но, думаю, дальше ты станешь ещё круче! Мне придется ещё сильнее тебя сжимать – в объятьях крепких фраз.
– Так ты что, и дальше писать собрался?
– Ну, да. Другой работы-то у меня нет. По крайней мере, пока. Да и не вижу я уже смысла работать на берегу.
– Ну, так-то, да. Там тебя и покормят. И жилье и робу дадут. Да и на работу далеко ходить не надо. Проснулся и – полетел! А если ещё и денег в конце рейса отвалят, то вообще – красота!
– А в рейсе-то делать нечего. Вот я и перепросматриваю своё недавнее прошлое, как на замедленной перемотке. Гоняя его туда-сюда. И наблюдая кто, где и как пытался меня использовать. В этом и смысл названия, что я постепенно прозреваю, пока его смотрю.
– А я-то думаю, что за «слепое» кино? Думал, ты исполняешь.
– Так что всё, что ты мне сейчас скажешь, может быть использовано против тебя в моём Высшем Судилище! Я серьезно!
– Да, ну тебя, – отмахнулся тот.
– Так я уже сейчас запоминаю эту сценку, чтобы потом описать её во всех деталях, – усмехнулся Банан. – Устроив тебе Судный День! Поэтому у нас тут не просто общение, а театр на дому. Так что приосанься и перестань уже ковырять в носу, – ударил он его по руке.
– Да тише ты, палец мне сломаешь!
– Никакого уважения! – усмехнулся Банан. – Раньше вообще боялись литераторов. Они ходили за всеми с блокнотиками и что-то там царапали. А в выходные в газете выходил фельетон с реальными героями их наблюдений. Так что литераторов просто шарахались и никуда в общество не впускали. Чтобы те не высмеивали их недостатки.
– Так вот ты чем тут занимаешься! – разозлился Виталий, выстреливая мизинцем в стенку. – Вынюхиваешь? Компромат на меня собираешь? А ну, вали отсюда!
– Что? – оторопел Банан.
– Да ладно, шучу я. Высмеивать недостатки –
– Только я высмеиваю не только чужие, но, заодно, и свои недостатки. Ведь именно они и послужили источником моих слабостей, которыми лишь воспользовались те, кто пытался меня кинуть. Чтобы больше уже не наступать на эти «грабли».
– Если бы я стал свою жизнь описывать, то, наверное, вообще бестселлер вышел бы! – самодовольно усмехнулся Виталий.
– Так в чем же дело, ручку дать?
– Но я, наверное, не смогу писать. Потому что я сразу же хаваю всю ситуацию целиком и тут же делаю нужные выводы, а не в течении полугода.
– Я когда живу на берегу, тоже так думаю. И только потом, когда перепросматриваю в рейсе ситуации, мне открываются всё новые их стороны, которых я не замечал только потому, что был так увлечён текущим моментом, что многое упускал. Из-за того, что меня это в тот момент не интересовало. Хотя мог бы добиться гораздо большего! Я уже молчу о других целях, которые я вообще не ставил и потому не мог использовать ситуацию во всей её полноте. Более глобально.
– Ну, что ж, учиться никогда не поздно. Может, что-нибудь из тебя, в конце концов, и выйдет толкового. А не только глупая писанина.
Расцвела зима, окутав своей сияющей фатой всё своё юное существо.
Недавно откинувшись из «монастыря карамелек», Т.Н. была без сапог, и это служило ей темой для пустых разговоров. Банан, устав наблюдать за нудизмом её служанки, публично обнажающей и залапывающей его восприятие прекрасного социальными банальностями, решил убить в ней это чудовище. Как и любой Принц. И рассказал об этом Виталию.
– Я понимаю, что ты от чистого сердца, – усмехнулся в ответ Виталий, – но сегодня ты дашь ей денег на сапоги, а завтра… Может что-нибудь случится. С этой «карамелькой», – пошловато усмехнулся он. – Совершенно случайно. И вы поссоритесь. Деньги – это такая вещь… Там, где в отношения вмешиваются деньги, начинаются неприятности. Причём, самые неожиданные. «Рай в шалаше» не пустая фраза, это модель идеальных отношений.
– Да я ей ещё ничего и не обещал, – оторопел Банан, упав с башни своей мечтательности. И задумчиво потирая башню.
– Никогда не обременяй себя обязательствами, – продолжил Виталий, видя что Банан охотно хавает его блевотину. – Ты никому ни в чём не обязан и ничего не должен. То, что думают они – это их трудности. Человек рождается свободным, а умирает – должником. Собственно, поэтому он и умирает. Не успевая выполнять чужие требования. Если кто-то пытается с тебя что-то подтянуть, шантажируя твоей обусловленностью или одержимостью общественными институтами, то это только его проблема. А если он чем-то недоволен и пытается нанести тебе вред, то, с точки зрения чистой логики, он для тебя не более, чем навязчивая вредная привычка, которую нужно тут же бросить.