Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
– Увы, сир, моя бедная дочь чувствует себя несчастной оттого, что не может иметь честь засвидетельствовать вашему величеству свое нижайшее почтение, тем более – в этот вечер, но она нездорова, сир, очень нездорова.
– Ах, вот как? Ну что ж, дело ее, – сказал король. – Нездорова? Госпожа д'Эгмон, обладающая самым крепким здоровьем во всей Франции? Ну что ж, ну что ж!
И король отошел от де Ришелье, как отошел перед этим от де Шуазеля и де Гемене.
Затем он обошел весь салон, осыпав комплиментами
– Вот цена измены, – сказал маршал ей на ухо, – завтра на вас посыпаются почести, тогда как мы… Я дрожу при одной мысли о том, что нас ждет…
Герцог издал глубокий вздох.
– Но, как мне кажется, и вы в значительной степени предали де Шуазелей, раз находитесь здесь Вы же поклялись…
– За свою дочь, сударыня, за свою бедную Септиманию! И вот она в немилости из-за того, что слишком верна слову…
– Своего отца… – добавила г-жа де Мирпуа. Герцог сделал вид, что не расслышал этих слов, – они могли быть восприняты как эпиграмма.
– Не кажется ли вам, что король обеспокоен? – спросил он.
– На то есть причины.
– Какие?
– Уже четверть одиннадцатого.
– Да, правда, а графини все еще нет. Я вам скажу одну вещь.
– Говорите.
– У меня есть опасение.
– Какое?
– Я опасаюсь, не приключилась ли какая-нибудь неприятность с нашей бедной графиней. Вы-то должны быть осведомлены.
– Почему именно я?
– Да потому, что вы принимали в этом заговоре самое непосредственное участие.
– В таком случае, – доверительно ответила г-жа де Мирпуа, – признаюсь вам, герцог: у меня тоже есть серьезные опасения. Наша приятельница герцогиня – беспощадный противник, наносящий удар даже при отступлении, как парфеняне, а ведь она отступила. Посмотрите, как взволнован де Шуазель, несмотря на желание казаться спокойным. Глядите: ему не сидится на месте, он не сводит взгляда с короля.
Ну так что же, они что-нибудь задумали? Признайтесь.
– Я ничего не знаю, герцог, но согласна с вами.
– Чего они пытаются добиться?
– Опоздания, дорогой герцог. Вы же знаете, как говорят: важно выиграть время. Завтра может случиться непредвиденное событие, которое заставит отложить это представление ко двору на неопределенный срок. Возможно, ее высочество приедет в Компьень завтра, а не через четыре дня. Может быть, хотели просто протянуть время до завтра?
– Вы знаете, ваша сказочка очень похожа на правду. Ведь графини все еще нет, черт побери!
– А король уже теряет терпение, взглянете!
– Он уже в третий раз подходит к окну. Король действительно страдает.
– Дальше будет еще хуже.
– То есть как?
– Послушайте. Сейчас двадцать минут одиннадцатого.
– Верно.
– Теперь я могу вам сказать все.
– Ну так говорите
Госпожа де Мирпуа огляделась, затем прошептала:
– Так вот, она не приедет.
– Боже мой, сударыня, но ведь это будет ужасный скандал!
– Можно будет возбудить процесс, герцог, судебный процесс.., потому что во всей этой истории – а уж я-то знаю наверное – есть и похищение, и насилие, и даже, если хотите, оскорбление его величества. Шуазели все поставили на карту в этой игре.
– Очень неосмотрительно с их стороны.
– Ничего не поделаешь! Страсть ослепляет.
– Вот в чем преимущество людей бесстрастных, как мы с вами: мы на все смотрим неизмеримо трезвее.
– Смотрите, король опять подошел к окну.
В самом деле, Людовик XV, хмурый, обеспокоенный, раздраженный, подошел к окну и, опершись рукой на резную задвижку, прижался лбом к прохладному стеклу.
В это время по залу пробежал, как шелест листьев перед грозой, шепоток разговоров между придворными.
Все переводили взгляд с настенных часов на короля и обратно.
Часы пробили половину одиннадцатого. Их чистый звук, казалось, прозвенел сталью; ритмические колебания мало-помалу затихли в просторном зале.
Господин де Монеу приблизился к королю.
– Прекрасная погода, сир, – проговорил он робко.
– Да-да, великолепная. Вы что-нибудь во всем этом понимаете, Монеу?
– В чем, сир?
– В этой задержке. Бедная графиня!
– Должно быть, она нездорова, сир, – сказал канцлер – Я могу понять нездоровье госпожи де Граммон, госпожи де Гемене, могу понять, что госпожа д'Эгмон тоже нездорова. Но чтобы занемогла графиня – этого я не допускаю.
– Сир! От волнения можно заболеть, а радость графини была так велика!
– Ну, теперь все кончено, – сказал Людовик XV, – теперь она уже не приедет.
Хотя король произнес эти последние слова вполголоса, тишина в зале была такая, что их услышали почти все присутствующие.
Но никто не успел ответить ему даже мысленно, как послышался шум подъезжавшей кареты.
Все головы повернулись к входу, все вопросительно переглянулись.
Король отошел от окна и стал посреди салона, откуда можно было видеть всю галерею.
– Боюсь, что нас ждет неприятная новость, – прошептала г-жа де Мирпуа на ухо генералу, старавшемуся скрыть хитрую улыбку.
Вдруг лицо короля озарилось радостью, глаза заблестели.
– Ее сиятельство графиня Дю Барри! – прокричал привратник главному распорядителю.
– Ее сиятельство графиня де Беарн!
При этих именах все сердца дрогнули, но от чувств самых противоположных. Толпа придворных, влекомых непреодолимым любопытством, подалась к королю.
Так случилось, что ближе всего к королю оказалась г-жа де Мирпуа.