Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2
Шрифт:
– Не могу, ваше сиятельство; у меня на это – две причины.
– Какие же?
– Первая заключается в том, что у меня не останется ни гроша к тому времени, как я соберусь к отплытию, потому что – попрошу это отменить, ваше сиятельство, – деньги мне нужны не для себя. Я прошу их для исправления той ошибки, которую я совершил не без вашей помощи…
– Ах, до чего же ты злопамятен! – поджав губы, заметил Бальзамо.
– Это естественно… Итак, я прошу у вас денег на то, чтобы, как я уже сказал, исправить ошибку, а не затем, чтобы прожить их для своего удовольствия. Ни
– Для твоего ребенка, как я понимаю…
– Да, ваше сиятельство, для моего ребенка, – не без гордости отвечал Жильбер.
– А как же ты?
– Я? Я сильный, свободный, умный. Я всегда сумею прожить, я хочу жить!
– Ты будешь жить! Бог никогда еще не наделял столь сильной волей тех, кому суждено преждевременно уйти из жизни. Господь позаботился о том, чтобы потеплее укрыть растения, которым предстоит пережить долгую зиму. Точно так же он одевает в стальную броню сердца тех, кому предстоят суровые испытания. Однако мне кажется, ты упомянул о двух причинах, по которым не можешь отложить тысячу ливров. Итак, во-первых – порядочность.
– А во-вторых, – осторожность. В тот день, когда я покину Францию, мне, возможно, придется скрываться… Если мне нужно будет идти в гавань на поиски капитана, потом – передавать ему деньги – я предполагаю, что именно так это обычно делается, – все это не будет способствовать моей безопасности.
– Ты полагаешь, я сумею помочь тебе скрыться?
– Я знаю, что это вам по плечу.
– Кто тебе это сказал?
– В вашем распоряжении слишком много сверхъестественных сил. Было бы странно, если бы вы не располагали целым арсеналом средств обыкновенных. Колдун может быть уверен в себе, только когда у него есть в запасе спасительный выход.
– Жильбер! – заговорил вдруг Бальзамо, протягивая руку к юноше. – Ты отважен, добро и зло переплетены в тебе, как это бывает обычно у женщин; ты вынослив, честен не напоказ; я сделаю из тебя великого человека; оставайся здесь, этот особняк – надежное пристанище; я на несколько месяцев собираюсь покинуть Европу, л возьму тебя с собой.
Жильбер внимательно выслушал графа.
– Спустя несколько месяцев, – отвечал он, – я бы, возможно, не отказался. Сегодня я вынужден вам сказать: «Благодарю вас, ваше сиятельство, ваше предложение для меня лестно, однако я должен отказаться».
– Неужели сиюминутное отмщение не стоит будущего, рассчитанного, может быть, на пятьдесят лет вперед?
– Ваше сиятельство! Моя прихоть и мой каприз для меня дороже вселенной в ту минуту, как эта прихоть или этот каприз взбрели мне в голову. И потом, помимо отмщения, мне еще надлежит исполнить долг.
– Вот твои двадцать тысяч ливров, – не колеблясь, молвил Бальзамо.
Жильбер взял два банковских билета и, глядя на благодетеля, воскликнул:
– Вы по-королевски щедры!
– Надеюсь, что я более щедр, – возразил Бальзамо, – я не прошу даже, чтобы меня за это помнили.
– Однако я умею быть признательным, как вы уже могли это заметить. Когда я выполню свою задачу, я верну вам двадцать тысяч ливров.
– Каким
– Я могу поступить к вам на службу на столько лет, сколько нужно работать лакею, чтобы вернуть своему хозяину двадцать тысяч ливров.
– На сей раз рассудительность тебе изменила, Жильбер. Еще минуту назад ты мне сказал: «Я прошу у вас двадцать тысяч ливров, которые вы мне должны».
– Это правда. Однако вы меня покорили.
– Очень рад, – бесстрастно молвил Бальзамо. – Итак, ты будешь мне служить, если я того пожелаю.
– Да.
– Что ты умеешь Делать?
– Ничего, но всему могу научиться.
– Ты прав.
– Но мне бы хотелось иметь возможность покинуть в случае необходимости Францию в два часа.
– Значит, ты оставишь у меня службу?
– Я сумею вернуться.
– А я сумею тебя разыскать. Прекратим этот разговор, я устал долго говорить. Придвинь сюда стол.
– Пожалуйста.
Бальзамо взял бумагу с тремя таинственными знаками вместо подписей и вполголоса прочел следующее:
«Пятнадцатого Декабря, в Гавре, на Бостон, П. Дж. „Адонис“.
– Что ты думаешь об Америке, Жильбер?
– Что это не Франция, а в свое время мне бы очень хотелось поехать морем в любую страну, лишь бы не оставаться во Франции.
– Отлично!.. К пятнадцатому декабря наступит то время, о котором ты говоришь?
Жильбер в задумчивости стал загибать пальцы.
– Совершенно точно.
Бальзамо взял перо и написал на чистом листе всего две строчки:
«Примите на борт „Адониса“ пассажира.
Джузеппе Бальзамо».
– Однако это опасный документ, – заметил Жильбер. – Как бы мне в поисках надежного укрытия не угодить в Бастилию!
– Когда кто-нибудь старается выглядеть умником, он на глазах глупеет, – проговорил граф. – «Адонис», дорогой мой Жильбер, – это торговое судно, а я – его основной владелец.
– Простите, ваше сиятельство, – с поклоном отвечал Жильбер, – я и в самом деле ничтожество, у которого к тому же голова порой идет кругом, но я никогда не повторяю своих ошибок. Простите меня и примите уверения в моей признательности.
– Идите, друг мой.
– Прощайте, ваше сиятельство!
– До свидания! – отвечал Бальзамо, поворачиваясь к нему спиной.
Глава 40.
ПОСЛЕДНЯЯ АУДИЕНЦИЯ
В ноябре, – а точнее, много месяцев спустя после описанных нами событий, – Филипп де Таверне вышел очень рано для этого времени года, то есть на рассвете, из того самого дома, где он проживал с сестрой. Еще не погасли фонари, а все мелкие городские ремесленники были уже на ногах: продавцы горячих пирожков, которые бедный деревенский торговец с наслаждением глотает прямо на пронизывающем утреннем ветру; разносчики с корзинами за спиной, нагруженными овощами; владельцы тележек с форелью и Другой рыбой, спешащие на рынок… В этом движении трудолюбивых муравьев угадывалась сдержанность, внушаемая трудовому люду уважением ко сну богачей.