Эдем (Книги 1-3)
Шрифт:
...Они вышли на рассвете, внимательно и осторожно двигаясь вперед по следам, уцелевшим со вчерашнего дня над линией прилива. К полудню они дошли до стены, зеленой дугой охватившей кусок суши. Сегодня здесь что-то изменилось.– Никого нет, - проговорил Ненне.– Вчера было иначе. Здесь были живые корабли, лодки перевозили мургу на берег, с острова приплывали другие корабли. Теперь все исчезли. Керрик заподозрил неладное. В море никого не было, только в полуденной дымке вдали серел остров. Позади него виднелись еще островки, поменьше. Керрик вспомнил их.– он плыл на урукето мимо этой цепочки островов. Алакас-Аксехент, драгоценное ожерелье. Идеальное место для высадки, вне пределов досягаемости тану. Но эта дуга смерти на берегу... Зачем она?– Залезу на дерево, вот на это, повыше, - сказал Ненне.– С верхних ветвей можно будет заглянуть внутрь, увидеть, что скрывается там. Он был умелым скалолазом и не раз поднимался на окружавшие долину утесы подъем не составил для него никакого труда. Пока он лез, вниз сыпались листья и ветки. Почти не задержавшись наверху, он стал спускаться так же быстро.– Ничего, - произнес он озадаченно.– Там внутри просто песок. Пусто. Твари, бывшие здесь вчера, исчезли. Если они не зарылись в песок, значит, они ушли.– Пойдем туда, где ты видел убитых зверей, - проговорил Керрик, снимая с плеча лук. Ненне закинул кожаный мешок за плечо. Труп оленя уже кишел мухами, у зеленой стены лежали мертвые звери. Керрик изогнул лук и выбрал стрелу. Ненне развязал мешок. Тщательно обвязав тканью наконечник стрелы, Керрик сунул ее в кожаный мешок с харадисовым маслом. Встав спиной к ветру, Ненне высекал огонь. Он подложил сухие веточки, и скоро в вырытой в песке ямке заплясал огонь. Керрик встал, натянул тетиву, отпустил, наклонился и поднес пропитанную маслом тряпку к огню. Она вспыхнула: огонь, едва видимый при ярком солнечном свете, рождал клубы дыма. Керрик выпрямился, натянул лук, поднял ее вверх и спустил тетиву. Описав высокую дугу, стрела исчезла в зеленом барьере. Обожженный пламенем, свернулся листок, но дым быстро растаял; Керрик послал вторую горящую стрелу следом за первой, и еще, и еще... Но результат был тот же.– Научились...– проговорил он голосом, зловещим, как смерть.– Они поняли, что такое огонь. Мы не сумеем поджечь их еще раз. Озадаченный Ненне постучал себя по лбу.– Ничего не понимаю.– Зато я понимаю. Теперь у них есть база на суше, и мы не можем ни напасть на нее, ни сжечь.– Но у нас ведь и стрелы, и копья. За такой стеной им придется несладко.– За этой да, я согласен, здесь они не будут в безопасности. Но они могут вырастить другую, повыше, и прятаться за ней на ночь.– Эти мургу творят странные вещи.– Ненне с негодованием плюнул в сторону зеленой стены.– Ты прав, это потому что они думают не так, как мы. Но я знаю их, я сумею разгадать их замыслы. Я буду думать. Крепко думать. Во всем этом есть смысл, и я должен понять, почему эта стена оказалась здесь. Подойдем поближе.– Это верная смерть!– Мы не животные, мы люди. Ступай осторожно. Но ноги Керрика дрожали, когда он начал медленно двигаться в сторону оленьего трупа. Ненне схватил его за руку и остановил.– Смотри, лиана с шипами схватила оленя за ногу, - видишь, она выходит из песка, - там, где он стоял... Почему он не заметил ее?. .– Кажется, понимаю. Керрик поднял с песка раковину, размахнулся и бросил. Описав невысокую дугу, она упала возле трупа. Разбросав песок, вверх взметнулась колючая зеленая ветвь и ударила по раковине.– Значит, они прячутся под песком, - проговорил Керрик, - а наступишь выскакивают.– Но здесь они могут быть повсюду, - ответил Ненне, осторожно отступая по собственным следам. Здесь обитает смерть, здесь нет места жизни.– Не совсем, глянь-ка вниз, под самую стенку. Едва дыша, они следили за заколыхавшимися вдруг листьями. Наконец они раздвинулись, и появилась чьято пятнистая оранжево-фиолетовая голова, огляделась и исчезла. Через мгновение тварь высунулась целиком. Оказалось, что это какая-то ящерица. Она быстро пробежала по песку и неподвижно застыла. Только глаза ее поворачивались, оглядывая все вокруг. Уродливая приземистая тварь с толстым и плоским хвостом и раздутыми, словно мокрыми, бородавками на спине. Она снова двинулась вперед, оставляя за собой полосу слизи, остановилась возле кустика травы и, повернув голову боком, принялась ее пожирать. Керрик осторожно полез в колчан и, когда тварь отвернулась, вытащил стрелу и натянул тетиву. И выстрелил.– Отлично, - отозвался Ненне, глядя на пронзенную стрелой тварь, не сразу переставшую дергаться. Сделав большой круг, они подошли к ней со стороны океана.– Уродина, - проговорил Ненне, - вся скользкая, как слизняк.– Может быть, слизь защищает ее от яда. Ее вырастили, чтобы она жила там, где все остальное гибнет. Видимо, у мургу есть причина для этого. Иилане ничего не делают без причины.– Она больна - видишь нарывы на спине, они лопаются.– Это не болячки, не нарывы, посмотри, они расположены правильными рядами. Концом лука Керрик ткнул в лопнувший бугорок, из него посыпался бурый порошок. Нагнувшись, Ненне поглядел на них.– Они сухие... не понимаю. Похоже на какие-то семена. Медленно выпрямившись, Керрик поглядел на грозную зеленую стену и вздрогнул, хотя солнце припекало - А я понимаю, - проговорил он.– Понимаю. увы, даже слишком хорошо понимаю. Перед нами, Ненне, наше поражение. Верное поражение. И как выжить, как одержать победу в этой битве, я не представляю.
Глава двенадцатая
Один нз мандукто помоложе поворошил уголья и подкинул дров. Отсветы пламени озаряли немногих людей, сидевших у костра рядом с Саноне, который расположился напротив Керрика. Он хотел говорить со всеми охотниками, но не таков обычай саску. Мандукто решали, остальные повиновались. Они негромко переговаривались, а Керрик глядел в огонь, словно старался увидеть в нем грядущее, но только отчаяние нес ему этот теплый свет.– Мы не согласны, - проговорил Саноне, поворачиваясь к Керрику.– Это же просто догадки, у тебя нет доказательств. Надо подождать и убедиться.– Будем ждать, пока не начнем гибнуть? Разве непонятно, что они сделали? Поглядите на юг, на берег, на их
...Утро было ясным, солнце грело, свет его рассеял ночные страхи. Керрик чистил апельсин, когда из покрытого листвой бокового прохода появился Саноне. Лицо его страдальчески кривилось, он с трудом волочил ноги. Керрик вскочил, забытый плод упал на землю.– Первая...– сказал Саноне.– Как ты говорил, так и началось. Дитя, девчушка, играла возле реки, шип пронзил ее ногу, и она умерла. Мы выкопали копьями растение из земли - оно было всего лишь с мою ладонь - и сожгли его. Но как оно могло попасть сюда, в самую середину города?– Как угодно. Они могли просто высыпать семена в воду или накормить ими птиц, чтобы они разносили их в своем помете. Они мудры, эти иилане, которые выращивают новое. И когда они делают что-то, то делают хорошо. Предупреди всех, пусть будут осторожны. Или все-таки уйдем? Саноне словно постарел на его глазах, морщины еще глубже врезались в кожу.– Не знаю. Сегодня вечером вновь потолкуем. Есть некоторые вещи, которые я могу сделать, чтобы выяснить волю Кадайра. Очень трудно понять, что именно нам следует делать. Керрик отправился вместе с Саноне поглядеть на обугленные остатки растения, потыкал их палкой.– Какое маленькое, а шипы словно у взрослого. Нашли еще?– Мы искали. Пока только это.– Все должны обмотать ноги кожей. Нельзя прикасаться к неизвестным растениям. Дети постарше должны следить за малышами. И чтобы все держались в одном месте, которое мы будем по утрам тщательно осматривать. Керрик почувствовал, что голоден, и направился к костру Ненне. Его женщина, Матили, всегда была рада ему. Она великолепно пекла мясо на угольях, обмазывая его глиной, так что внутри затвердевшей корки оно становилось мягким и сочным. К мясу она подавала на небольших тарелках пасту, сделанную из фруктов, растертых с солью и жгучим перцем, чтобы обмакивать мясо. Это было так вкусно, а теперь он был голоден. Но, когда он подошел к костру, Матили холодно глянула на него и сделала жест, которого он прежде не видел: ладонь ребром легла на нос между глазами. Он заговорил, а она не ответила и удалилась в комнату, где они с Ненне спали. Это было непонятно, и Керрик хотел было уйти, когда появился Ненне.– Надеюсь, ты не голоден, Керрик, - мяса нет, - проговорил он, отворачиваясь, что было на него не похоже.– Что случилось с Матили?– спросил Керрик.– И почему она сделала так рукой? Он повторил ее жест. Но, как иилане, он воспринимал жест руки. как продолжение движения всего тела, всех конечностей. И, не замечая того, на миг опустил плечи и прикрыл грудь ладонью женским беспомощным жестом, даже расставил ноги, как это делала Матили. Всего этого вихляния телом Ненне не понял, как не понимал многого в Керрике. И все это ему не понравилось, хотя свои чувства он решил держать при себе. Нужно все сказать Керрику, он должен понять.– Идем, я попытаюсь тебе объяснить. Они зашли под деревья, чтобы их никто не услышал.– Виной всему твои вчерашние слова. Ты говорил с мандукто, кричал, и тебя слышали. Матили передали твои слова. Этим жестом глупые женщины отгоняют Карогниса прочь. Керрик был озадачен.– Мои слова... Карогнис... не понимаю.– Карогнис зол, злы мургу, и взгляд его не должен падать на нас, чтобы не стряслась беда.– Но я-то какое отношение имею к Карогнису?– Некоторые говорят, что Карогнис разговаривает твоим языком. Твои слова о Кадайре услышали. Не нужно было их говорить. Керрик посмотрел на мрачное лицо Ненне и понял, что охотник чувствует сейчас то же самое, что и Матили, хотя будет отрицать это. Саску слушали мандукто и понимали их, когда те говорили о живом мире, о том, как Кадайр сотворил его и как познать все в этом мире. В этом они были подобны тану, считавшим живыми не только животных и птиц, но и деревья, и реки... Они знали, кто породил жизнь, и упоминали Ерманпадара с глубочайшим почтением. Керрик всегда забывал об этом, он вырос, не зная строгой веры саску и тану. И попытался объяснить.– Я говорил в гневе, в страхе. Скажи Матили, что это не я говорил, я вовсе не хотел сказать ничего такого.– Мне пора. Ненне повернулся и молча ушел. Теперь было понятно, он верит, как и женщины. Керрик сдержал вспышку гнева: любые слова, сказанные вслед удалявшемуся, только усугубили бы их размолвку. Но он ненавидел их глупость. Они же просто устузоу... Да, но откуда взялась эта мысль иилане, которой не должно было быть? Он ведь и сам устузоу, а вовсе не иилане! С этой мыслью он пошел в ханане узнать, как поживают самцы. Он был тану, но в этот миг ощущал себя иилане.– Скучно, - сказал Надаске и добавил жест спать-навеки.– Мы все время здесь, но никто не приходит навестить нас. Только раз ты вывел нас погулять на солнце, и это было удовольствие. Но ты больше не делаешь этого, и нам остается только разговаривать между собой. И уже просто не о чем говорить, ведь дни так однообразны. Прежде ты разговаривал с нами, но теперь дела мешают тебе бывать с нами.– Но вы же живы, - раздраженно ответил Керрик.– Разве это вас не радует? Надаске отвернулся, сделав жесты женственности и недоумения. Керрик улыбнулся - самец намекал, что он груб, как самка. Вот и женщина совсем недавно прогнала его от своего очага. И он еще не ел. Он огляделся. Аппетит у самцов был переменчив, и со вчерашнего дня оставался большой кусок консервированного мяса. Схватив его, Керрик впился в него зубами. Имехеи взвыл.– Мы умрем здесь под замком, умрем с голода.– Не будь глупым.– Керрик сделал жесты, изображающие глупость и равенство, и ощутил неловкость - последний из них использовался только среди самок. К тому же эта парочка воспринимала его как доминирующую самку. Он внезапно разозлился: неужели теперь он никому не нужен?– Вейнте вернулась, - сказал он.– Они где-то неподалеку. Самцы загорелись вниманием, стали просить прощения за дурной нрав, заверяли в своей преданности, просили информации. Он побыл некоторое время с ними - общение с ними доставляло ему удовольствие, все-таки между ними было немало общего. С ними он мог беседовать на сложном языке иилане! И мог не вспоминать о Кадайре, Карогнисе и Ерманпадаре тоже. Здесь он забывал о своих заботах. Ушел он после полудня и вернулся перед наступлением тьмы. Он прихватил с собой мясо. Все трое с удовольствием поели. Но за радостью темной тучей стояло грядущее. Вейнте неподалеку, и смерть между ее большими пальцами. Ядовитые лианы будут расти на солнце, маленькие ящерицы побегут, разнося смертоносные семена. Будущее было неизбежно и страшно.
Глава тринадцатая
Когда настала весна и потеплело, а зимние бури утихли, к югу от города началась бурная деятельность. Ядовитые колючки все чаще попадались на подступах к городу, но по неизвестным причинам в самом городе их не находили. Похоже было, что иилане приготовились к нападению, опробовали эффективность всех предпринятых мер и теперь только дожидались условленного сигнала. Но дни проходили, никаких тревожных признаков не было, и Керрик начал сомневаться в своих опасениях. Не то чтобы он совсем успокоился, просто страхи как бы отодвинулись. Он понимал, что последняя битва непременно когда-нибудь разразится. Где-то там затаилась Вейнте. И она не остановится, пока не погибнут все тану. Поэтому, не обращая внимания на протесты, Керрик распорядился, чтобы подходы к городу караулили денно и нощно, а вооруженные патрули совершали вылазки к югу и к северу в поисках признаков деятельности иилане. Керрик всегда возглавлял отряды, отправлявшиеся на юг. Он был уверен - нападение последует именно оттуда, но на берегу они видели только стену ядовитой зелени, медленно выбрасывавшую отростки. Но однажды жарким полднем, возвращаясь из очередной вылазки, он увидел на тропе поджидавшего его Ненне.– Пришел охотник с севера, пришел тану, он говорит, что будет разговаривать только с тобой. Саноне ходил к нему, но охотник не стал говорить с мандукто. Он твердит, что его слова предназначены для тебя одного.– Ты знаешь, как его зовут?– Это саммадар Херилак.. Когда Ненне выговорил это имя, предчувствие холодной волной охватило Керрика. Армун... Что-то случилось с Армун. У страха еще не было причины, но власть его была так сильна, что руки Керрика затряслись.– Херилак пришел один?– спросил он, застыв на месте.– С ним никого нет, но мы заметили, что за городом его ждут другие охотники. Один, остальные прячутся в лесу. Зачем это? И Армун... Что случилось с ней? Ненне ждал отвернувшись, чтобы не видеть, как на манер иилане дергается тело Керрика, отражая его эмоции. Сделав усилие, Керрик взял себя в руки.– Пойдем к нему... побыстрее. Пыхтя и обливаясь потом от жары, они трусили по городу. Херилак ожидал их посреди амбесида. Он опирался на копье, но, завидев Керрика, выпрямился и заговорил, не дожидаясь, пока тот подойдет.– Я пришел к тебе с просьбой. Наши стреляющие палки...– Поговорим о них потом, сперва расскажи об Армун.– Ее нет со мной, - мрачно ответил Херилак.– Я вижу, Херилак, С ней все в порядке? А с ребенком?– Я не знаю об этом. Предчувствия Керрика оправдались. С ней что-то случилось. Он гневно потряс своим хесотсаном.– Говори понятнее, саммадар. Ты взял Армун в свой саммад и обещал мне оберегать ее, не так ли? Почему же ты теперь говоришь мне, что не знаешь о них?– Потому что она сбежала. Одна, хотя я запретил ей это делать и приказал всем не помогать ей. В том, что Армун сделала, виновата только она сама. Впрочем, охотник Ортнар ослушался меня и помог ей. Это было в прошлом году, в это же время. Теперь он в другом саммаде. Я послал следом за ней охотников, но они не сумели найти ее. Теперь поговорим о других делах...– Мы будем говорить об Армун. Она просила тебя помочь ей, но ты отказал. И теперь говоришь мне, что она сбежала. Куда она отправилась?– Она ушла на юг... к тебе. Она должна быть здесь.– Ее нет, она сюда не приходила. Слова Херилака обдавали Керрика зимним холодом.– Значит, она погибла в пути. Поговорим о другом. Глаза Керрика застлал кровавый туман гнева и ненависти, трясущимися руками он поднял хесотсан и прицелился в Херилака, который невозмутимо глядел на него, опершись на копье. Покачав головой, Херилак сказал: - Если ты убьешь меня - она от этого не оживет. Тану не убивают тану. Есть и другие женщины. Другие женщины. Два этих слова обескуражили Керрика. и он опустил оружие. Нет для него иной женщины, кроме Армун. А она мертва. И нечего винить Херилака. Виноват только он сам. Если бы он тогда вернулся, Армун осталась бы в живых. А теперь все. И даже говорить не о чем.– Ты хотел говорить о стреляющих палках, - проговорил Керрик безжизненным голосом.– Что тебе нужно?– Они умерли, все до одной. Зимой, от холода. Мы пытались согревать их, но многие погибли еще в первую зиму. А теперь нам приходится идти на охоту в земли мургу - на севере дичи не стало. И нам нужно много стреляющих палок. Они нужны, чтобы саммады выжили. У вас они есть. Ты поделишься?– У меня их много, мы выращиваем новые. Где же саммады?– Они с мастодонтами остались на севере, на берегу, и ожидают. Половина охотников охраняют их, половина ждет неподалеку в лесу. Я пришел один. Я подумал, что ты убьешь меня, и не захотел, чтобы они видели, как это случится.– Ты был прав. Но я не дам тебе палки, чтобы вы охотились на равнине.– Что?– Херилак гневно потряс копьем.– Ты отказываешь мне... отказываешь саммадам? Ты мог взять мою жизнь, если бы захотел. Я бы отдал тебе ее за саммады. Но почему ты отказываешь? Не владея собой, он замахнулся копьем, и Керрик, холодно улыбаясь, заметил: - Тану не убивают тану - не замахивайся.– Он подождал, пока Херилак справится с гневом и опустит копье, и заговорил снова: - Я сказал, палок для охоты на равнинах я вам не дам. Городу угрожает опасность, чтобы защитить его, нужны охотники. Здесь все саску. Однажды они помогли тану, и теперь я прошу тебя в свой черед помочь им. Останьтесь и помогите. Палок хватит на всех.– Я не могу решать. Есть и другие саммадары. А что скажут сами саммады?– Веди всех сюда. Пусть решают здесь. Херилак гневно нахмурился, но выбора не оставалось. Наконец он повернулся и зашагал назад мимо Саноне, даже не взглянув в его сторону.– Неприятности?– спросил Саноне. Неприятности... Армун мертва. Керрик просто не мог осознать этого. С трудом он проговорил: - Сюда идут саммадары тану. Я сказал им, что если тану хотят получить стреляющие палки, то пусть остаются в городе. Они приведут с собой саммады. Вместе мы сумеем помочь друг другу... иного пути нет.
...Другого пути действительно не было. Саммадары вели долгие и гневные речи, дымили трубками, передавая их по кругу. Они останутся - куда им деваться. Керрик не участвовал в обсуждении и даже не обращал внимания на сердитые взгляды, которые они устремляли в его сторону, услышав про ультиматум. Какое дело ему до их эмоций. Тану и саску останутся здесь, они уйдут отсюда только если их прогонят. Наконец ход его тревожных и гневных мыслей нарушил оказавшийся перед ним охотник. Керрик даже не сразу понял, что это Ортнар. Но, узнав его, он жестом пригласил охотника сесть рядом.– Садись сюда, в тень, и поведай мне об Армун.– Ты говорил о ней с Херилаком?– Он сказал, что велел ей оставаться в стойбище и приказал всем не помогать ей. Но ты помог. Почему? Лицо Ортнара стало печальным. Он заговорил тихим шепотом, опустив голову, длинные волосы закрыли лицо.– Керрик, все это просто раздирало меня на две части и теперь еще не перестало тревожить. Херилак был моим саммадаром, только мы с ним уцелели из всего саммада, который погубили мургу. Такую привязанность трудно разрушить. И когда Херилак распорядился, чтобы Армун не помогали, я согласился - слова его были справедливы. Долог путь сюда и опасен. Но когда Армун попросила моей помощи, я почувствовал, что права и она. И пока мысли эти спорили во мне, по глупости своей я оказал ей только половину той помощи, в которой она нуждалась. А надо было помочь во всем, надо было проводить ее. Я понял это. А тогда я показал ей дорогу и отдал свою стреляющую палку. Какая же это помощь?– Другие вовсе не помогли. Ты оказался ее единственным другом, Ортнар.– Я обо всем рассказал Херилаку. Он ударил меня, и я без памяти провалялся два дня - так мне потом сказали. Вот сюда.– Пальцы Ортнара нащупали шрам на макушке.– Я более не принадлежу к его саммаду. С того времени мы не сказали друг другу ни слова.– Подняв голову, Ортнар не дал ему перебить себя: - Я сказал это, чтобы ты знал обо всем, что случилось. Когда мы пошли на восток, я повсюду искал следы Армун. И ничего не обнаружил - ни обглоданных костей, ни скелетов твоей женщины и твоего сына. Они ушли втроем: Армун, твой сын и мальчишка, которого она приютила. Но следы должны были остаться. Я расспрашивал всех попадавшихся по пути охотников - их не видел никто. Наконец мне попался охотник, что выменивает каменные ножи на меха, - он торговал на севере с парамутанами. И он говорил, что видел среди них светловолосую женщину тану с двумя детьми. Керрик вскочил и обнял его за плечи.– Понимаешь ли ты, что говоришь, понимаешь? Ортнар улыбнулся и кивнул.– Знаю. Я пришел на юг, чтобы и ты узнал об этом. А теперь я ухожу на север к парамутанам, чтобы отыскать Армун.– Нет, не надо. В одно мгновение все переменилось для Керрика. Он выпрямился, словно огромная тяжесть упала с его плеч. И будущее вдруг протянулось вдаль ясной тропою - словно следы Кадайра, о которых все твердил Саноне. Он поглядел мимо Ортнара, на тропу, уходящую к северу.– В этом нет нужды - я сам пойду туда. Пусть саммады останутся здесь город надо защищать. Херилак умеет убивать мургу, и ему не нужны мои наставления. Я отправляюсь на север и разыщу ее.– Ты пойдешь не один, Керрик. У меня теперь нет саммада. Веди, и я последую за тобой. Два копья сильней одного.– Ты прав, не хочу тебе возражать, - улыбнулся в ответ Керрик.– Ортнар куда лучший охотник, чем я. Нам придется голодать, если положимся только на мой лук.– Мы пойдем быстро, чтобы не терять времени на охоту. Если у тебя есть еще мясо мургу, возьми его с собой.– Его много. Саску предпочитают свежее. Керрик давно обнаружил большой запас консервированного мяса и носил его самцам в ханане. Что теперь ждет их? Верная смерть? Они заслуживают лучшей участи. Придется подумать и об этом. Придется многое решить.– Мы уйдем утром, - сказал он, - встретимся здесь, когда рассветет. К этому времени саммадары должны прийти к соглашению, ведь выбора у них нет. Керрик отправился в ханане, затворил за собой тяжелую дверь и громко крикнул свое имя. По коридору к нему уже торопился Надаске, цепляясь когтями за плетеный пол, на ходу он делал движения радости и приветствия.– Дни без числа миновали, одиночество и голод уже терзают нас.– Ну-ну, не буду спрашивать, что больше вас беспокоит, скука или голод. Скажи мне, где Имехеи? Есть важный разговор. Мне придется покинуть город.– Покинуть?!– взвизгнул Надаске, жестами давая понять, что умрет от отчаяния. Тут подоспел Имехеи.– Я не хочу. чтобы вы умерли, - сказал Керрик.– И не надо подражать глупым фарги, лучше слушайте. Сейчас мы пойдем по городу. Саску не обратят на вас внимания - они уже видели нас втроем, им приказано не трогать вас. Своему мандукто они повинуются куда лучше, чем вы мне. Мы выйдем за пределы города. А потом вы пойдете на юг, пока не увидите остров, о котором я вам говорил. Там вы найдете иилане и урукето. Там устузоу вам не будут угрожать. Переглянувшись, Надаске и Имехеи выразили согласие и решимость. Показав жестом, что выражает общее мнение, Надаске сказал: - Мы говорили. Многие часы в одиночестве мы говорили. Мы видели город и в нем устузоу, мы ходили по его улицам, и мы говорили. Как это странно, когда рядом нет самок, только устузоу Керрик, самец и самка одновременно. Очень странно. Мы дивились всему увиденному. И наши глаза были круглыми, как у фарги, только что вышедшей из моря. Ведь мы видели, что устузоу живут в нашем городе, как иилане. Но самое странное - это самцы устузоу с хесотсанами и самки с детенышами. Мы говорили и говорили об этом, - Ты много болтаешь, - перебил его Имехеи.– Мы не только говорили, мы решили. Мы решили, что не хотим отправляться на пляжи. Мы решили, что не хотим даже видеть этих больно-царапающихся-грубых-самок иилане. Мы не хотим на юг.– Они одновременно выразили жестами решимость. Керрик удивился.– Я не ожидал такой смелости. Я никогда не видел таких смелых самцов.– А ты и не мог видеть, ведь всю свою жизнь мы проводим в ханане, ответил Надаске.– Но мы ведь тоже иилане, как и самки.– И что же вы собираетесь делать?– Мы останемся с тобой. Не пойдем на юг.– Но я завтра утром оставлю город. Я иду на север.– Значит, и мы пойдем на север. Все лучше, чем в ханане и на пляжах.– Но там холодно, на севере вас ждет верная смерть.– Она ждет нас и на теплых пляжах. А так мы хоть увидим что-нибудь кроме стен ханане, прежде чем погибнем.
Глава четырнадцатая
Керрик мало спал в эту ночь: нужно было многое обдумать. Саммады придут на юг. Об этом уже договорились, и охотники с новыми хесотсанами утром должны будут отправиться за семьями. Если охотники останутся тут, город будет в безопасности... насколько это вообще возможно. Теперь Керрик может обратиться к нему спиной. И подумать о собственном саммаде. Он оставил Армун с саммадами, а она сбежала к нему. Он и думать не хотел, что она могла погибнуть: она жива, она на севере, иначе не может быть. Он отыщет ее - Ортнар поможет - отыщет среди парамутанов. Они найдут Армун и ребенка... Значит, остается только один предмет для заботы. Два самца иилане. Почему он так печется о них? Ведь они ничего не значат для него. Неправда, они значили для него многое. Всю свою жизнь они провели в заточении, как он сам когда-то. Пусть его привязывали за шею - он невольно прикоснулся к металлическому кольцу, - а их запирали в ханане. Одно и то же. И все-таки у них нашлась смелость отправиться в мир, о котором они ничего не знали. Они были готовы пойти за ним, потому что верили в него. Они хотели жить в его саммаде. При этой мысли он расхохотался в темноте. Ничего себе саммад! Саммадар, не способный попасть в цель стрелой из лука, охотник с дырой в черепе, проломленной прежним саммадаром, женщина, ребенок да два перепуганных марага! Такой саммад воистину может вселить страх в сердца... если только не в сердце самого саммадара. Но что еще можно сделать с этими несчастными беспомощными созданиями? Оставить их в городе - означало обречь на верную смерть. Уж лучше самому убить их, чтобы не мучились. Они не хотят возвращаться к самкам иилане. Это понятно. Но если они пойдут с ним на север, то погибнут в снегах. Что же делать? Взять их с собой? А что потом? Он уже придумал, что именно следует предпринять, и чем более размышлял об этом, тем удачнее казалась ему эта идея. Ортнар ожидал его на амбесиде с оружием, все пожитки охотника были собраны в аккуратный тючок за спиной.– Выйдем попозже, - сказад Керрик.– Оставь здесь свои вещи, пойдем вместе, я хочу поглядеть, как нам лучше идти на север. Они отправились к уцелевшей модели окрестностей города. Керрик принялся внимательно разглядывать ее.– Зачем?– брюзжал Ортнар.– Я знаю путь. Много раз ходил этой дорогой.– Мы пойдем другим путем, по крайней мере сначала. Скажи мне, Ортнар, будешь ли ты повиноваться моим приказам, даже если они тебе не понравятся или же отправишься искать себе другой саммад?– Возможно, когда-нибудь так и будет, ведь охотник повинуется саммадару, если только тот прав. Но не сейчас. Сперва нам надо разыскать Армун и твоего сына. Я знаю, что неправильно поступил, когда отказал ей в помощи. И поэтому я буду следовать за тобой, пока мы не найдем их.– Твердые слова, и я верю им. Скажи мне, пойдешь ли ты со мною на север, если с нами отправятся два самца мургу?– Что мне до них. Они и так погибнут в снегах.– Хорошо. Тогда выйдем после полудня, когда уйдут охотники. Боюсь, как бы напоследок тану не решили потешиться и попробовать свои новые стреляющие палки на этих самцах.– Я бы и сам был не прочь... если бы ты не был моим саммадаром.– Охотно верю. Давай прихватим с собой побольше мяса мургу. Если тебя спросят, зачем мы берем на север мургу, отвечай, - чтобы несли мясо и не надо было останавливаться для охоты. Скажи им, что мы убьем самцов, когда мясо кончится и они станут не нужны.– Понимаю тебя, саммадар. Хороший план. Если хочешь, сам убей их, когда настанет время. Они направились в ханане, где оба иилане с большим испугом уставились на незнакомого устузоу.– Будьте самцами, - приказал им Керрик.– Мы отправимся путешествовать вместе, и вы должны привыкнуть друг к другу. Это Ортнар, следующий за мной.– Но он ужасно пахнет гибелью-дымом, - деликатно пояснил Имехеи.– А ему кажется, что у вас изо рта дурно пахнет сырым мясом. Но стойте смирно, пока я прилажу вот это. Ортнар смастерил из кожи тючки для мяса - и иилане взвыли от тяжести.– Молчать!– приказал Керрик.– Или я добавлю еще. Вы подобны еще влажным фарги и никогда в жизни не работали. За пределами ханане столько дел, и вам придется поучаствовать в них. Или же вы предпочтете отправиться на юг... на родильные пляжи? Недовольные умолкли, хотя Имехеи жестами выражал крайнюю ненависть, когда Керрик, по его мнению, смотрел в сторону. Хорошо. Чуть посердиться вовсе не вредно. Надаске повернулся к нише в стене, извлек оттуда металлическую фигурку ненитеска, когда-то сплетенную покойным Алиполом.– Куда мы, туда и она, - твердо проговорил Надаске. Керрик сделал знак согласия.– Получше заверни и положи в свой тюк. И оставайтесь здесь с этим устузоу, пока я не вернусь, - велел Керрик и, повернувшись к Ортнару, заговорил с ним на марбаке.– Я иду за вещами и оружием. Побудь с ними до моего возвращения.– С ними?– Ортнар озабоченно потянулся к копью.– У них и зубы, и когти... к тому же их двое, а я один.– Они боятся тебя куда больше, чем ты их. Побудь с ними без меня какое-то время. Недолго.– Горе нам, смерть пришла, - застонал Надаске.– Когда ты выйдешь за дверь, этот устузоу пронзит нас своей палкой. И я пою предсмертную песню...– Молчать!– приказал Керрик, как могущественнейшая из высших приказывает нижайшей.– Я повторю тебе то, что сказал ему. Побудьте вместе. Все вы повинуетесь мне. Вы оба - мои фарги. И устузоу тоже моя фарги. Вы будете друг другу эфенселе. Это будет нашим эфенбуру. Пересказав то же самое Ортнару, Керрик ушел. Возле ханане его поджидал Саноне.– Ты покидаешь нас, - сказал саску.– Я вернусь вместе с Армун.– Все мы идем путями Кадайра. Ты пойдешь один?– Ортнар идет со мной. Он хороший охотник и знает все пути. Мы берем с собой мургу, чтобы несли мясо.– Хорошо. После твоего ухода я не мог бы поручиться за их жизнь. Мы будем ожидать здесь твоего возвращения. На сборы ушло немного времени, собственно, собирать было нечего. Прочное кольцо всегда было на шее. Оба ножа - и большой, и маленький - висели на груди. На севере ему понадобятся все шкуры, какие есть. И Керрик тщательно увязал их, привязал к своему тюку и взвалил его на плечи. Вернувшись в ханане, он обнаружил, что крохотный саммад его не уменьшился; правда, Ортнар жался к одной стене, оба иилане к другой. Увидев Керрика, все трое с облегчением зашевелились. Весть облетела всех, и поглядеть на странную процессию собрались едва ли не все саску. Не глядя по сторонам, Керрик шел первым, позади ковыляли согнувшиеся под грузом самцы, - страх чувствовался в каждом движении их тел. Последним шел Ортнар, на лице которого было написано явное желание оказаться где-нибудь в другом месте. На плече у него, как и у Керрика, было два хесотсана - на случай, если одно оружие погибнет. Они прошли через весь город к северному выходу, мимо пасущихся ненитесков, кроткими глазами глядевших им вслед. Отойдя довольно далеко от города, Керрик позволил всем передохнуть. Ортнар остановился, а оба самца сразу повалились на землю, извиваясь от усталости и отчаяния.– Смерть лучше. Лучше родильные пляжи!– Ханане - дом наш родной...– Тихо, негодные самцы!– скомандовал Керрик.– Передохните, потом отправимся дальше.– Почему они так трясутся и стонут?– спросил Ортнар.– Они как дети. Эти двое никогда не выходили из города, никогда
...Керрик с Ортнаром ушли на рассвете, самцы следили за ними круглыми, испуганными глазами. Но они сами сделали свой выбор. Керрик дал им все, что мог, снабдил и оружием, и пищей. Оставалось только надеяться, что они научатся охотиться еще до того, как у них выйдет все консервированное мясо. Кроме того у них всегда оставалась возможность, которой вовсе не было у тану. Они могли вернуться к своим. Хватит. Он и так сделал для них все, что мог. А теперь пора подумать о себе, о долгом пути, лежащем перед ним. Об Армун, которая ждет не дождется его на дальнем севере. Озеро и шалаш на берегу скрылись за поворотом тропы.
Глава пятнадцатая
Efenabbu kakhalabbu
hanefeitsat sathanapte!
Жизнь уравновешивает смерть
подобно тому, как море уравновешивает
небо. Если убиваешь жизнь - убиваешь
себя!
Так говорила Угуненапса
Энге сплела для себя тент из широких пальмовых листьев и привязала его к стволам деревьев, чтобы не попасть ночью под дождь. Здесь, на берегу Энтобана, начиналось время дождей, и почва под деревьями не просыхала. Чтобы не сидеть на влажной земле, Энге соорудила помост из ветвей и теперь восседала на нем, обратившись лицом к солнечной поляне. В воздухе прямо перед ней порхали крупные, ярко раскрашенные стрекозы, чуть ли не в локоть длиной, но Энге не замечала их. Она вглядывалась в себя, вспоминала слова Угуненапсы, пыталась увидеть многочисленные истины за внешней их простотой. Перед ней в тыкве-горлянке стояла вода, принесенная из ближайшего ручья, а также еда, которую подруги принесли из города. Сейчас, когда она размышляла над словами Угуненапсы, ей и не нужно было больше ничего. Она была так рада этой возможности. Теплый день сменялся новым теплым днем, а она все размышляла и ни о чем не просила. Она настолько углубилась в себя, что даже не заметила, как из лесу вышли Эфен и Сатсат и пересекли поляну. Только когда их фигуры заслонили от Энге чистое небо, она пришла в себя.– Вы здесь, - произнесла Энге, приветствуя их большими пальцами.– Мы принесли тебе свежего мяса, Энте, - сказала Сатсат.– То, что перед тобой, протухло от жары. Энге опустила один глаз.– В самом деле. А я и не заметила.– Не заметила и даже не съела ни кусочка. Твоя плоть умирает, уже все ребра можно пересчитать. Есть значит жить.– Я питалась словами Угуненапсы, приобщалась к жизни, исполненной безграничного великолепия. Но ты права, плоть тоже хочет жить. Расскажите мне о городе - и поедим прохладного скользкого мяса.– Она приготовилась внимательно слушать.– Как ты и велела, мы смешались с фарги и прошли весь город, чтобы увидеть жизнь Йибейска. Через амбесид протекает ручей, а над ним проложено множество золотых мостиков, фарги так и роятся на амбесиде. Поля возле города богаты животными без счета, в гавани снуют урукето, солнце греет... восхитительный город, - А что слышно о Дочерях Жизни? Есть ли они в городе? Эфен осела на хвост с чувством печали и сожаления. Сатсат последовала ее примеру.– Я сначала говорила о дневном, чтобы скрасить темноту ночи. Дочери живут в этом городе, мы их видели, но не могли с ними поговорить. Они работают в садах за высокой стеной из ядовитых шипов. Каждый день они приносят плоды к выходу, но выйти оттуда не имеют права. Вокруг многочисленная стража. Когда мы спросили, нам ответили, что внутри Дочери Смерти, больше спрашивать не разрешили и велели немедленно уйти. Когда Омал услышала это, она прикоснулась к нашим большим пальцам и велела отнести тебе это известие. Те, кто внутри, должны знать учение Угуненапсы, все истины, которые мы познали. Омал сказала, что ты поймешь; она подошла к стражникам и заговорила с ними, но ее бросили на землю и потом отправили за колючие стены. Энге поежилась, представив себе творимое во имя жизни насилие, сопровождая мысли знаками глубочайшего понимания, - Омал - сильнейшая из нас, и будь у меня ее сила, я поступила бы точно так же.– Это твоя сила, Энге, направляет всех нас. Она понимает твое стремление, знает, что ты придешь. И потому заняла твое место, чтобы ты не попала в заточение. Ты должна быть на свободе, чтобы проповедовать слова Угуненапсы.– Так я и поступлю, и Омал будет свободна. Расскажи мне об эйстаа.– Ее все любят и уважают, - сказала Сатсат.– Каждая может обратиться к ней на амбесиде, если есть необходимость.– Есть необходимость, - повторила Энге, вытирая рот от остатков мяса. Эти дни здесь, в тишине и покое, я обдумывала слова Угуненапсы и поняла, как они со всей ясностью могут войти в нашу жизнь. Я думала о том, как донести ее учение до каждой иилане, и ответ оказался невероятно простым. Спрашиваю: почему нас боятся и ненавидят? И отвечаю: потому что верования наши предстают перед иилане в искаженном виде, как угроза эйстаа и всей пирамиде власти, нисходящей от нее в город. Эйстаа распоряжается жизнью и смертью. Когда право карать смертью исчезает, ей кажется, что власть ее уменьшается. Поэтому я должна поступить следующим образом. Я буду говорить с эйстаа и поведаю ей правду о словах Угуненапсы. Если она поймет, то станет Дочерью Жизни и обнаружит, что власть ее не уменьшилась и не пошатнулась. Вот что я сделаю.– Не надо!– в отчаянии воскликнула Эфен. Сатсат вторила ей, сопровождая стоны жестами отчаяния.– Нас мало, а их так много. Тебя отправят в сады, и ты погибнешь там. Энге сделала успокаивающий жест.– Это говорит боль-от-временной-разлуки, а не сильная Эфен. Что такое любая из нас по сравнению с правдой Угуненапсы? Я только выполняю свой долг. Следуйте за мной на амбесид, но не обнаруживайте себя. Ждите, наблюдайте, учитесь. Если меня постигнет неудача, вы сможете исправить дело - здесь или в другом городе. А теперь пошли. И подруги направились вдоль берега, где пролегал кратчайший путь в город. Они с удовольствием наблюдали, как в море резвилась детвора. В одном месте целый эфенбуру высунул головы из воды, глядя на взрослых широкими удивленными глазами. Близилась пора выходить на сушу. Энге ласково поманила их за собой, но они перепугались и исчезли в волнах. Дальше начинались охраняемые пляжи, и путешественницы остановились на пригорке, часто посещавшемся наблюдательницами. Внизу ленивые самцы нежились на солнце или качались на волнах. Прекрасная и умиротворяющая картина вселяла новые силы. Амбесид был в точности таким, как его описала Эфен. Чистый ручей пересекал площадь, и многие наклонялись к воде, чтобы напиться. В разных местах над водой висели легкие мостики из сверкающего металла, и самый красивый из них высоко взлетал и опускался к ногам эйстаа, восседавшей на почетном месте. Тело ее было покрыто изящными узорами, а на запястьях, повторяя конструкцию мостиков, змеились витые браслеты из золотой проволоки. Энге взмахнула рукой, чтобы все отошли, склонилась к ручью, омочила в нем ладонь и стерла пыль с рук и лица, кожа мгновенно высохла на солнце. Высоко подняв голову, она по золотому мосту приблизилась к Саагакель, эйстаа Иибейска, и застыла в выжидательной позе, низшая перед высшей.– Приветствую тебя в моем городе, - произнесла Саагакель, отмечая силу, которая чувствовалась в прибывшей, и покорность власти эйстаа перед обладающей властью. Ей это нравилось. Теперь такое можно было увидеть нечасто, даже лучшие ее помощницы использовали формальное обращение нижайшей из низких к высочайшей из высоких.– Я зовусь Энге, я прибыла из далекой Гендаси, чтобы рассказать тебе обо всем, что там случилось.– Советницы, окружавшие Саагакель, заохали, заметив жесты, означавшие смерть и разрушение.– Разрешаешь ли ты говорить?– Говори, ибо все они принадлежат к моему эфенбуру и как ближайшие из близких, должны знать обо всем. За твоей спиной протекает ручей. Так сделано неслучайно. Все могут перейти через него, но остаться здесь можно лишь по моему приказу. Говори открыто, хотя отчаяние твоих жестов гнет меня к земле, точно буря стебель травы.– Все будет сказано: как Инегбан пришел в Алпеасак, как иилане приняли бой с устузоу и как погиб великий город. Лгать Энге не умела, однако описывала события так, как ей было нужно.– Так погиб город. Огонь испепелил его; все, кто был в городе, умерли.– Но ты, Энге, здесь, не так ли? И твои слова не были закончены жестом прекращения речи, значит, ты собираешься продолжать. Но прежде чем ты продолжишь, дай мне отпить из водяного плода, я чувствую этот огонь в моем горле. Однажды, когда я была еще молода, мне случилось коснуться огня. Погляди. Саагакель подняла правую руку, и собравшиеся загудели при виде белых рубцов на месте одного из больших пальцев. Пока она пила, свита забросала Энге вопросами.– Все погибли?– Города больше нет?– Устузоу владеют огнем, говорят и убивают? Саагакель потребовала молчания. Отложив плод в сторону, она велела Энге продолжать. И все с ужасом слушали ее слова.– Я сказала тебе, что Вейнте была моей эфенселе. и обо всех событиях я знаю потому, что сама учила говорить этого устузоу. Я не учила создание ненависти, Но оно ненавидит Вейнте с не меньшей силой, чем она его. Он жив, уцелела и Вейнте - в числе немногих, спасшихся на урукето. Ведь когда город умер, с ним погибли и те, кого пощадило пламя, - ибо разве может иилане жить, когда погиб ее город?– Потрясенные советницы отозвались одобрительным ропотом, но Саагакель сидела неподвижно и молчала.– Вейнте осталась жива, потому что она была эйстаа, а эйстаа - это город. Я тоже выжила. В отличие от советниц, Саагакель поняла ее.– Скажи мне, Энге, почему выжила ты, или хочешь, чтобы я сделала это за тебя?– Как тебе угодно, эйстаа. Ты есть город.– Действительно так. Ты не умерла потому, что ты Дочь Смерти.– Дочь Жизни, эйстаа, ведь я жива. Они говорили, стараясь движениями не выдавать змоций. Советницы остолбенели от неожиданности.– Слыхала ли ты о наших фруктовых садах?– Энге сделала утвердительный жест.– Хорошо. Есть ли какие-нибудь причины, которые смогут помешать мне немедленно отослать тебя в это место?– Сколько угодно, эйстаа. Я знаю о Гендаси больше, чем кто-нибудь в Энтобане. Я знаю повадки тамошних устузоу и могу разговаривать с ними через своего ученика, он пощадил меня и спас от остальных устузоу.– Да, все это интересно. Но все же не настолько, чтобы не отослать тебя в сады - разве ты не согласна?– Я согласна. Но есть одна причина, по которой ты не должна посылать меня туда. Я знаю жизнь, знаю смерть и выжила, когда умерли остальные. Этим знанием должна обладать и ты, эйстаа, и я могу научить тебя. Ты властна над жизнью всякой иилане на амбесиде и можешь приказать умереть даже своей эфенселе. Прикажи только - и они умрут. Но это лишь половина всех знаний, которыми ты должна обладать. Жизнь уравновешивает смерть, как море уравновешивает небо. Я могу научить тебя силе жизни. Энге умолкла и замерла в ожидании, не обращая внимания на рассерженный ропот советниц, как и сама Саагакель. Она молча глядела на Энге, ничем не выдавая своих мыслей.– Всем замолчать!– приказала Саагакель.– Я решила. Твои слова достаточно интересны, - но они и опасны. Ты сама сказала - существование Дочерей Смерти угрожает власти эйства. Поэтому нам, эйстаа, не из чего выбирать.– Жестом она подозвала к себе двух советниц.– Схватите смелую иилане, свяжите и отведите в сад. Пусть в моем городе не распространяется эта зараза.
Глава шестнадцатая
В тело Энге впились сильные пальцы - ее схватили, поставили на колени, одна из свиты эйстаа поспешила за путами. Саагакель с достоинством уселась, за спиной ее раздавались возбужденные голоса. Прозвучал приказ всем расступиться, послышался крик боли - кому-то наступили на ногу. Сквозь толпу протиснулась иилане и застыла перед Энге, глядя на нее сверху вниз.– Я Амбаласи, - хрипловатым голосом сказала она. Теперь Энге видела на ее лице морщины, край побледневшего гребня разлохматился от старости. Повернувшись лицом к эйстаа, она в знак великого неодобрения провела когтями ноги по полу.– В этом нет мудрости, Саагакель. Энге говорит толковые вещи, она может научить многому.– В речах ее чересчур много толкового, мудрая Амбаласи, чтобы разрешить ей на свободе заражать всех этим ядом. Я уважаю твои великие познания в науке, но здесь речь идет о политике, а в ней я буду руководствоваться лишь своими соображениями, - Не закрывай свой разум, эйстаа. Учение Дочерей прямо связано с нашей биологической сущностью и имеет отношение к нашему существованию.– А что тебе известно об их учении?– удивилась Саагакель.– Довольно многое. Я разговаривала с Дочерьми. Случайно они обнаружили связь тела с разумом, имевшую колоссальную важность для биологии старения и долгожительства. И поэтому я покорно прошу, чтобы арестантка Энге была передана в мое распоряжение для изучения в целях науки. Разрешишь ли ты это? Хотя все выражения были вежливыми, произнесены они были лишь с внешней формальностью, граничившей с оскорблением, поскольку в обращении к эйстаа ощущались негативные нотки и превосходство во всем, что имеет отношение к науке. Взревев от гнева, Саагакель вскочила на ноги.– Оскорбление из оскорблений! Да еще на моем собственном амбесиде! Я всегда уважала твои великие познания, Амбаласи, уважаю их и по сей день, как и почтенный твой возраст. Поэтому я не приказываю тебе немедленно умереть, а просто изгоняю тебя с амбесида, с глаз моих, и ты вернешься сюда, когда я захочу этого. А лучше - оставь мой город. Ты всегда говорила, что собираешься уходить, все строила планы. Так уходи же подальше, мне надоело слышать об этом. Что же, пора поступать сообразно словам... Исполняй же свои угрозы!– Я не угрожаю. Я уйду, как и хотела. А заодно избавлю тебя от обузы и возьму Энге с собой. Саагакель тряслась от ярости, в гневе прищелкивая большими пальцами.– Сейчас же удались от лица моего и не возвращайся. Уходи из города - и не испытывай более моей кротости.– Ты кротка, как эпетрук, разинувший пасть на добычу. Раз ты считаешь абсолютную власть жизненно важным условием собственного существования, почему бы не опробовать силу ее? Изгони меня из города. прикажи умереть. Интересный получится опыт... Голос Амбаласи утонул в яростном реве. Саагакель сорвалась с места и застыла над мучительницей с раскрытым ртом и расставленными большими пальцами. Старая ученая стояла, не выказывая испуга, а лишь короткими жестами требуя уважения к возрасту и к науке - в вопросительной манере. Саагакель вновь нечленораздельно заревела, брызгая слюной и дрожа всем телом. Наконец она справилась с собою и рухнула на трон. Окружающие потрясенно застыли вокруг нее в молчании, вдали топотали донельзя перепуганные фарги, торопливо уносящие ноги с амбесида. Трое или четверо уже лежали неподвижно на песке - возможно, они были мертвы, - так велик был гнев эйстаа. Когда наконец Саагакель заговорила, первым жестом она приказала убрать виновных с глаз долой.– Не желаю их более видеть. Обеих в сады - и немедленно! Прислужницы с готовностью вцепились в Энге и Амбаласи и повлекли их прочь с амбесида. Там, где эйстаа уже не могла видеть их, конвой пошел медленнее - день был жарок, - не выпуская при этом рук арестанток. Энге было о чем подумать, и она молчала, пока их наконец не втолкнули за тяжелее дверь. Когда ее заперли за ними, она обернулась к Амбаласи и жестами выразила свою благодарность.– Ты всем рисковала, сильная Амбаласи, и я благодарю тебя.– Я не рисковала ничем. Саагакель не может убить меня словами и не посмеет напасть на меня.– Да, так оно и вышло. Но я вижу, что ты намеренно разгневала ее, чтобы попасть в тюрьму. Амбаласи жестом выразила одновременно удовольствие и усмешку, обнажив желтеющие от старости зубы.– Ты мне нравишься, Энге. Я ценю твое общество. Ты права. Я хотела посетить этот сад, твое прибытие просто на несколько дней поторопило события. В этом городе царит великая скука, здесь нет новых идей, и я удивляюсь, зачем вообще явилась сюда. Наверное из-за тех возможностей, которые представляют здешние лаборатории. Я бы давно ушла отсюда, но тут она начала арестовывать Дочерей Отчаяния.– Дочерей Жизни, прошу прощения.– Жизни, смерти, отчаяния - какая разница. Для меня они Дочери Отчаяния, потому что я уже отчаялась продвинуться дальше в своей работе. Довольно давно, когда стены этой тюрьмы едва высадили, меня отправили инспектировать состояние работ. Мне удалось тогда поговорить кое с кем из Дочерей, но их интеллект поверг меня в тоску. Они напомнили мне онетсенсастов, поедающих листья одного только вида деревьев. И, нырнув один раз в темные глубины этой мрачной философии, они с восторгом останутся там навеки и даже не шевельнутся. Ты не такая, Энге, ведь ты и сама это знаешь.– Скажи, что я должна делать, и я попытаюсь помочь. Итак, я приветствую тебя как Дочь Жизни.– Не надо. Я не принадлежу к вам. Энге была озадачена.– Но ты говорила, что не рисковала ничем, если бы эйстаа приказала тебе умереть. Значит, ты должна верить...– Нет, я не верю. Я знаю. А это другое дело. Я принадлежу к числу ученых, а не верующих. Чувствуешь разницу? Или подобное не может уложиться в ваши воззрения?– Меня это не смущает ни в малейшей степени, - ответила Энге с жестом радости-от-мыслей.– Напротив. Я вижу в этом испытание моей храбрости и веры в слова Угуненапсы и готова долго беседовать с тобой обо всем.– И я тоже. Приветствую тебя в плодовых садах Йибейска, приветствую. А теперь я спрошу тебя. Если освободить тебя со всеми Дочерьми, всех до единой, отправитесь ли вы со мной в город, где вам будут рады? Где вы будете жить на свободе, где вас никто не станет угнетать.– Мудрая Амбаласи, мы не хотим ничего иного. Мы мечтаем только об этом, и, если ты сумеешь нам помочь, все мы охотно станем твоими фарги.– Это возможно. Но, прежде чем оказать вам помощь, я потребую у тебя кое-чего. Подумай, прежде чем ответить мне. Когда вы будете на свободе, я потребую от вас покорно отдаться мне для исследования. Я хочу понять сущность этого явления, а струнный нож моих мыслей наносит глубокие раны. Энге жестом выразила боязнь боли, Амбаласи отрицательно махнула.– Ты не поняла. Я использую мысль, острую, словно струнный нож, им я рассеку вашу философию, чтобы понять, как она действует.– Я буду рада этому. Я и сама хочу понять нашу природу, а потому охотно приму твою помощь.– Более чем помощь, Энге. Я могу копнуть так глубоко, что подрою все корни дерева твоих знаний и выворочу его наружу.– Если это случится, значит, дерево было мертвым, и мне останется только приветствовать это. Я открою тебе все, до последней подробности. Амбаласи тронула Энге за руку в знак величайшего удовольствия.– Тогда решено. А теперь мне следует позаботиться о нашем общем исходе. Поскольку я давно уже решила оставить этот город, то уже приказала помощницам принять все необходимые меры. Через день, самое большое два, все будет готово. Энге жестом выразила полное непонимание и попросила прощения за это.– Поймешь, когда придет время. А пока следует кое-что сделать. Среди Дочерей есть одна, с которой мне хотелось бы поговорить. Ее зовут Шакасас.– Ты ошибаешься, - ответила Энге.– Шакасас, быстрое и неуловимое движение, имя, которым мы не пользуемся. Такие имена принадлежат к тому миру, где мы жили до обращения. В знак принятия мудрости Угуненапсы мы принимаем новые имена.– Я знаю об этом. Однако сомневаюсь, что ваши обращенные забыли свою жизнь до обращения. Позови ее этим именем, и я буду разговаривать с ней так, как она сама захочет. Энге почтительно повиновалась и обернулась, чтобы отдать распоряжение. Товарки, молчаливым кольцом окружившие их, расступились, и вперед шагнула Омал и поприветствовала ее.– За той, чье присутствие необходимо, уже послали. Но я рада видеть тебя, жаль, что в тюрьме.– Забудь о горестях. Эта бесконечно мудрая иилане может принести нам спасение. А теперь я хочу видеть сестер и узнать каждую. Пока они приветствовали друг друга, Амбаласи стояла в сторонке и ждала с невозмутимым спокойствием, пока перед нею не остановилась иилане, уважительными жестами потребовавшая внимания.– Ты и есть Шакасас?– спросила Амбаласи.– Я была ею, пока не уверовала. И счастье, которое я обнаружила в словах Угуненапсы, позволяет мне зваться Элем. Что ты хочешь от меня, Амбаласи?– Ответь мне на один вопрос. Я слыхала, что когда-то ты была в экипаже урукето. Верно?– Это была моя радость, когда я стала иилане. Так возник мой интерес к воздушным и морским течениям. Тайны навигации стали предметом моего изучения и привели к познанию слов Угуненапсы.– Удовлетворительное объяснение. Теперь скажи мне, кто вами руководит?– Угуненапса, ведь ее пример...– Довольно! Я имею в виду вашу работу в этих презренных садах. Кто отдает вам распоряжения?– Никто, все мы равны. Амбаласи грубо приказала ей умолкнуть, царапнув когтями ноги по земле.– Молчи! Ваша Угуненапса и так много наворотила. Есть ли хоть кто-то, кто стоит выше тебя в этой иерархии отупения? Видишь Энге? Может ли она распоряжаться тобой?– Конечно. Я столько слыхала о ней и ее мудрости, что охотно выполню ее распоряжения.– Ну наконец. Поняла. Теперь мы втроем будем говорить. А потом ты останешься возле меня и будешь исполнять мои приказы. Считай, что тебе так велела Энге. Элем с радостью согласилась, и Амбаласи быстро отпустила ее, прежде чем та вновь обратилась к Угуненапсе.
Островок возле берега Гендаси к югу от Алпеасака был невелик, на нем были только временные сооружения, пригодные только как укрытия от дождя. Только проходные комнаты, в которых работала Укхереб, являли некоторые признаки постоянства. Едва эйстаа Ланефенуу покинула урукето, перенесшего ее через океан, она сразу же направилась сюда. Пояснения эйстаа слушала с явной скукой и нетерпением - ее интересовали только результаты работы, а не подробности. Лишь масиндуу привлек ее внимание.– Очень интересно, - сказала Ланефенуу.– Ты должна вырастить для меня такого же, чтобы можно было взять его в Икхалменетс. Я еще не видела ничего подобного.– По очень простой причине, эйстаа.– не скрывая гордости, отвечала Акотолп, - раньше таких не было. Нам с Укхереб потребовалось поработать над дальнейшим усовершенствованием созданных нами ранее растений. Но с ними почти невозможно иметь дело - такие они ядовитые. И поэтому нам потребовались способности увеличивать, которыми обладает сандуу. Тебе известно это существо?– Нет, - будто гордясь незнанием, ответила Ланефенуу.– У меня слишком много дел, чтобы тратить драгоценное время на ваших грязных тварей.– Именно так, эйстаа, - согласилась Акотолп.– Грязное дело эта наука. Предлагаю пояснения. Сандуу увеличивает объекты, для глаза они становятся больше в две сотни раз - это важный научный инструмент. Однако с ним может работать только одна иилане, а мы с Укхереб работали вместе. Поэтому мы и придумали этого масиндуу, которого можно назвать проекционным сандуу. Мы применяем его в микрохирургии, но теперь просто показываем с его помощью свои достижения, не подвергая твое досточтимое тело опасностям.– Досточтимое тело благодарно за хлопоты. Что это мы видим сейчас? Акотолп повернула один глаз к ярко освещенному изображению на стене. Солнечный свет, падавший в глазок масиндуу, усиливаясь, создавал яркое изображение.– Это диатомеи, эйстаа, крошечные существа, живущие в морской воде. Мы пользуемся ими для настройки масиндуу. Цвета создаются поляризационным фильтром... Акотолп умолкла - Ланефенуу жестом обнаружила скуку от излишних научных подробностей. В комнате стало светло - вошла Укхереб, а следом за нею фарги с подносом, полным картинок.– Все готово, эйстаа, - сказала она, жестом отсылая оставившую поднос фарги.– Вот последние отпечатки, они продемонстрируют тебе беспримерный успех наших трудов, предпринятых по твоему слову.– Начинайте, - скомандовала Ланефенуу. Изображение диатомеи сменилось прибрежлым ландшафтом. Море лизало белый песок, за пляжем зеленела стена джунглей. Укхереб меняла изображения в масиндуу, и казалось, что берег подступал все ближе.– Вот берег Гендаси к югу от города Алпеасака. Это место мы выбрали потому, что могли действовать скрытно. Почва и температура здесь такие же, как в городе, так что растения растут в естественных условиях.– А почему не в самом городе?– спросила Ланефенуу.– Его захватили устузоу, - ответила вошедшая Вейнте.– Я была там. Город сгорел не весь, но эти паразиты так и кишат в нем.– Их ждет смерть, Вейнте, - сказала Ланефенуу.– Я приказала тебе явиться, потому что эти искусные ученые должны показать сейчас, чего они достигли моим именем. Ты делала это - гляди со мною. Вейнте выразила удовольствие и благодарность и уселась на хвост возле эйстаа, приказавшей ученым продолжать. Изображения зеленых кустов становились крупнее, наконец стали отчетливо видны повисшие на шипах трупы животных.– Мутировавшие кустарники и лианы, - пояснила Акотолп, - растут среди широколиственных растений, Их плотные листья содержат много воды и защищают всю изгородь от огня. До сих пор работа была несложной, подобные стены охраняют многие города. Но эту изгородь мы выращиваем ради семян и для этого создали это существо. Весь экран заняло яркое изображение пестрой ящерицы. Акотолп подошла поближе, чтобы указать на ряды бородавок на спине ящерицы.– Эти пузыри образуются, когда ящерица достигает зрелости, потом они лопаются и вырастают заново. Взгляните на толстую шкуру и слой слизи, защищающий животное от ядовитых колючек. Идеальная конструкция.– Необходимо пояснение, - бросила Ланефенуу.– Масса извинений, эйстаа. Дополняю. Только что показанные нами ядовитые растения предназначены для того, чтобы выгнать устузоу из города. Были рассмотрены различные варианты их распространения, но предпочтение мы отдали этому. Лопаясь, пузыри выбрасывают из себя семена ядовитых растений. Они растут, и ящерицы живут под их защитой - там, где не выживет никто из животных. Так, без каких-либо усилий с нашей стороны, не подвергая опасности жизнь даже одной иилане, город сам прогонит пришельцев. Это произойдет не вдруг, но так будет, и своей участи устузоу не избежать, как не отвратить им прилив. Растения займут город, выгонят устузоу, и завтрашнее завтра станет подобным вчерашнему вчера.– Великолепно.– Ланефенуу жестами выразила удовлетворение и радость. Но как сами иилане будут жить в этом городе смерти?– Как обычно. Мы уже подготовили паразитов и вирусы, которые уничтожат ящерицу и растительность, ничего более не трогая.– Великолепный план. Почему же он еще не пущен в ход?– Мы решали небольшую проблему, - ответила Акотолп.– Выводили паразитирующего червя, в теле которого закапсюлированы семена. Червь поражает ящерицу, вызывает появление пузырей, в которых и переносятся семена. Яйца же червей, также зараженные семенами, передаются через испражнения ящериц... Она умолкла, подчиняясь жесту эйстаа.– Добрая Акотолп, я знаю, что подобные вопросы неотразимо привлекают тебя как иилане науки. Но для меня они отвратительны и скучны. Ограничивай дальнейшее изложение описанием достигнутого.– Все готово, эйстаа, - сказала Вейнте, отворяя дверь - и указывая на солнечный свет.– Как только Акотолп и Укхереб доложили о своих успехах, я сразу же послала за тобой. Пока ты путешествовала сюда, мы вырастили не одно поколение ящериц - они здесь, в вольере, я покажу тебе. Все готово и ждет лишь твоей команды.– Прекрасно. Тогда я скажу свое слово. Пусть избавится Алпеасак от паразитов и отстроится заново. Чтобы Икхалменетс ушел в Алпеасак прежде, чем холодные ветры придут в Икхалменетс. Начинайте!– Начинаем, эйстаа, - отозвалась Вейнте. "Начинаем, но окончим не здесь, - добавила она про себя, не шевелясь, чтобы никто не мог прочесть ее мыслей.– Город будет очищен, он вновь станет городом иилане. А когда это свершится, я попрошу кое-что для себя. Я попрошу у эйстаа разрешения воспользоваться этими ящерицами, чтобы очистить всю землю от устузоу. Я найду их... я погублю их. И устузоу Керрику придет конец".