Джума

Зурабян Гарри

– А как же Канада?
– осторожно поинтересовался Полуянов, невольно смущенный неожиданными откровениями Бориса Николаевича.

– А что - Канада?
– закуривая и небрежно скривившись, удивился Родионов.
– Ты же военный, Петрович, - с недоумением проговорил он, - тебе сам Бог велел знать про запасной плацдарм.
– Он цинично усмехнулся: - Ленин полжизни за границей провел, а какую гениальную комбинацию В России разыграл, почти на целых восемьдесят лет! А мы чем хуже?..

Так, родной, извини, мне пора. Да и тебе - тоже. Пора продолжать великие традиции отцов и дедов: воровать, воровать и еще раз воровать. А то от Родины - матери, кроме переходящего

Красного знамени или пули в лоб, черта с два что получишь. Ты по поводу моих "аспектов" с Анатолием Ивановичем потолкуй. Взвесьте все, продумайте. Думаю, денька через два-три созвонимся и встретимся. Добро?
– И, не дожидаясь ответа, поднялся.

Полуянов проводил гостя до двери. Уже на выходе тот обернулся и напомнил:

– Петрович, прошу тебя, решай побыстрее проблемы с "нашими дорогими силовиками" - сделал он ударение на последних словах и, вызвав лифт, отбыл.

Полуянов вернулся в квартиру, оглядел неприбранный стол и внезапно с ужасом почувствовал лихорадочный приступ озноба. Лицо его стало похожим на застывший гипсовый слепок. Он часто задышал, с трудом подавляя панический страх. Дрожащей рукой наполнил рюмку, расплескав большую часть напитка. Затем быстро снял с полки большую чайную кружку и, налив ее до краев, принялся медленно пить. Водка, холодная и одновременно обжигающая, тяжело потекла по пищеводу. Он так и не смог до дна осилить кружку. Подойдя к раковине, вылил остаток на руки, тщательно растерев. Поднеся ладони близко к глазам, долго и пристально рассматривал, словно силился разглядеть на них невидимых и беспощадных убийц, методично и безжалостно уничтожающих людское поголовье Белоярска...

Глава восемнадцатая

Иволгин, Малышев и Краснов, одурев от свалившихся на Белоярск событий и вконец уработавшись, решили взять тайм-аут и собрались в классическое трио, на "конспиративный междусобойчик". На столе стояла нехитрая закуска, бутылка водки и литровая банка молока. Перед Иволгиным и Красновым - по стакану с налитой на треть водкой, перед Малышевым - полная кружка молока. Пить водку он наотрез отказался. Однако, предложение позвонившего Иволгина "встретиться и обсудить насущные проблемы" принял охотно и компанию поддержать согласился.

– Зря ты, Роман Иванович, водку не пьешь, - попенял ему Иволгин. Молоко-то кипяченое?

– Кто его кипятить здесь будет?
– отмахнулся Малышев, окидывая взглядом конспиративную квартиру.

Чокнулись. Молча выпили. С хмурыми, уставшими лицами, без аппетита, закусили. Затянувшееся молчание первым нарушил Петр Андреевич.

– Слыхал я, пролетели мы мимо Родионова, - не глядя на Малышева, проговорил он.

– Эт точно, - сложив перед грудью руки и опираясь на них, со вздохом ответил он.
– Гер-р-ро-ой!
– протянул он с сарказмом.
– И трудовых, и героических будней Забайкалья.
– Роман Иванович выразительно посмотрел в потолок: - И думать запретили трогать. Столько материалов мои ребята на него собрали, другого уже, наверное, давно бы и без суда к стенке поставили. А этот гаденыш вывернулся! Теперь его и подавно не ухватишь начальник штаба по ликвидации особо опасной инфекции...

– ... Которой сам же и наградил Белоярск!
– в сердцах перебил его Краснов.
– Нет, мужики, - начал заводиться он, - вы, как хотите, а я эту гниду не упущу. Черт с ним с золотом, но в этих штольнях двух ребят моих положили - Бахтияра Садыкова и Я ниса Ауриньша.

– Мы из-за него пятерых потеряли, - мрачно заметил Малышев.

– И, что, утретесь?
– продолжал наседать Иван Васильевич.

Малышев дернулся, словно

его опалило горячим дыханием нестерпимо жаркого пламени и недобро, искосо глянул на подполковника.

– Погоди, Ваня, - мягко тронул Краснова за руку Иволгин.
– Никто не говорит, что ему с рук сойдет, но давайте, мужики, все по уму сделаем. Зачем из-за какой-то сволочи распоследней на рожон лезть? Мне лично представляется, что еще годик-два и нам придет полный пинцет.
– Заметив враждебные взгляды уже обоих собеседников, он, абсолютно не отреагировав, с невозмутимым спокойствием разлил водку, добавил в кружку Малышеву молока и продолжал: - Партизанские базы создавать надо. И людей подбирать. Не целый же век Россия на торгах стоять будет.

– Что еще за базы, Петр Андреевич?
– не понял Малышев.

– Господи, Роман Иванович, да что вы у себя в "конторе" все такие серьезные! Образно говорю, поймите, образно. То есть, хорошим людям уже сейчас группироваться бы не помешало. А то мы испокон века врозь да поодиночке, а дерьмо, между прочим, исключительно, кучками, кучками. Да какими...
– прицокнул он языком.

Роман Иванович, не сдержавшись, чуть заметно поморщился, но Иволгин не придал значения. Вместо этого он решительно поднял стакан и вопросительно взглянул на собеседников. Роман Иванович, в свою очередь, обвел беглым взглядом Иволгина и Краснова и, немного смущаясь, попросил:

– Петр Андреевич, плесни-ка и мне горяченькой. А то и не мужик вроде.

Майор и подполковник весело перемигнулись.

– Ну, слава Богу, - с облегчением вздохнул Краснов, выражая, пожалуй, и мнение Иволгина.
– Чувствую, пойдет и разговор, и дело.

Выпили и уже с аппетитом принялись закусывать.

– Роман Иванович, - спустя время, поинтересовался Петр Андреевич, так что там с Астаховым? Он или не он?

– По мнению судмедэкспертов, однозначно выходит, что он. Но вот хоть убейте, не верю - и все тут! Если бы медальон рядом с головой лежал - еще куда ни шло. Но в руке... Как пить дать - сорвали!

– А, может, он, когда задыхался в дыму, инстинктивно ворот рванул и порвал нечаянно, - высказал предположение Краснов, за проведенное им в Белоярске время уже успевший войти в курс всех происшедших здесь событий, невольным участником которых ему и его группе тоже пришлось стать.

– Этот медальон ему Наталья Род... Артемьева подарила?
– уточнил Иволгин.

Роман Иванович утвердительно кивнул и к слову добавил:

– Вот же судьба у девчонки, а? Врагу не пожелаешь! Без родного отца выросла, мать чуть ли не на глазах убили, встретила любовь настоящую и - на тебе: то ли герой войны, то ли сотрудник иностранной спецслужбы. А в результате, вообще... сгорел парень.
– Он поглядел на Иволгина: - Кстати, как она?

– Работает в госпитальной группе. Вчера только виделись, - нахмурился Петр Андреевич.
– Черная вся от горя стала. И в глазах, знаете, жуткий, нечеловеческий огонь полыхает, как у фанатиков. Раньше про таких говорили: одержимые.

– Знаю, - кивнул головой Краснов.
– Я за свою жизнь много подобных и глаз, и людей повидал, по всему миру. У них внутри - пустыня, один песок раскаленный. И не то, что в глазах, прямо на лбу написано: " Хочу умереть!". А нетушки, - вздохнул он тяжело.
– От них даже смерть в страхе шарахается. И вот скажите мне, пожалуйста...
– Иван Васильевич замолчал раздумывая, а потом продолжил: - Ну ладно, я допускаю, что мужики на войне испокон века помешаны, на стрелялках и прочем, но ведь и женщин сколько, как ты сказал, Петр Андреевич, одержимых.