Джулия
Шрифт:
— Сказать, что вы еще спите? — прошептала Эрсилия.
— Нет, дайте трубку, — дожевывая кусок круассана, сказал Гермес. — Что случилось, Карузо? — Его первой мыслью было, что у сыщика опять заболела жена.
— Простите, ради Бога, профессор, что осмелился беспокоить вас в такое время, — на одном дыхании выговорил Карузо, — но я должен предупредить вас о надвигающейся опасности. — Голос его дрожал от волнения.
— Какой опасности? — удивился Гермес. — Объясните, я ничего не понимаю.
В трубке слышался неясный шум, автомобильные гудки — бригадир скорее
— Я слушаю вас, Карузо, — настойчиво сказал Гермес, все еще не веря, что сыщик не шутит.
— Кое-кто хочет вас обвинить… вы слышите меня? — Там, откуда он звонил, выла сирена «Скорой помощи», и ему снова пришлось сделать паузу.
— В чем же меня обвиняют? И кто? — пораженный до глубины души, спросил Гермес.
— Я не знаю, потому что не видел самого дела, а только слышал кое-какие разговоры. Одно мне ясно: кто-то под вас копает. По закону я не имею права разглашать профессиональные тайны, но вы столько для меня сделали, я перед вами в неоплатном долгу, и сейчас такой момент, когда и у меня есть возможность помочь вам. Послушайте моего совета, исчезните на время! С минуты на минуту будет выписан ордер на ваш арест. Вас не должно быть ни дома, ни в клинике, вы меня поняли?
— Но почему?
— Сейчас не время задавать вопросы, — ответил Карузо, — я сказал вам все, что мне известно. Вы должны исчезнуть как можно скорее. Легче защищаться, будучи на свободе, чем сидя за решеткой. Постараюсь разузнать, в чем вас обвиняют. Позвоните мне сами сегодня вечером.
В трубке послышались частые гудки. Гермес перевел взгляд на свой недоеденный круассан, словно надеялся получить от него какие-то объяснения.
— Вы думаете, это правда? — спросила Эрсилия, которая слышала громкий голос бригадира и была потрясена не меньше своего хозяина.
— Я думаю, он свихнулся, — ответил ей Гермес, который никак иначе не мог объяснить звонок бригадира.
В самом деле, сколько он ни размышлял, но даже приблизительно не мог себе представить, в чем же он нарушил закон. «Глупость какая-то!» — подумал Гермес и переключился мыслями на Джулию. Он набрал ее номер. В трубке раздались частые гудки. «С кем это она разговаривает с утра пораньше?» — удивился Гермес, но тут же вспомнил, что Джулия имеет привычку класть трубку рядом с аппаратом, когда не хочет, чтобы ее беспокоили.
Глава 3
После Пьяченцы, когда автострада снова расширилась, Джулия, как обычно, заняла свободный правый ряд. Италия — страна гонщиков, здесь каждый воображает себя пилотом «Формулы-1», а потому уважающие себя итальянцы считают ниже своего достоинства ездить в крайнем правом ряду, который известный писатель Лука Гольдони окрестил позорным. Джулия же, напротив, предпочитала именно его, называя про себя «мыслительным».
Сидя за рулем своего зеленого «Мерседеса» 1972 года выпуска — он был ровесником ее сына Джордисо, — Джулия ехала не спеша, думая о своем романе. Читатели любили ее книги, а высоколобые критики либо замалчивали, либо называли развлекательным чтивом. У Джулии на их счет тоже было свое
Она невольно улыбнулась, забыв на время о своих проблемах. Снова пошел мелкий дождь, и Джулия включила «дворники». Их ритмичное монотонное движение по лобовому стеклу успокаивало, и Джулия уже почти без страха думала об ожидающей ее через час процедуре эксгумации останков деда. Брат Бенни и сестра Изабелла, конечно же, отказались ехать, так что она, как всегда, оказалась одна. Вместе было бы не так тяжело.
— Ты же прекрасно знаешь, радость моя, — сказала ей Изабелла, — я до смерти боюсь таких вещей.
Для Джулии страшнее был невидимый враг, поселившийся в ее теле, враг, которого она после операции считала побежденным, но, видно, ошиблась, раз Гермес решил прибегнуть к облучению.
— Он ведь и твой дед, — напомнила Джулия.
— Ну, конечно, и в другой день я, может быть, и поехала бы, — горячо защищалась Изабелла, — но ты сама подумай, разве это не идиотизм, устраивать такое под Новый год?
Изабелла была богачкой и снобкой. Каждое ее движение, интонация, взгляд были отработаны, а потому фальшивы. Чего стоило одно только ее обращение «радость моя!».
— Под Пасху, по-твоему, было бы лучше? — не удержалась Джулия.
— Брось свои колкости! Ты отлично знаешь, что тридцать первого мы с детьми всегда уезжаем в Кортина д'Ампеццо. Альбериго уже заказал гостиницу, маскарадные костюмы для новогодней ночи, представляешь, что будет, если я не поеду?
Джулия слушала сестру вполуха. «Сейчас она скажет, — с тоской подумала она, — что Альбериго заказал номер в «Поста» на третьем этаже, что у них уже есть приглашение на виллу «Белла» от Клары Аньелли, что там будут и Нуволетти».
— Знаешь, — услышала она через секунду, — Альбериго заказал номер в отеле «Поста» на третьем этаже, а в воскресенье, — и она посмотрела на сестру так, словно хотела ее удивить, — мы уже приглашены на виллу «Белла». Клара и Нуволетти нас ждут к обеду.
Изабелла выбрала себе в мужья оптовика, торговавшего рыбой. Альбериго Соди, так его звали, был хитрым и расчетливым дельцом, поэтому смог одержать верх над конкурентами и разбогатеть. По мере роста материального благополучия росло и стремление Изабеллы стать светской дамой. Вместо того чтобы спокойно жить со своим рыбным королем, она суетилась, больше всего на свете мечтая попасть в высшее общество.
— И вообще, радость моя, — манерно добавила она, — давай начистоту. Он больше был твоим дедом, чем нашим с Бенни, поэтому если уж кому-то из нас обязательно надо присутствовать на такой малоприятной процедуре, как выкапывание покойника, то в первую очередь — тебе. Это не только мое мнение, но и мнение Бенни. В данном случае я говорю и от его имени.
Ну вот она и открыла карты. Почему так получается, что все вокруг считают, будто имеют право решать за нее? Почему она должна быть в ответе за все, что происходит? Признайся она им, что у нее рак, они и в этом случае дали бы ей понять, что она сама в этом виновата.