Эдем (Книги 1-3)
Шрифт:
Глава семнадцатая
Саагакель раздувалась от гнева, отвисшие щеки тряслись от ярости. Амбесид был пуст и безмолвен - слышно было даже легкое журчание воды под мостиками, все бежали при первых признаках гнева, оставив в одиночестве несчастную вестницу. Одинокая беспомощная фарги покорно скрючилась перед эйстаа. Сохраняя молчание, Саагакель пыталась овладеть своими эмоциями: бесхитростное создание не было виновато в принесенных вестях и не заслуживало смерти. Саагакель считала, что правит справедливо, а смерть неопытного создания была бы неоправданна. Но она могла бы убить ее одним своим словом. И, зная это, эйстаа позволила себе наслаждаться собственной силой: она с удовольствием откинулась на спинку теплого сиденья, любуясь сооружениями собственного города, окружавшими амбесид. И заговорила отчетливо и строго: - Встань, молодая, обратись лицом к своей эйстаа и знай, что будешь жить долго, служа эйстаа и своему городу. Фарги перестала трястись и поглядела на эйстаа влажными от обожания глазами, изображая всем телом готовность к исполнению любой команды. Саагакель приняла все как должное и проговорила уже мягче: - Повтори еще раз то, что тебе наказали. Тебе не причинят вреда - эйстаа обещает. Тело фарги застыло - она пыталась в точности припомнить слова.– От той, что смиренно служит высочайшей Саагакель, зйстаа Йибейска. Побежали цвета глубокой грусти.– Уже два дня, как болезнь поразила рощи, где паслись окхалаксы, и многие лежат неподвижно, некоторые уже мертвы. Чтобы спасти живых, нужна помощь. Случайностью это не могло быть: глаза Саагакель так и полыхали гневом, но тело застыло без малейшего движения. Фарги умолкла и замерла в ожидании. Это не могло быть случайностью. Несколько лет назад та же болезнь распространилась среди здешних окхалаксов, но Амбаласи тогда справилась с ней. И сейчас, всего через несколько дней после заточения Амбаласи болезнь возвратилась.– Передай мое желание-присутствия тем, кто сидит возле меня. Иди через эти ворота - ты найдешь их там. И они вернулись, сотрясаясь от страха при виде застывшего в смертельной угрозе тела. Их испуганный вид обрадовал Саагакель - неплохо было напомнить даже высочайшим, что власть ее абсолютна. И когда первая из приближенных с опаской стала в выжидательную позу, хорошее настроение возвратилось.– Меня известили, что окхалаксы гибнут в огромных количествах, а вы, как впрочем и все, знаете, что это - мое любимое мясо. На их трупах я вижу тень Амбаласи. Остуку, сейчас же отправляйся в сады, да побыстрее, - ты растолстела, прогулка пойдет тебе на пользу, - и приведи сюда Амбаласи. Это мой приказ. При ужасной мысли, что впредь ей, может, и не доведется попробовать мяса окхалакса, Саагакель ощутила острый приступ голода - и послала за куском мяса. Пища появилась почти мгновенно, и эйстаа с наслаждением впилась в нее зубами. Она еще обгрызала кость, когда на амбесиде появилась небольшая процессия. Впереди шла Остуку, сзади две крепкие фарги, между ними, опираясь на широкое плечо спутницы, медленно шествовала Амбаласи.– Я приказала привести сюда одну Амбаласи, - произнесла Саагакель. Удалите эту.– Тогда и меня тоже, - с раздражением бросила Амбаласи.– Ты ссылаешь меня во влажные сады - в моем ли возрасте спать на земле? Ночами там так сыро и прохладно, что теперь я не могу ходить сама. Пусть эта сильная останется - я не могу идти без нее. Сделав жест, означавший, что дальнейшее препирательство она считает ниже своего достоинства, Саагакель подчеркнула особенную важность последовавших слов.– Окхалаксы гибнут в рощах. Что тебе известно об этом?– Они ложатся и замирают? Если так, это легочная болезнь, занесенная из джунглей.– Но ты же вылечила их давным-давно. Как болезнь могла снова начаться?– В лесу несчетное множество троп...– Ты заразила их?– Ты, наверное, хотела бы этого, - двусмысленно ответила Амбаласи и, прежде чем Саагакель успела потребовать пояснений, продолжила: - Но каким бы путем ни проникла болезнь на поля, только я могу вылечить ее. Хочешь ли ты этого?– Так и будет, я приказываю тебе.– Я повинуюсь твоему желанию, а не приказу. Взамен я прошу освободить меня из мокрых садов, меня и ту-на-которую-я-опираюсь. Когда я почувствую, что ноги мои стали такими, как прежде, ты сможешь отослать ее обратно в сады. "И тебя вместе с нею, старая дура", - не шевеля ни единым членом, подумала Саагакель.– Немедленно приступай, - скомандовала она, отворачиваясь с жестами неприязни и неудовольствия. Амбаласи раздраженными движениями отослала стражу и заковыляла назад, опираясь на плечо Элем. Она молчала, пока они шли по городу. Наконец у них за спиной захлопнулись двери собственной лаборатории Амбаласи. Тогда она выпрямилась и непринужденно отправилась во внутренние помещения. На стене, вцепившись когтями, висел гулаватсан, присосавшийся к лиане. Амбаласи сильно надавило на нервный узел в середине его спины, создание обратило к ней невидящие глаза - с губ его стекала вода - и пронзительно вскрикнуло. Ошеломленная Элем отступила. Амбаласи, одобрительно кивая, ждала появления помощниц.– Ты, - приказала она первой прибывшей, - возьми вакцину для окхалаксов из холодного шкафа и отправляйся к больным животным. А ты, Сетессеи, проводишь эту иилане туда, где работают с картами.– Мне запрещено туда входить,- сказала Элем.– Только эйстаа в этом городе обладает более высоким рангом, чем я, ласково проговорила Амбаласи, - поэтому в городе мне повинуются. Сетессеи отведет тебя туда и будет говорить от моего лица. Ты вернешься с навигационными картами. Приказ ясен? Пока Элем согласно жестикулировала, Амбаласи торопливо отдавала распоряжения помощницам. Следовало сделать многое, а времени было мало. Она могла успеть лишь потому, что уже год готовилась к этому дню. Энге поторопила события, да и сама она постаралась прогневать эйстаа... Неважно. Ей давно уже надоел скучный город, и она готова покинуть его. Наступают интересные времена. Амбаласи боялась лишь того, что эйстаа успела отменить свое распоряжение, предоставляющее ей право пользоваться урукето. Но приказ был отдан давным-давно - тогда плавали вверх по реке за дикими животными. О нем уже все забыли. А когда вспомнят, будет слишком поздно.– Экипаж подчинился, - сообщила вернувшаяся Сетессеи, - все оборудование погружено на борт. Решила ли ты, что будет с твоими помощницами?– Решила. Все останутся здесь.– Следует ли мне остаться с ними? Я была твоей фарги и первой помощницей. Мне тоже остаться?– А ты хочешь?– Нет. Я хочу по-прежнему служить одаренной великим гением Амбаласи. Этот город неинтересен мне.– Хорошо сказано, верная Сетессеи. И ты уйдешь со мной, даже если наше будущее полностью неизвестно?– Я - твоя фарги, - ответила Сетессеи, добавляя жесты, означавшие верность и силу.– Хорошо сказано. Ты отправишься со мной. Пригляди за погрузкой остальных моих вещей. Когда возвратилась Элем с картами, Амбаласи отослала их на урукето с какими-то тюками. А потом приказала навигатору следовать за ней.– Возьми два больших плаща -- хватит с меня ночевок на мокрой земле. Все остаются здесь, но ты пойдешь со мной.– Путь привел их к саду под открытым небом. Одним глазом Амбаласи взглянула в сторону заходящего солнца. Быстрее, у нас осталось очень мало времени. Раскрыв рот от натуги, Элем торопившись следом за Амбаласи: кроме плащей она тащила какой-то тяжелый цилиндр. Когда они наконец остановились, голова Элем кружилась от жары. Она хрипло дышала, пытаясь перевести дух.– Иди в тень деревьев и оставайся там, пока не остынешь, - приказала Амбаласи, забирая у Элем цилиндр.– Я сама сделаю все, что следует, - с делом нужно покончить до темноты. Элем, ничего не понимая, смотрела, как Амбаласи открутила конец цилиндра, из которого немедленно вырвалась струя жидкости. Держа цилиндр на вытянутых руках, она принялась увлажнять барьер лиан и растений, протянувшихся между деревьями. Элем еще не была в этой части города, а посему не знала, что здешние деревья были частью тех стен, которые окружали сады, где томились в заточении. Когда Амбаласи выбросила пустой цилиндр и медленно пошла в сгущающихся сумерках обратно, Элем уже отдышалась и даже набросила плащ. Амбаласи взяла второй, расстелила
Глава восемнадцатая
Мет senstal
Мы погибаем!
Боевой клич тану
Они неустанно пробирались на север, и Керрика переполняла радость, ему хотелось кричать, но он знал, что охотник в лесу должен быть безмолвным. Шаг за шагом он уходил все дальше от города, от груза ответственноста за него. Он сделал все, что мог, и пусть теперь другие спасают город. Это больше не его забота. Широкая спина Ортнара, покрытая потом, размеренно двигалась перед ним, Над головой охотника звенели москиты, и он отмахивался от них свободной рукой. Внезапно Керрик почувствовал, как сильно он к нему привязаться: ведь они столько испытали вместе с тех пор, как Ортнар убил прикованную к Керрику Инлену. Тогда ему хотелось убить Ортнара. Но теперь между ними существовала связь, которую нельзя было нарушить. Она была такой же реальной, как окружавший их лес. Они шли и шли на север, и город со всеми его проблемами оставался все дальше позади. К ночи Керрик очень устал и думал только об отдыхе, но не хотел первым проявлять слабость. И, когда они добрались до заросшей травой поляны возле ручья, первым остановился Ортнар. Он показал на серый пепел старого кострища.– Хорошее место для ночевки. Слова марбака, обычная для тану мысль. Здесь Керрику не нужно было разговаривать на языке иилане или на сесеке, стараясь понять витиеватые высказывания мандукто. Не было ничего, кроме неба и леса. А там, в конце пути, его ждет Армун. Он был бы рад сбросить с себя груз, который раньше не замечал. Ему было двадцать четыре года, он столько прошел дорог, столько разных миров видел за последние шестнадцать лет, в плену у иилане. И этой ночью он спал спокойнее и глубже, чем за все последние годы. Когда он утром проснулся, над ручьем висела легкая дымка. Коснувшись его плеча, Ортнар приложил палец к губам, потом поднял хесотсан и прицелился. Небольшой олень, зашедший по колено в воду, тревожно дернул головой и рухнул, едва в его шею вонзилась игла. После консервов мургу свежее мясо показалось необычайно вкусным, и они наелись досыта, пока на углях запекалось и подвяливалось оставшееся мясо.– Расскажи мне о парамутанах, - проговорил Керрик с набитым ртом.– Я знаю только их название к то, что они живут на севере.– Я однажды видел парамутана; он пришел торговать с нашим саммадом. Все лицо его было покрыто шерстью - не бородой, как у нас с тобой, а как у долгозуба. Он был невысок - только чуть выше меня, а я был тогда еще мал. Я слыхал, что они живут на берегу моря, далеко на севере, там, где лед никогда не тает. Они ловят рыбу в море, у них есть лодки.– А как: мы найдем их? У них ведь тоже наверное много саммадов? Ортнар погладил щеки в знак того, что не знает.– Не знаю. Мне не говорили об этом. Но я слушал, как они разговаривают, ведь они слишком глупы, чтобы понимать марбак. Охотник из нашего саммада знал несколько их слов - он и разговаривал с парамутаном. Я думаю, что нам надо добраться до северных берегов и там искать следы Армун.– Но пока мы доберемся туда, начнется зима.– Там всегда зима. У нас есть шкуры, добудем мяса. Если мы не сойдем с этой тропы, мы встретим идущие на юг саммады. Они дадут нам эккотац. Вот так.– И сушеных хардальтов - наверняка у саммадов они есть.
...Прошло много дней, прежде чем влажный ветер сквозь струи дождя донес до них запах дымка. Пойдя на запах, они вышли на луг, посреди которого за пеленой дождя чернели шатры саммада Сорли. Они прошли мимо трубящих мастодонтов... Досыта наевшись и выспавшись в сухом шатре, утром направились дальше. Более тану им не попадались. Они шли на север, и лето сменялось осенью. Сухие листья падали на тропу, и у подстреленного Керриком кролика - с каждым днем он все увереннее чувствовал себя с луком в руках - уже пробивался белый пух.– Очень ранняя зима.– озабоченно покачал головой Ортнар.– Зимы нынче ранние. Но мы с тобой должны спешить на север. Небо стало серым, и охотники уже чуяли в воздухе снег, когда добрались до становища возле реки. Керрик узнал это место сразу, едва поднялся на прибрежный откос. Валявшиеся кое-где клочья перегнивших шкур да осколки костей отмечали теперь место, где погиб саммад его отца. Здесь, среди костей Амагаста, Херилак нашел нож из небесного металла, который теперь висел на шее Керрика. Керрик прикоснулся к ножу. Тогда, давным-давно, иилане вышли из океана и погубили весь его саммад. Это случилось так давно, что он уже почти не помнил, как это было. Теперь саммад его на севере там, где Армун, туда лежит и его дорога. Он обернулся на зов Ортнара, и они пошли по берегу реки. День уже клонился к вечеру, когда они обнаружили на берегу сухое дерево, способное выдержать их обоих; оно было не очень большим, и им удалось вытащить его из подлеска. Они трудились весь вечер и закончили уже затемно. Наутро, крякая от холода, охотники полезли в ледяную воду. Привязав оружие и мешки к торчавшим корням, охотники оттолкнули ствол от берега и уцепились за него, подгоняя неуклюжее дерево в быстром течении. Перебравшись на другой берег, оба тану буквально посинели, и зубы их выбивали непрерывную дробь. Пока Керрик вытаскивал на берег пожитки, Ортнар развел высокий костер. Они недолго сидели возле него - обсохли сами и просушили одежду. Потом они напялили еще влажные шкуры и вновь пошли на север. Быстрая ходьба не даст замерзнуть... Медлить нельзя - первые хлопья снега уже кружились среди деревьев. Дни стали короче, и они вставали до рассвета и долго шли в бледном свете звезд, прежде чем небо начинало розоветь. Они были сильными и выносливыми. Но страх закрался в их сердца.– Мяса осталось немного, - сказал как-то Ортнар.– Что будем делать, когда оно кончится?– Найдем парамутанов...– А если нет? Они молча переглянулись - ответ на этот вопрос был известен обоим, но произносить его вслух не хотелось. Подбросив сухих веток в огонь, они придвинулись поближе к костру, наслаждаясь теплом. Густой лес подходил прямо к берегу. Невдалеке от воды высились огромные ели. Временами им приходилось углубляться на сушу, когда отлогие песчаные берега сменялись высокими утесами, у подножия которых грохотал прибой. Лес был безмолвным и неподвижным. В глубоком снегу было трудно идти. Выходя на берег, они всякий раз внимательно вглядывались вдаль, пытаясь заметить признаки поселения парамутанов. Но пусто и безлюдно было в море и на берегах его. Еда почти кончилась, когда разразился буран. Охотникам ничего не оставайтесь, как идти против северного ветра в поисках какого-нибудь укрытия. Они промерзли до костей, прежде чем у подножия утеса им удалось обнаружить неглубокую пещерку рядом с песчаным откосом.– Туда!– крикнул Керрик, преодолевая рев ветра. Темный вход в пещеру был едва заметен в снежном вихре.– Заберемся туда и укроемся от ветра.– Нам нужны дрова, и немало. Давай спрячем вещи и сходим за дровами. Вход наполовину закрывал сугроб. Оступаясь и падая, они разметали его и забрались в пещеру. Без ветра в ней казалось тепло, несмотря на то что изо рта валил пар.– Нельзя лежать, пошли, - вставая, сказал Ортнар и вытолкнул Керрика на мороз. Непослушными руками они ломали и рубили ножами нижние ветви. Ортнар выронил каменный нож - и пришлось потратить много времени на поиски его в сугробах. Из последних сил они приволокли охапки хвороста - пришлось ограничиться этим, второй вылазки они бы не осилили. Керрик нащупал шкатулку с огненными камнями, но онемевшие от холода пальцы не слушались. Он согрел руки на теле под шкурами, и ему удалось разжечь огонь; они развели пламя пожарче и улеглись рядом, глотая дым и ощущая, как тепло возвращает жизнь продрогшим телам. Уже стемнело, вовсю выл ветер, заметая вход снегом. Время от времени его приходилось отбрасывать, чтобы выходил дым.– А мы не первые здесь, - сказал Керрик, указывая на нависающий скальный потолок, где углем были набросаны очертания большого оленя.– По крайней мере они не сложили здесь своих костей, - буркнул Ортнар, ковыряя ногой землю возле костра.– Что-то будет с нами...– задумчиво проговорил Керрик. Вместо ответа Ортнар взял свой мешок и вытряхнул из него остатки еды.– Вот все, что у нас есть. В твоем мешке не больше. Слишком мало, чтобы вернуться.– Значит, надо идти вперед. Мы разыщем парамутаноз. Они не могут быть далеко. Они где-то рядом.– Мы пойдем, когда прекратится метель. По очереди они выходили за хворостом, оставшийся следил за очагом. Стемнело быстро, и Ортнар едва нашел вход в пещеру со своей охапкой. Резко похолодало, и ему пришлось растирать снегом белые пятна на щеках. Друзья молчали, потому что время для бесед миновало. Метель не утихала столько дней, сколько пальцев на руке у охотника, включая большой. Выходили только за дровами, растапливали снег и пили горячую воду. Голод уже начал терзать их желудки, но охотники берегли оставшиеся крохи. Наконец настал день, когда метель начала утихать. Ветра почти не было, и снег как будто редел.– Кончается...– с надеждой проговорил Керрик.– Не уверен. Они вылезли из пещеры. Медленно кружили снежинки, ненадолго просветлело, и они увидели, как на галечный берег набегают тяжелые волны, темные с белыми гребнями.– Смотри!– крикнул Керрик.– Там что-то мелькнуло... какая-то лодка! Маши руками, скорее! Они добежали до края воды и стали подпрыгивать среди хлопьев пены, крича охрипшими голосами. Высокая волна подкинула лодку вверх, и Керрику показалось, что он заметил в ней какие-то фигуры. Потом волны вновь скрыли неясные фигуры из виду. Лодку уносило на север. Наконец она исчезла среди огромных волн и более не появлялась. Промокшие и разочарованные, вернулись друзья в пещеру. Снова начавшаяся метель едва не спрятала от них вход в нее. На следующий день они доели последнее. Керрик слизывал с пальцев последние прогорклые крохи, когда поймал на себе взгляд Ортнара. Керрик хотел что-то сказать, но промолчал. Что он мог сказать? Закутавшись в шкуры, Ортнар отвернулся. А снаружи выла метель, ветер стонал в утесах. И земля под ними содрогалась от могучих ударов валов о берег. Настала ночь - а с нею пришло и отчаяние, великое и безграничное.
Глава девятнадцатая
За стенами паукарута завывала метель, яростный ветер нес снег по вечным льдам. Ничто живое не могло стать на пути у пурги, ничто не шевелилось на заметенных снегом просторах... только снег, только ветер. Он взмывал над окруженными снежными стенами паукарутами. Поземка, похожая на белую бороду, вилась возле хижины. Над мерзлой пустыней царили только тьма и смерть. Внутри паукарута желтым огоньком светилась масляная лампа, освещая черную шкуру уларуаква, поддерживающие ее белые ребра, смеющиеся лица парамутанов. Они макали куски тухлого мяса в открытый пузырь с жиром, кормили детей и то и дело разражались хохотом, когда те размазывали по лицу сало. Армун было приятно их общество, и даже постоянное внимание Калалеква, вечно пытавшегося ее обнять как только она оказывалась рядом, не докучало ей. Они были другими, не такими, как она, вот и все. Они делили внимание женщин между собой, и никто не обращал на это внимания. Только посмеивались. Но темперамент Армун был не таким, как у них. И она не могла так же бурно радоваться, Но она улыбалась их шуткам и не забеспокоилась, когда Харл присоединился к смеющимся. Они расступились, давая ему место, - некоторые как обычно трогали его светлые волосы, это развлечение никак не могло надоесть им. Между собой они звали тану эрквигдлитами, сказочными людьми. Сами для себя они были ангурпиаквы - истинные, настоящие люди. Армун понимала их разговор, ведь в паукарутах она проводила уже вторую зиму. Когда парамутаны приняли их, она была рада, что осталась в живых; она очень ослабела тогда, совсем исхудала и все беспокоилась, как Арнхвит будет себя чувствовать в этом странном месте. Все здесь было совершенно иным: еда, язык, образ жизни. Время шло очень быстро, и она сумела приспособиться, поэтому вторая зима нагрянула прежде, чем она успела осознать ее приближение. Третьей зимы она здесь не проведет - Армун это знала. Весной она постарается объяснить им, что ей нужно уйти. Силы вернулись к ней, мальчики отъелись. Надо уходить, ведь Керрик наверняка уже узнал от саммадов об их бегстве. И он решит, что они погибли. Темная мысль стерла улыбку с ее лица. Керрик! Она должна идти к нему на юг, в то особенное место, где жили мургу и которое сожгли охотники, в далекие неведомые края...– Алуторагдлакв, алуторагдлаквокв!– произнес Арнхвит, теребя ее за колено. Сильный мальчишка, он уже встретил свое третье лето; он взволнованно тараторил, показывая неровные еще зубы. Она улыбнулась и стерла с его лица остатки жира.– Что ты хочешь?– спросила она на марбаке. Она поняла его, но не хотела, чтобы сын разговаривал только по-парамутански. И так уже они общались с Харлом лишь на языке их хозяев.– Хочу оленя! Моего оленя! Заливаясь смехом, он барабанил по ее колену маленькими твердыми кулачками. Армун покопалась в груде мехов и отыскала игрушку. Она сделала ее из кусочка оленьей кожи, прикрепив вместо рогов изогнутые косточки. Схватив ее, он со смехом убежал.– Ешь больше, - произнесла Ангаджоркакв, усаживаясь рядом и протягивая к ее рту пригоршню белого жира. В тепле паукарута она сбросила почти всю одежду, обнажив покрытые шерстью груди. Армун пальцем зацелила немного жира и отправила в рот. Ангаджоркакв горестно зацокала языком.– Жила-была женщина, которая не хотела есть наловленную рыбу, - начала она. У Ангаджоркакв на все находилась сказка и присказка, в каждом, даже пустяковом, событии она видела смысл.– Рыба была очень большой и толстой, она смотрела на нее, поблескивая чешуей, и ничего не понимала. "Скажи мне, - спросила рыбина, - почему ты не хочешь меня есть? В глубинах моря я услыхала заклинания рыбака и схватила крючок с яркой наживкой. Я проглотила наживку, как и положено рыбе, а ты не хочешь есть меня, Почему? " Когда женщина услышала это, она рассердилась и сказала, что не рыбе учить ее, а есть или не есть - ее собственное дело. Но рыбий дух услышал ее речи и разгневался еще больше, он поднялся из темных глубин океана, где обитал, и направился к поверхности моря. Он плыл быстро-быстро. И он проломил лед, а потом открыл рот и проглотил паукарут со всеми шкурами, и ребенка, и масляную лампу, и женщину тоже. Вот что бывает с теми, кто отказывается есть. Ешь! Армун слизнула жир с пальца.– Когда окончится буря и вернется солнце, когда станет тепло, мы с мальчиками уйдем... Громко взвизгнув, Ангаджоркакв выронила пузырь и, зажав уши, принялась раскачиваться из стороны в сторону. Услышав шум, Калалекв поднял расширившиеся от изумления глаза, потом поднялся на ноги и отправился посмотреть, что вызвало такой переполох. От жары он сбросил с себя всю одежду, и гладкая бурая шерсть его лоснилась в свете масляной лампы. До сих пор Армун не могла привыкнуть к тому, что все парамутаны покрыты шерстью с ног до головы. Зажав хвост между ног, Калалекв благопристойно прикрывал его пушистым кончиком признаки пола.– Ангаджоркакв издала звук великой печали, - проговорил он, подавая Женщине кость, которую принес с собой.– Вот посмотри, я сделаю из нее свисток, на нем будет уларуакв, и звуки будут выходить у него изо рта. Ангаджоркакв оттолкнула его руку, не желая слишком быстро расставаться со скорбью.– Сейчас зима, сейчас темно, но волосы эрквигдлитки словно солнце освещают паукарут. Мы едим, и смеемся, и нам тепло. А теперь...– она застонала, раскачиваясь из стороны в сторону...– теперь Армун уйдет, и светлые мальчики с ней вокруг станет темно. Калалекв открыл от изумления рот.– Но они не могут уйти, - проговорил он.– Когда задувает метель, смерть, разинув пасть, караулит возле паукарута. Тот, кто ушел из паукарута, ушел к ней в зубы. Они не уйдут, и нечего плакать.– Весной, - проговорила Армун, - мы уйдем весной.– Видишь, - отвечал Калалекв, поглаживая Ангаджоркакв по шерстке, чтобы успокоить.– Видишь, они остаются. Лучше съешь чего-нибудь. Они остаются. Парамутаны жили только сегодняшним днем, наступление каждого нового утра было для них удивительным праздником. Армун молчала, - ведь она уже решилась. Они уйдут, как только достаточно потеплеет. Она вылизала пальцы дочиста. Надо есть, чтобы хватило сил на дорогу. Ведь придется идти далеко на юг. Ночью метель прекратилась, и, когда утром Калалекв раздвинул шкуры на дымовом отверстии, внутрь хижины проник тоненький луч солнца. Все обрадованно заголосили и принялись разыскивать в кучах шкур свою одежду, разражаясь хохотом, если под руку попадались чужие вещи. Пурга продержала их взаперти невесть сколько дней, и дети повизгивали от нетерпения. Крепко держа извивающегося Арнхвита, Армун натягивала на него нижнюю одежду с мехом внутри. Сверху надевались более толстые шкуры, потом капюшон, теплые сапоги, рукавицы - все, что помогало выжить здесь, на крайнем севере. Калалекв ползком, пыхтя, пробивался наружу сквозь снег, навалившийся у окончания выходного тоннеля. Вход осветился, потом потемнел, пока Калалекв выбирался - и наконец внутрь хлынул яркий свет. Внутри опять начался смех, все подталкивали друг друга к выходу. Армун сначала отпустила мальчиков и последовала за ними. Выбравшись нарубку, она прикрыла глаза ладонью. После сырого тепла паукарута, запахов мочи и тухлого мяса, свежий воздух был восхитительным. Вокруг белыми холмиками были разбросаны паукаруты. Из них на солнечный свет выползали парамутаны, криками и смехом приветствуя друг друга. Огромной бледно-голубой чашей накрывало их небо, по которому нетерпеливо ползли редкие облака, за краем льдов оно тонуло в темной синеве океана. Лодки возле края воды были завалены снегом. Кто-то тревожно крикнул, показывая рукой: - Там в море уларуакв!– Не может быть!– Это не уларуакв, это одна из наших лодок!– Значит, это Ниумак, только его лодка еще не вернулась. Но он должен быть мертв: мы спели смертную песню и ему, и всем, кто был с ним.– Поторопились!– расхохотался Калалекв.– Они одурачили нас на этот раз. Теперь они нам это припомнят. Харл со всеми бежал к приближавшейся лодке. Арнхвит отстал, споткнулся и негодующе завопил, упав в снег. Армун подхватила его и вытерла слезы - ревел он в основном от обиды. Общими силами лодку быстро извлекли из воды и уложили вверх дном рядом с остальными. Арнхвит стоял, держа Армун за руку; он успокоился и с интересом смотрел на вернувшихся. Ниумак отправился к жилищам, все заторопились следом, стараясь прикоснуться к его одежде, чтобы удача, сохранившая жизнь четверым охотникам, перешла и к остальным людям в стойбище. Это же надо выжить в такую пургу! Все четверо устало опустились на снег, жадно припав к поднесенным чашам и вынесенным отборным кускам мяса. Когда прибывшие стали удовлетворенно поглаживать животы, начались вопросы. Ниумак поднял вверх ладони, требуя молчания, и умолкли даже малые дети.– Вот что случилось, - проговорил он, и все неслышно придвинулись ближе, чтобы лучше слышать.– Мы уже видели здешние льды, когда начался буран. Мы уже представляли себе наши паукаруты, тепло их, еду и играющих детей, чувствовали запах их шерсти и готовы были вылизать малышей языком... но начался буран и унес нас отсюда. Он сделал паузу и поднял руку. Слушатели немедленно разразились горестными воплями, мгновенно прекратившимися, едва он уронил руку вниз.– Мы не могли добраться до льда и паукарутов, мы могли только спасаться в ней, но не могли выйти на берег, потому что там всюду скалы, как всем известно. А потом ветер переменился, и нас снова вынесло в открытое море, тогда мы сами спели свою смертную песню. Тут слушатели вновь горестно застонали, и повествование долго еще продолжалось подобным образом. Никто не перебивал - всем хотелось знать подробности. Но усталый Ниумак начал замерзать, и наконец история завершилась.– В последний день шторм стал слабее, и нас принесло к берегу, но волны были еще слишком высоки, и мы не стали высаживаться. А теперь узнайте странную вещь. Там, на берегу, есть пещера, именуемая Оленьей, потому что на своде ее нарисован олень. Из нее выскочили двое наших братьев и стали махать руками. Но ветер гнал нас назад. Мы хотели присоединиться к ним, переждать непогоду в теплой пещере, но не смогли. Кто они? Все ли наши здесь? Все ли лодки вернулись? Есть ли поблизости другие парамутаны? Обычно такого не бывает зимой. А потом мы приплыли сюда, и вы увидели нас, и вот мы здесь; и теперь я отдохну. Армун остолбенела, она смотрела вперед и ничего не видела. Она знала, кто был в этой пещере на берегу, знала... Словно кто-то нашептывал ей: "Керрик". Только он мог оказаться здесь с другим охотником. Только он. У нее не было ни малейшего сомнения. Она знала это, знала, и слова Ниумака только подтвердили то, что она понимала и так. Наконец-то он пришел за ней. Он узнал, что ее нужно искать на севере. А теперь она должна идти навстречу ему. Наконец оцепенение оставило ее, и она обернулась.– Калалекв!– закричала она.– Мы должны немедленно отправиться к этой пещере. Я знаю, кто там. Это мой охотник. Это Керрик. Калалекв открыл в изумлении рот. Эрквигдлитка часто удивляла его. Но он и не подумал усомниться. Встав, он вспомнил слова Ниумака.– Хорошо, что твой охотник здесь, что он в безопасности и тепле... так говорил Ниумак.– Это не так, - сердитым голосом сказала она.– Он не парамутан и не может быть здесь в безопасности. Он же тану, он пришел в эти края. он нес с собой пищу и был застигнут пургой. Надо идти на помощь. Когда смысл ее слов дошел до Калалеква, тот крикнул: - Лодка, моя лодка! Спускаем лодку на воду! Армун обернулась и увидела, что Ангаджоркакв смотрит на нее округлившимися глазами.– Будь добра, - сказала Армун, - пригляди за Арнхвитом, пока я не вернусь. Сделаешь это?– Тебе не надо плыть, - неуверенным голосом ответила Ангаджоркакв.– Я должна. Когда она добралась до края льда, лодка была уже на воде, и в нее укладывали припасы. Рядом с Калалеквом суетились еще четыре парамутана, уже разбиравшие весла, не дожидаясь окончания приготовлений. Она спрыгнула в лодку, и легкий ветер с севера понес их в море. Они гребли до вечера. Отвесные скалы, обрывавшиеся в воду, не позволяли даже думать о высадке. Они подошли поближе к каменной стене и уцепились за камень веревкой с тяжелым грузом на конце, чтобы лодку никуда не отнесло за ночь. Потом перекусили тухлым мясом, заедая его снегом, который им дали в дорогу. Парамутаны хлопотали вокрут Армун, гладили ее, старались утешить. Она не отвечала - только молча глядела на берег. Только на рассвете ей удалось уснуть. Когда она проснулась, мужчины уже гребли. Заснеженные берега ничего не говорили Армун. Но парамутаны время от времени указывали друг другу на невидимые ориентиры и разражались радостными криками. Наконец с возгласами всеобщего согласия они направили лодку к покрытому галькой берегу. Когда волна бросила их на гальку, двое мгновенно выпрыгнули и по грудь в ледяной воде повлекли лодку в сторону суши. Армун спрыгнула с носа, споткнулась, вскочила и понеслась в сторону лесистых холмов. Длинные ноги стремительно несли ее вперед, но пришлось остановиться и оглядеть нетронутый снег.– Туда, - указал ей Калалекв, спотыкаясь и оступаясь в снежных наносах. Никто больше не смеялся - до самых деревьев на снегу не было ни единого следа. Они принялись копать, разбрасывая снег во все стороны. Появилась дыра, ее стали расширять. Армун отчаянно копала вместе со всеми и первой вползла в прокопанное отверстие. Впереди под грудой шкур... Она осторожно отвела обледенелые заскорузлые шкуры... Серое лицо Керрика было покрыто инеем. Сорвав рукавицу, она протянула руку, затаив дыхание от страха. Осторожно прикоснулась к коже... Холодная. Он мертв. Она закричала. Вдруг веки его затрепетали, и глаза приоткрылись. Она не опоздала.
Глава двадцатая
Заснеженные просторы севера для парамугана что дом родной. Они умеют жить и выживать среди снега и льда, знают, как возвращать к жизни замерзающих и обмороженных. Озабоченно перекрикиваясь, они оттеснили Армун в сторонку. Пока Калалекв распахивал шкуры над Керриком и срывал с него одежду, двое парамутанов торопливо раздевались, складывая еще теплую одежду на оледеневшую землю. Замерзшее тело Керрика осторожно уложили на нее, и нагие охотники прильнули к нему своими телами. Остальные завалили их сверху шкурами.– Какой холод - сейчас и я сам замерзну, придется петь смертную песню! выкрикнул Калалекв. Все расхохотались, хорошее настроение вернулось к ним, когда оказалось, что охотники живы.– Иди за дровами, разводи огонь, топи снег. Их надо согреть и напоить. С Ортнаром поступили таким же образом. Армун поняла, что может помочь, только отправившись за дровами. Он жив! Солнце согревало ее лицо, грело душу - Керрик жив и в безопасности, они снова вместе. Ломая ветки, она поклялась, что никогда более не оставит его. Слишком долго они были в разлуке. Невидимая веревка, соединявшая их, так натянулась... едва не разорвалась. Это не должно повториться, она больше не допустит такого. Где он - там и она. Никто и ничто не сможет их разделить. Она навалялась всем телом на толстую ветвь. Гнев и радость переполняли ее. Больше такого не случится! Развели костер, в пещере стало тепло. Калалекв склонился над бесчувственным Керриком. Растирая его конечности, он довольно кивал.– Очень хорошо. Смотри, какое белое тело! Только лицо поморозил - видишь темные пятна. Кожа сойдет, и все. А вот второй - плох. Он сбросил шкуры с ног Ортнара. Все пальцы на его левой ноге почернели.– Придется отрезать, пока он без сознания и не почувствует. Не приходя в сознание, Ортнар громко застонал, и Армун старалась не вслушиваться в хрустящие звуки за спиною. Лоб Керрика стал теплым, на нем выступила испарина. Она прикоснулась к нему кончиками пальцев - и веки вновь задрожали. Керрик открыл глаза и снова закрыл. Обняв за плечи, она приподняла его и поднесла к губам кожаную чашечку с водой.– Пей, пожалуйста, пей, - попросила она. Керрик глотнул и откинулся назад.– Пусть они будут в тепле, их надо покормить, чтобы набрались сил, прежде чем их можно будет везти в стойбище, - произнес Калалекв.– Мы оставим мясо, которое привезли в лодке, попробуем наловить рыбы. Вернемся к вечеру. Парамутаны оставили целую кучу дров. Она поддерживала огонь, подбрасывая хворост. После полудня, отвернувшись от костра, она вдруг увидела, что глаза Керрика открыты и губы безмолвно шевелятся, словно он пытается заговорить. Прикоснувшись губами к его руке, она погладила его по лицу.– Говорить буду я. Ты жив, и Ортнар тоже. Я вовремя отыскала тебя. С тобой все будет в порядке. Здесь еда и питье - выпей. Она помогла ему привстать и держала, пока он пил, кашляя от сухости в горле. Потом уложила, прижавшись к нему всем телом, зашептала ему в ухо: - Я дала себе клятву. Я поклялась, что не позволю тебе впредь оставлять меня. Где ты, там и я. Так должно быть.– Так... должно быть, - хриплым голосом отозвался он. Глаза Керрика закрылись, и он вновь уснул: трудно быстро вернуться к жизни, если побывал рядом со смертью. Рядом пошевелился Ортнар, она дала попить и ему. Парамутаны вернулись уже в темноте.– Погляди-ка, какую крохотную рыбешку я прикес, - проговорил Калалекв, пробираясь в пещеру с огромной уродливой рыбиной, покрытой пластинами: во рту ее торчали острые зубы.– Она даст им силу. Пусть поедят.– Но они без сознания...– Долго, нехорошо. Им нужно мясо. Я покажу. Двое парамутанов посадили Ортнара, а Калалекв мягко тронул голову охотника, щипнул его щеки, что-то шепнул на ухо и громко хлопнул в ладоши. Глаза охотника приоткрылись, и он застонал - все обрадованно завопили. Один из парамутанов держал охотника за челюсть, а Калалекв отхватывал от рыбины куски мяса и выжимал из них сок в рот охотника. Тот давился, кашлял, но глотал, что встречалось радостными воплями. Когда он почти пришел в себя, парамутаны стали подносить куски сырой рыбы к его губам.– Скажи ему на своем языке, чтобы эрквигдлит понял, - надо есть. Жевать, жевать. Керрика она покормила сама: она не хотела, чтобы это делали парамутаны, словно своим прикосновением она могла поделиться с ним силой. Ортнар был готов к путешествию только через два дня. Он до крови закусил губу, когда с его ног срезали почерневшее мясо.– Но мы живы, - подбодрил его Керрик, когда мучения закончились.– Я во всяком случае не полностью, - задыхаясь, выговорил Ортнар. Капли пота выступили у него на лбу.– Но мы нашли их - или они нас, - и это главное. Спускаясь к лодке, Керрик опирался на руку Армун: Ортнара несли на сделанных из сучьев носилках. Ему было слишком больно, и он ничего не замечал. Но Керрик жадно разглядывал все вокруг.– Из шкур сделали... Легкая, прочная. И весла какие! Эти парамутаны умеют строить не хуже саску.– А кое-что и лучше, - проговорила Армун, обрадованная его реакцией. Погляди... Как по-твоему, что это такое? Она подала ему длинную, покрытую резьбой кость. Керрик покрутил ее в руках.– Какой-то крупный зверь, только не знаю какой... А это еще что такое? Он тронул кожаную трубочку, поглядел в отверстие кости, в котором ходила круглая палка не толще стрелы.– Интересно, но непонятно. Больше не могу ничего сказать. Армун улыбнулась - в щели, рассекавшей ее губу, мелькнули ровные зубы - и опустила кость открытым концом в воду, плескавшуюся возле ног. Она потянула палку вверх, послышалось хлюпанье, и тонкая струйка воды хлынула через борт из кожаной трубки. Он изумленно открыл рот, а потом вместе с Армун расхохотался. Потом снова взял у нее кость.– Совсем как у иилане, только они выращивают нужные вещи, а это ручной работы. Мне нравится. Он с восторгом крутил ее, разглядывая резьбу с изображением рыбы, извергавшей струю воды. Возвращение к паукарутам вызвало настоящий триумф: заливаясь смехом, женщины толкались, чтобы только пройти мимо носилок, на которых несли светловолосого гиганта. Ортнар с удивлением смотрел, как они пытались прикоснуться к его волосам, переговариваясь между собой на своем странном языке. Арнхвит с удивлением глядел на отца: он успел позабыть про охотников-тану. Чтобы разглядеть сына, Керрик встал перед ним в снег на колени: крепкий мальчик с широко поставленными глазами почти не напоминал младенца.– Тебя зовут Арнхвит, - проговорил Керрик, и мальчик серьезно кивнул, отодвигаясь на всякий случай, потому что Керрик протянул к нему руки.– Это твой отец, - сказала Армун, - не бойся. Но мальчик жался к ноге матери. Слова Армун пробудили в памяти давние воспоминания. Запустив руку за пазуху, Керрик нащупал на шее ножи, осторожно высвободил меньший. Он снова склонился к ребенку, тот не стал отодвигаться. Держа на ладони сверкающее металлическое лезвие, Керрик сказал: - Как я получил этот нож от своего отца, так отдаю его тебе. Арнхвит робко потрогал нож, посмотрел на Керрика и улыбнулся.– Отец, - проговорил мальчик. Ортнар выздоравливал до самого конца зимы. Он потерял в весе, боли не отпускали его, но могучий организм одолел хворь. На ногах оставались черные пятна: они гноились и отвратительно пахли, но парамутаны знали, что делать в подобных случаях. Когда дни удлинились, раны зажили, и на ногах образовались рубцы. Подложив в обувь меха, он каждый день ковылял возле паукарутов, заново овладевая собственными ногами. Ходить, не имея пальцев на одной ноге, трудно, но он начинал привыкать. И однажды, далеко уйдя вдоль кромки льда, он увидел подплывающую лодку. Она была из больших - с большой шкурой на поперечной жерди - и выглядела незнакомой. Так и оказалось, Доковыляв до паукарутов, Ортнар увидел, что все повысыпали наружу и с криками размахивали руками.– Что это?– спросил он у Армун, так как понимал только несколько слов из странного языка.– Чужие, не из наших паукарутов. Очень интересно... Что происходит? Все орут, машут руками. Словно им что-то очень нужно.– Не пойму, они кричат все сразу. А ты слишком много прошел. Иди в паукарут, а когда я узнаю, в чем дело, - приду и все расскажу тебе. Ортнар оказался в паукаруте один - парамутаны, а с ними и Керрик, Арнхвит и Харл выскочили к лодкам. Он тяжело, с громким стоном опустился на землю его никто не мог услышать, а ноги так болели. Радуясь отдыху, он жевал кусок мяса, когда наконец вернулась Армун.– Добрые вести, - сказала она.– Весь шум изза уларуаква. Зимой парамутаны все время сокрушались, что они никак не попадаются им. А теперь наконец их выследили. Это очень важно.– А что такое уларуакв?– На них охотятся в море. Я еще не видела их, но говорят, что они куда больше, чем мастодонт.– Она указала на ребра над головой.– Это уларуакв, и шкура тоже его, и еда: мясо, жир - это тоже уларуакв. Парамутаны едят любое мясо...– Тут она заметила морскую птицу, благополучно гниющую под кожаным потолком на костяной распорке.– Но в основном их кормит и укрывает уларуакв, лодки они тоже делают из него. Они говорят, что холода и долгие зимы гонят уларуаквов на юг. С каждым годом льды продвигаются все дальше и дальше. Что-то случилось с водой - я не знаю что, но она изменилась. Добывать уларуаквов теперь все трудней и трудней, а это самая большая беда, которая может постичь парамутанов. Нам придется подождать, пока все выяснится. Все вернулись в паукарут нескоро. Первым заполз внутрь Калалекв, толкая перед собой решетку из тонких косточек. Остальные следовали за ним. Он радостно помахивал замысловатой костяной сеткой, связанной по углам сухожилиями. Армун попросила его говорить помедленнее и, когда он стал объяснять, принялась переводить его слова на марбак. Керрик не сразу догадался, о чем говорит Калалекв.– Кости - это карта, по ним они находят путь в океане, как это делают иилане. Попроси, чтобы он показал, где мы сейчас находимся. После многих вопросов, ответов, объяснений, побывавший за океаном Керрик понял.– Виноваты зимы. Они изменили не только сушу, но и океан, преобразили все, что находится в нем. Ледяной щит, на котором мы живем, простирается через весь северный океан до другого его берега. Я был в тамошних краях, хотя и не на севере. По неведомой причине уларуакв больше не хочет жить по эту сторону океана, и парамутаны перебрались к его противоположному берегу. Этот иккергак прибыл с другого берега океана, он видел их. Что будут делать наши парамутаны? Калалекв знаками пояснил свой ответ. Он жестами поднимал паруса, качался на волнах. Все понимали его почти без пояснений Армун.– Парамутаны хотят спустить на воду иккергаки и подготовить их к дальнему плаванию. Они собираются отплыть сразу же, как только начнет ломаться лед, чтобы вдоволь поохотиться на уларуаква, а потом вернуться, прежде чем настанет зима.– Значит, пора отправляться и нам, - проговорил Керрик.– Мы ели их пищу, и нам нечем отблагодарить хозяев. Он искоса взглянул на мрачно улыбавшегося Ортнара.– Да, пора отправляться на юг, - согласился он, - но для такой прогулки я не гожусь.– Тебе не придется идти, - сказала Армун, ласково прикасаясь к его руке.– Я знаю парамуганов. Они помогут. Мне с мальчиками они помогли не задумываясь. Мы им нравимся, несмотря на то, что мы отличаемся от них. Они хотят, чтобы мы остались, но весной сами
Глава двадцать первая
Ambesetepsa ugunenapsossi, nefatep
lemefenatep. Epsatsast efentopeneh.
Deesetefen eedeninef.
Угуненапса учила: мы знаем смерть,
а потому знаем и пределы жизни,
в этом и кроется сила Дочерей Жизни,
живущих, когда остальные умирают.
Апофегма чилане
Когда урукето покинул гавань Йибейска, Амбаласи приказала плыть на запад. Там легче было затеряться в море, и никакие соглядатаи не могли догадаться об их истинном курсе. Элем вскарабкалась наверх; ученая стояла у края плавника, наблюдая за темными силуэтами энтиисенатов, скользящими возле урукето. Элем вежливо попросила внимания.– Я не командовала раньше урукето, а только служила на нем. Есть проблемы...– Решай их, - твердо сказала Амбаласи, жестами положив конец разговору на эту тему и переходя к следующему вопросу.– Кто ведет урукето?– Омал, иилане со спокойным умом, способная быстро обучаться.– Я сказала - можешь командовать. А теперь давай посмотрим карты. Спустившись вниз, они миновали Омал, которая стояла, положив руки на живую стенку, неподалеку от нервных окончаний, с помощью которых меняли курс урукето. Она внимательно следила за морем через прозрачный диск. Рядом, на жердочке, нахохлившись, сидела розово-серая птица, смотревшая в ту же сторону. Остановившись, Амбаласи взъерошила перышки на спине - птица довольно заворковала.– Новый компас, - пояснила Элем, - более совершенный, чем прежние.– Еще бы... я сама и делала. Точный, надежный, да и развлекает в долгой дороге. Если его сориентировать в нужном направлении, не свернет, пока не умрет.– Мне непонятно...– А мне понятно. В лобные доли мозга введены намагниченные частицы. Где карты?– Здесь. Ниша была едва освещена, но, когда развернули первый свиток, карта ярко засветилась под тусклым пурпурным мазком на живой стенке.– Эта самая подробная, - произнесла Элем.– И самая сверкая. Вот Энтобан, а вот за широким океаном Гендаси.– А что означают эти цветные завитки?– Прохладными цветами показаны ветры, подобно рекам текущие в атмосфере. Здесь, в тропиках, где солнце нагревает воздух, потоки поднимаются высоко, потом, поскольку планета вращается, растекаются на юг и на север. Это крайне интересно для моих исследований, но для практической навигации куда важнее другое. Вот эти теплые оранжевые и красные линии - они обозначают океанические течения...– Объясни подробнее.– С удовольствием. Мы сейчас находимся в океане к западу от Йибейска. По твоему приказанию мы будем плыть на запад до наступления темноты - на тот случай, если за нами увяжется погоня. Тогда мы окажемся здесь, в этой красной струе, уходящей на юг. Всю ночь течение будет нести нас. На рассвете, определив свое местоположение, мы можем отправиться в нужном направлении. Желательно знать скорость и направление.– Пока неизвестно. Расскажи, что ты будешь делать, если пунктом прибытия будет Гендаси?– Немедленно приступлю к расчетам. Двигаясь к Гендаси, мы должны оставаться в этом течении, уходящим на юго-запад в самую середину океана. Там очень интересный район - середина океана просто изобилует жизнью. Там мы выберем нужное течение. Вот это течение нам необходимо - мимо Алакас-Аксехента око уходит к заокеанским зеленым краям. Амбаласи внимательно разглядывала карту, начиная от Йибейска, потом одним глазом окинула путь до Гендаси.– Вопрос. Мы плывем по большой дуге на юго-запад к середине океана. Потом поплывем по другой дуге - на северо-восток. Подумай, насколько быстрее будет, если мы просто пересечем океан по прямой линии. Она провела пальцем по карте. Элем отступила на шаг, гребень на ее голове покраснел.– Это невозможно!– Она сопроводила замечание знаками отчаяния и страха.– То, что ты предлагаешь, нереально. Мы плавали по прямой только на коротких расстояниях, от острова к острову... или вот как сейчас. Но никто не движется по прямой. Морские создания следуют за морскими течениями, птицы - за воздушными потоками. Курс, который ты предлагаешь, противоречит законам природы. Днем надо будет вести урукето против течения, а ночью он будет дрейфовать. Утром нужно вновь рассчитывать координаты... Нет, это невозможно!– Соберись, Элем, вот простой научный пример, ты обладаешь познаниями, и ради блага твоих работ я поведаю тебе о двух различных состояниях материи. Или тебе уже известен закон Атепенепсы?– Смиренная-в-невежестве, желаю знаний.– Говоря в самом общем виде - невидимая материя передвигается по прямым линиям, в отличие от видимой... Перестань смотреть на меня стеклянными глазами и закрой рот! Ты - изображение глупости фарги! Знаешь ли ты о невидимой материи?– Нет...– Куча невежественности. Тяготение невидимо: если я уроню эту карту, она упадет по прямой. То-что-переносит-свет невидимо само по себе, и лучи идут в глаз по прямой линии. Инерция невидима, однако же она направляет движение тел по... Впрочем, довольно. Я вижу, что все это тебе неизвестно. И не стыдись своей глупости. Лишь немногие иилане подобно мне самой обладают интеллектуальными способностями, позволяющими понять все это. Вернемся к нашему курсу. Что это? Амбаласи закрыла растопыренной рукой пустое пространство под Манинле к югу от Гендаси.– Ничего, ничего вовсе, - пробормотала Элем.– Пустая умом, не-ощущающая-своей-жизни! Или это я должна учить тебя твоей специальности? Что здесь изображено на карте, тут и тут?– Течения, океанические течения.– Удивительно. Обратимся к деталям - что вызывает течения?– Разность температур, ветер, вращение планеты, береговые линии, изменение глубины...– Хорошо. Вот погляди на эти течения, внимательнее погляди. Они же не возникли из темноты сами собой. Погляди-ка.– Вижу! Поняла! Великая Амбаласи, ты извлекла меня из невежества, словно фарги из морских глубин. Там, куда ты показываешь, должна быть земля. Никто не видел ее и не сообщал о ее существовании, но только поглядев на карты, ты поняла, где она... И в знак глубокого уважения Элем склонила голову, как нижайшая из низших перед высочайшей из высших - она сразу поняла, что Амбаласи смыслит в навигации не меньше, чем она сама. А может быть, и больше, Амбаласи кивнула, принимая все как должное.– Ты искусна в своей науке, Элем, - проговорила она.– Но я искусна во всех науках... и только что доказала это. Я не с первого взгляда обнаружила это: несколько лет мне пришлось изучать навигационные карты. И наше путешествие докажет, что я права. Мы направляемся туда, к этому белому пятну на карте, чтобы оно навсегда исчезло. А теперь иди и пришли мне Энге. Энге немедленно явилась вместе с Элем. Амбаласи застыла в важной позе, выпрямившись, насколько возраст позволял ее позвоночнику, в руке она сжимала карту. Элем приближалась к ученой смиренно, словно фарги. Энге, сложив руки в предельном уважении всетаки ограничилась меньшим. Амбаласи протянула ей карту с предельной серьезностью-значимостью в жесте.– Теперь я покажу тебе, Энге, место нашего назначения и город, который ожидает нас там.– Мы искренне благодарны за все, что ты для нас сделала.– Жестами она дала понять, что говорит за всех.– Великолепно. Здесь, на этом месте ждет нас судьба. А вот и наш город. С этими словами она раскрыла ладонь - на ней лежало большое сморщенное семя. Энге перевела взгляд с карты на семя, потом обратно и понимающе кивнула.– Мы благодарны. Раз на карте ничего нет, я могу только предположить, что твои огромные познания позволили обнаружить там сушу. Землю, где нет города, где нет иилане, и выращенный из семени город станет нашим собственным.– Именно, - резко ответила Амбаласи, опустив семя и карту с излишней поспешностью: по гребню ее волнами пробежали краски.– У тебя первоклассный разум, Энге, но я хочу доказать свое превосходство. Она не стала добавлять, что на сей раз не сумела сделать этого. Энге тоже оставила инцидент без внимания, знаками выказав благодарность и согласие. У старой ученой был крутой нрав, но, учитывая все, что она сделала для Дочерей, с подобными выходками нужно было мириться.– Дозволено ли будет узнать подробнее о месте нашего назначения, чтобы насладиться плодами работы столь совершенного разума?– Дозволено.– Краски на гребне поблекли. Амбаласи была удовлетворена обращением.– Смотри внимательно и учись. Сила, ширина и температура течений этих рек в океане помечены на картах для тех, кто в состоянии понять надписи. Конечно же я принадлежу к их числу. Я не стану входить в детали, ты не поймешь их, и только ознакомлю тебя с выводами. Здесь лежит не маленький остров и не гряда островков, здесь расположена огромная земля, в величине которой мы убедимся, когда достигнем ее. Она лежит к югу от Алпеасака, а значит, там еще теплее. Знаешь ли ты имя этой новой земли, Энге?– Знаю, - ответила та твердо.– Так скажи нам, - потребовала Амбаласи, не в силах скрыть удовлетворение в движениях.– Она именуется Амбаласокеи, чтобы в завтрашнем завтра знающие иилане произносили имя той, что привела разум на дальние и пустынные земли.– Хорошо придумала, - отозвалась Амбаласи, и Элем выказала согласие, дополнив его жестами увеличения.– А теперь я нуждаюсь в отдыхе, чтобы сберечь силы. Конечно же вам потребуется мое руководство, поэтому будите меня без колебаний, даже если будете опасаться моего гнева. Весть о случившемся быстро обежала живой корабль и привела ко всеобщему возбуждению. Дочери Жизни настаивали, чтобы Энге поведала им о важном открытии Амбаласи. Поэтому она встала в круге света, падающего на дно помещения, чтобы все могли ее слышать.– Угуненапса, учительница наша, сказала: слабейший силен, а сильный слаб. Этой притчей она хотела напомнить нам, что жизнь едина и что еще-влажной-из-моря фарги жизнь дорога в той же мере, как и эйстаа. Угуненапса давно сказала эти слова, но истинный и вечный смысл их только сейчас достиг нас. Амбаласи, даже не будучи Дочерью Жизни, сумела извлечь пользу из учения Угуненапсы, и потому она ведет нас теперь из заточения в новый мир, где мы вырастим город, который станет нашим. Трепещите перед этим чудом. Город, где не будет гонений за веру, где не будет смерти. Город, где мы будем вместе вырастать, и вместе учиться, и приветствовать фарги, чтобы и они росли вместе с нами. И я сказала - с благодарностью и без малейшего колебания, - что новая земля, где вырастет город, будет называться Амбаласокеи. Волна эмоций прокатилась по телам слушательниц, в унисон колебля их, словно ветер траву в поле. Все они придерживались одного мнения.– А теперь мы отдохнем - по прибытии придется заняться многим. Элем потребуется помощь на урукето. Пусть все, кто умеет и хочет помочь, идут к ней с жестами готовности и поддержки. Остальные из нас соберутся с мыслями и подготовятся к тому, что нас ждет. Амбаласи, как и подобало в ее возрасте, продремала большую часть путешествия. Но остальные не спали. Слишком уж необычной, удивительной была ситуация для Дочерей Жизни. Впервые они были в большинстве, их не гнали и не презирали. Теперь они могли открыто говорить о своих верованиях, обсуждать различные тонкости, обращаясь за разъяснениями к тем, кто подобно Энге обладал ясностью мысли. И с каждым днем они все приближались к ослепительной новой жизни. В соответствии с указаниями Амбаласи, ее не тревожили, пока урукето не вошел в течение, которое должно было унести их мимо Манинле и Алакас-Аксехента к главным землям Гендаси. Попив прохладной воды и съев мяса, она медленно вскарабкалась на верхушку плавника урукето. Элем и Энге ожидали ее там и принялись почтительно приветствовать.– Тепло, - проговорила Амбаласи, от солнечного света ее зрачки превратились в вертикальные щели, выражая чувство удовольствия и уюта.– Мы здесь, - отметила пальцем Элем на карте их местоположение.– Воды кишат жизнью. Здесь много неизвестных громадных рыбин.– Неизвестных тебе и прочим, обладающим ограниченными познаниями, но от меня у океана секретов нет. Поймали вы хотя бы одну из этих рыб?– Они восхитительны. Элем знаком изобразила удовольствие от еды. Амбаласи мгновенно отозвалась жестами презрения к обжорству, отдавая предпочтение высшей-важности-знаний.– Ты в первую очередь думаешь о желудке и только потом вспоминаешь, что у тебя есть мозги, - раздраженно проговорила она.– Прежде чем ты съешь все научные ресурсы океана, доставь мне образчик. Существо действительно оказалось внушительным - прозрачное, с зеленоватыми плавниками и длиной с иилане. Мельком взглянув на него, Амбаласи выразила пренебрежение-к-невежеству и высшее-знание.– Ничего себе рыба! Или только у меня есть глаза, чтобы видеть, и мозг, чтобы полагаться на него. Это такая же рыба, как я сама, это личинка... личинка угря. Судя по твоим остекленевшим глазам, эти слова ничего тебе не говорят. Хоть что такое угорь ты знаешь?– Очень вкусный, - ответила Энге, прекрасно понимая. что таким образом поощряет ученую к новым оскорблениям, в чем та находила очевидное удовольствие.– Вкусный! Только о пищеварении и думаете! Едва ли мы относимся к одному виду. Ну что же, придется снова наполнить ваши пустые головы новой информацией. Знаете ли вы, что длина самой крупной из личинок угря не превосходит когтя на моей ноге? А эти вырастают до невероятной величины, так что их можно есть. Потороплюсь, пока вы сами этого не сказали. Энге поглядела вниз на слабо извивавшуюся личинку и со знаками понимания и растущего удивления проговорила: - Это значит, что взрослые угри будут просто гигантскими!– Так. И это в свою очередь говорит от том, что нас ждет неизведанная земля, - ведь угрей такого размера наука не знала... до сегодняшнего дня. Через несколко дней Амбаласи потребовала, чтобы ей принесли пробу морской воды. Выбравшись из плавника, одна иилане спустилась на широкую спину урукето и зачерпнула воды прозрачным контейнером прямо из плещущихся у ног волн. Амбаласи критически оглядела контейнер... и поднесла к губам. Элем жестами выразила опасение, зная, что пьющая морскую воду обречена на иссушение тела и смерть.– Благодарна за заботу, - проговорила Амбаласи.– Только твои опасения напрасны. Попробуй сама. Элем нерешительно пригубила... и разразилась жестами удивления и недоверия. Амбаласи с понимающим видом покачала головой.– Только великая река, равных которой иилане не знают, может принести пресную воду в эти края. Помоему, мы на пороге великого открытия. На следующий день они заметили кружащих над урукето птиц - где-то рядом была земля. В воде появилась растительность, окружающее море стало не таким прозрачным и чистым, как океан. Исследовав несколько образцов воды, Амбаласи заявила: - Взвесь частиц почвы, бактерий, икринок, планктона, семян. Мы приближаемся к могучей реке, собирающей воды с просторов необъятного континента. С весьма большой точностью могу предсказать - мы близки к цели, близки к Амбаласокеи. Почти весь следующий день шел дождь, прекратившийся только к вечеру. И когда облака впереди разошлись, перед иилане предстал невероятно величественный и красочный закат. С гребня очередной высокой волны, приподнявшей урукето, они заметили темную полоску между водой и полыхавшим небосводом. Всю ночь они спали, как положено иилане, не шевелясь в глубоком забытьи, - но с первыми лучами солнца проснулись. Элем согнала с плавника почти всех. Как подобает, Амбаласи заняла самое удобное место, чтобы в подробностях видеть, как вырастала, приближаясь, далекая суша. Вблизи она распалась на множество островков.– Нет реки, - проговорила Элем, делая знаки разочарования.– Не-способная-к-пониманию, - ехидно махнула руками Амбаласи.– Это у маленьких рек большие рты, А река, орошающая целый континент, несет много ила и образует дельту из множества островков. Плыви вперед по протокам и выплывешь в реку. На ее берегах возле обильных вод мы и посадим семя города.– Не может быть даже мысли, что Амбаласи ошибается, она всегда права, сказала Энге.– Впереди наша судьба, начало новой жизни для всех нас. Земля Амбаласокеи, где вырастет наш город.
Глава двадцать вторая
Angurpiarnik nagsoqipadluinargog
mungataq ingekaqaq.
Всяк парамутан свежей рыбке рад.
Пословица парамутанов
В конце концов решение было принято. Потребовалось много времени, но только так положено решать дела у парамутанов. Бесконечные разговоры прерывались время от времени горстью сала или куском тухлого мяса - как же иначе решать важное дело? Когда запасы мяса в паукаруте заметно сокращались, совет перебирался в другой. Парамутаны входили и выходили, засыпали, утомленные переговорами. Проснувшимся и возвращавшимся приходилось пояснять все, что произошло, тем более, если мнение отсутствовавшего было существенным для остальных. И все же решение было принято. Иккергаки пойдут через океан бить уларуаква, но путь неблизок, и раньше осени они не вернутся... Может быть, даже придется и зазимовать в дороге, а пища в паукарутах окончится задолго до этого. И раз прибрежные воды изобиловали рыбой, было решено, что один из иккергаков пойдет на юг, проверить, что ловится в этих краях, а заодно прихватит гостей-эрквигдлитов и отвезет в родные края. Предприятие было новым и просто потрясающе интересным, так что участвовать в нем хотели все парамутаны, однако все сходились на том, что именно Калалекву следует распоряжаться на иккергаке, раз именно у него хватило смекалки доставить сюда эрквигдлитов. Но решив, попусту время не тратили. Солнце пригревало, дни становились длиннее, и лед начинал ломаться. Впереди недолгое лето, а за ним снова зима. И с неприличной после долгих размышлений торопливостью в иккергаки стаскивали запасы. Все необходимое грузили с радостными криками и хохотом, кораблики по одному провожали в море - унылые физиономии и слезы сулили верную неудачу. Когда их иккергак уже был готов к отплытию, Ангаджоркакв спряталась, но Армун остановила мужчин и разыскала подругу под шкурами в дальней части паукарута.– Глупая, - произнесла Армун, отирая слезы с мохнатого лица женщины.– Поэтому я и спряталась.– А у нас, эрквигдлитов, слезы при расставании - добрый знак.– Вы - странные люди, и я не хочу расставаться с вами.– Мы должны отплывать. Но мы скоро вернемся. Глаза Ангаджоркакв расширились, и она удивленно присвистнула.– Чтобы так говорить, надо видеть сквозь снег и лед, сквозь грядущие дни. Я не знала. Армун и сама не думала об этом - слова сами собой слетели с языка. Мать ее умела приподнимать мглу неведения над завтрашним днем. Быть может, она и не знала, что унаследовала от матери эту способность. Погладив Ангаджоркакв по лицу, Армун поднялась и вышла. Иккергак ждал, с борта кричали, чтобы она поспешила, и Армун побежала. Арнхвит радостно скакал у борта, Харл торопил ее криком. Даже Ортнар казался довольным, только на лице Керрика было все то же мрачное выражение - оно стало таким, когда все решили отправляться на юг. Он пытался бороться с собой, вымученно улыбался и шутил, - но долго не выдерживал. Маску уныния не удавалось прогнать с лица его. Ночью в объятиях Армун он ненадолго забывал гнетущие думы, но по утрам они возвращались. Начался путь на юг. Керрику еще не случалось путешествовать в иккергаке, и новизна занимала и тело, и мысли его. Это не то что плыть через океан в урукето - в покрытой кожей внутренней камере, в вонючей и зловонной полутьме, где ничего не видно и нечего делать. На иккергаке все было не так. Они плыли по воде, а не под ней, над головами кричали птицы и спускались к волнам. Дерево скрипело о кожу, и распущенный большой парус гнал суденышко вперед по волнам. Здесь Керрик не был оцепеневшим пассажиром - он трудился со всеми. На дне иккергака всегда набиралось много воды, а Керрику не надоедало возиться с костяной трубкой и следить, как сбоку выливается струйка чистой воды. Он все гадал, как это происходит, но так и не мог понять секрета. Наверняка все дело в воздухе, как в надувной игрушке, но разобраться он не мог. В конце концов и неважно - достаточно было знать, что движениями рук он может доставать воду со дна лодки и выбрасывать в океан. С парусом было проще. Керрик чувствовал лицом дуновение ветра и видел, как напрягаются плетеные веревки, передавая силу ветра иккергаку. Следуя наставлениям парамутанов, он научился правильно тянуть за лини и завязывать их узлами. Ему даже разрешили нести вахту возле кормила. Лишние руки были нужны: они плыли и ночью, и днем, и зима отступала назад, сменяясь весною. Так что днем при хорошем попутном ветре он уже мог держать курс не хуже парамутанов. Иккергак оказался сложным, воистину изумительным сооружением. Весь его корпус был сделан из шкуры одного уларуаква, так что Керрик мог догадываться, какими огромными могут быть морские гиганты. Кожаная обшивка обтягивала прочный деревянный каркас. Гнутую деревянную решетку скрепляли кожаные ремни. В известной мере это было похоже на урукето - при движении иккергака гибкие бока "дышали". По мнению Армун, плыть на юг в иккергаке было куда лучше, чем на север в маленькой лодке. Здесь было просторнее, и чувствовала она себя лучше. Дни становились теплее - хватит с них льдов и снега. Но она боялась, что мальчики свалятся в воду, и следила за ними, когда они играли. Но несмотря на ее заботы, как-то раз разыгравшийся Харл потерял равновесие и свалился-таки за борт. Вопль его переполошил кормчего, тут же развернувшего иккергак боком к ветру. Парус вяло затрепетал, а Калалекв, перегнувшись за борт. бросил линь испуганному мальчишке. Все произошло в какой-то миг. Воздух не успел выйти через кожаную одежду и поддержал его на воде. Когда мальчика вытащили на борт, все парамутаны просто покатились со смеху при виде промокшей фигурки. После этого Харл стал осторожнее, да и Арнхвит приутих после того, как его приятель кувырнулся за борт. Парамутаны были отличными рыбаками и постоянно забрасывали в воду снасти. Костяные крючки состояли из двух частей: одна заостренная, в другой просверлено отверстие для шнурка. В середине крючок был чем-то склеен и перевязан. Три-четыре таких крючка привязывали к одной снасти и наживляли кусочками кожи, вымазанными чем-то желтым и красным. В качестве грузила использовали просверленный булыжник, который привязывали к длинной снасти. Камень бросали за борт, и вся снасть отправлялась следом за ним. Когда ее поднимали, она часто была полна рыбы. Конечно же добычу парамутаны, как всегда, поедали сырой, но тану уже успели привыкнуть к этому. Воду везли с собой в мехах, запасы ее пополняли из пресных ручьев и речек на берегу. И намного скорее, чем рассчитывали, тану оказались возле большой реки - там, где саммады останавливались по дороге на юг. Стало гораздо теплее, дни удлинились. Теплые дни радовали тану, а парамутанам становилось все более и более не по себе. Они давно уже сбросили всю одежду и старались держаться в тени, но их бурый мех был постоянно влажен от пота. Смех прекратился. И как-то раз после солнечного и жаркого дня Калалекв поманил Армун в сторону. Он прятался в тени борта лодки, утомленно обмахиваясь кисточкой хвоста.– Тебе надо учиться водить иккергак, остальным эрквигдлитам тоже. Настало время расставаться - мы, парамутаны, умираем...– Не говори так, - в ужасе вскрикнула она, зная, что смерть всегда прячется где-то рядом и готова прийти, едва заслышит свое имя.– Причиной всему жара. Высадите нас на берег, а сами возвращайтесь на север. Парамутаны давно уже страдали от жары, но стали настаивать на продолжении плавания и не позволяли тану высадиться, чтобы самим повернуть обратно. Нужно было что-то предпринять, но Армун не знала, что именно. И тут судьба распорядилась по-своему... Парус вдруг захлопал, и иккергак закачался на волнах. У руля был Керрик. Бросив кормило, он показывал на берег и кричал. Они плыли вдоль берега, мимо ровного отлогого пляжа, с обеих сторон уходившего к горизонту. Был отлив, и гладкое песчаное дно обнажилось на всем протяжении. Керрик указывал на какой-то темный предмет, похожий на серую скалу. Армун не могла понять, что его взволновало. И вдруг, затаив дыхание, поняла. Мастодонт. Мертвый. Иккергак подвели поближе к берегу. Керрик первым прыгнул за борт. Преодолевая волны, он побрел к неподвижному телу. На хобот мастодонта набегали волны. Морские птицы успели выклевать глаза мертвого зверя. Керрик обошел вокруг туши. И с мрачным как смерть лицом поднял извлеченную из шкуры иглу хесотсана.– Иди назад!– закричала Армун по-парамутански. Ее голос дрожал от страха.– Будем идти на север всю ночь, а потом - в глубь суши, подальше от океана. Она потянулась за Арнхвитом. Подняв массу брызг. Харл выбрался на берег следом за ней. Ортнар, морщась, вылез из лодки. Армун объяснила случившееся испуганному парамутану. Слова выплеснулись потоком: - Твари, о которых я тебе рассказывала, мургу, побывали здесь. Они приходят с юга, морем. Возвращайтесь на север, спасайтесь.– Мастодонт пришел оттуда.– Керрик махнул в сторону деревьев за дюнами.– Видишь следы? Два или три дня назад. Пусть они передадут наши вещи. И возвращаются. Видя мертвое тело мастодонта, спорить было невозможно.– Мы уходим, - ответил Калалекв, не скрывая страха в голосе.– Мы уходим на север, ловить рыбу, кормить паукаруты. Плывите с нами, иначе мургу убьют и вас.– Мы должны остаться.– Тогда мы вернемся за вами. На это место. Прежде чем наступит зима. Надо ведь ловить рыбу. И вы возвратитесь с нами.– Пойми, мы не можем этого сделать. Наше место здесь. А теперь плывите, быстрее. Армун стояла на берегу около скромной груды пожитков, прижимая к себе мальчишек. Поймав ветер, иккергак быстро двинулся вдоль побережья. Расставаясь, парамутаны припомнили свои правила приличия, и их громкие шутки и смех еще долго доносились до тану сквозь шум волн. Ортнар медленно двинулся вперед, тяжело опираясь на копье. Взвалив вещи на плечи, остальные пошли по его следам и догнали охотника на лесной опушке. Ужасное зрелище было прискорбно знакомо всем, кроме четырехлетнего Арнхвита, в страхе безмолвно цеплявшегося за руку матери. Покосившиеся шатры, распростертые тела, мертвый мастодонт.– Саммад Сорли. Они шли на север, - мрачно произнес Ортнар.– Прошлой осенью мы встретили их, когда саммад шел на юг. Почему...– Ты знаешь почему, - перебил его Керрик голосом столь же безысходным, как и окружающая картина.– В городе что-то случилось. Надо идти туда, узнать... Он умолк, заслышав в лесу звук, который все тану знают от рождения, - рев мастодонта. Керрик бросился к нему мимо останков саммада по ясно обозначенной сломанными сучьями тропе. Во время нападения мастодонты убежали. Перед Керриком лежала бездыханная туша, за нею другая. Он остановился, прислушиваясь, и вновь услышал трубный зов, теперь уже ближе. Стараясь не делать резких движений, он двигался в сгущающейся темноте, пока не увидел зверя. Керрик тихо позвал его. Заметив его, мастодонт негромко заворчал и приподнял хобот. Когда зверь шевельнулся, Керрик заметил за спиной у него девочку, жавшуюся к стволу дерева. Испуганное, залитое слезами личико... Ей было лет восемь, не более. Успокаивая ребенка и зверя словами, Керрик подошел поближе и подхватил девочку на руки.– Дай сюда.– Вышедшая из-за деревьев Армун отобрала у него ребенка. Стало слишком темно, чтобы продолжать путь. Они остановились под деревьями, поджидая отставших. Мальчики оказались близко, а еле ковылявший Ортнар сильно отстал.– Без огня, - сказал Керрик, - мы не знаем, куда они ушли. Если они приходили с суши, то могут быть неподалеку. Девочка наконец заговорила, но Армун так и не сумела чего-нибудь добиться от нее. Звали ее Даррас. Она ушла в лес и как раз присела под кустиком, когда все закричали. Она растерялась и не знала, что делать, потому и осталась в своем укрытии. А потом она обнаружила мастодонта и осталась возле него. Она была голодна. Почему саммад шел на север, Даррас тоже не знала. Она просто набросилась на холодное мясо и, насытившись, уснула. Сказать было нечего, наконец Керрик нарушил молчание: - Утром я проверю, нет ли следов иилане, впрочем, они наверняка ушли уже отсюда. Если так - мы отправляемся на юг, к озеру, где я оставил двух самцов-мургу. Если они живы, мы возьмем их стреляющие палки. Там много пищи, можно будет остановиться. А я должен узнать, что случилось в Деифобене. И мне придется пойти туда одному, а вы останетесь у озера.– Так и будет, - мрачно сказал Ортнар.– Или саммады там, или их нет. Надо узнать, что случилось.
Глава двадцать третья
Утром, тяжело опираясь на копье и хромая, Ортнар отправился выслеживать иилане. Керрик хотел пойти сам, но понимал, что рослый охотник гораздо лучше его разбирается в лесных следах. Пока Армун кормила детей, он вырезал длинные и прочные шесты для травоиса, связав их взятыми из поклажи ремнями. Когда он примеривал волокушу к мастодонту, вернулся Ортнар.– Они пришли с моря, - проронил он, устало опускаясь на землю. Осунувшееся от боли лицо было покрыто бисеринками пота.– Я нашел, где они вышли из моря, - там они устроили засаду, и саммад попал в нее. А потом они вернулись в море. Керрик поглядел на небо.– Пока мы не на юге, можем считать себя в безопасности: сразу после сражения их птицы не будут летать здесь. А теперь пошли, пройдем на юг, сколько можем, прежде чем придется идти по ночам.– Совы...– проговорила Армун. Керрик кивнул.– Да, лучше идти ночью. Рапторы летают высоко и видят больше. Больше мы ничего не можем сделать.
Миновав останки саммада, они ступили на тропу, по которой и отправились на юг. Арнхвит бежал за тяжело шагавшим мастодонтом и, считая происходящее отличной забавой, время от времени останавливался в восхищении перед очередной дымящейся кучей помета. Еще не пришедшая в себя от потрясения Даррас молча шагала рядом с Армун. Арнхвиту наконец надоело идти, и он вскарабкался на травоис, девочка скоро присоединилась к нему. Харл в свои тринадцать лет был уже достаточно взрослым и шагал вместе со всеми. Ортнар отказался ехать на травоисе, хотя беспалая нога постоянно беспокоила его. Он охотник, а не дитя. Керрик только раз предложил ему, но, услышав резкий ответ, больше не говорил об этом. Перед полуднем заморосил мелкий весенний дождик, постепенно превратившись в ливень. Скользя в раскисшей грязи, Ортнар отставал все больше и больше, наконец исчез из виду.– Надо подождать его, - сказала Армун.– Нет, он охотник, он горд. И потому сам сделает все, что нужно.– Охотники глупы. Я бы ехала, если бы у меня болела нога.– Я тоже. Но я только наполовину охотник, а мургу не ходят понапрасну.– Ты не мараг, - возразила она.– Нет, но временами мои мысли бывают похожими на их мысли.– Улыбка исчезла с его лица, с несчастным видом он шагал под дождем.– Где-то они бродят, что еще творят? Что-то ужасное. Нужно выяснить - придется идти в город. Керрик не хотел делать привал в полдень, но Армун настояла, - ведь Ортнара они не видели с самого утра. Пока она готовила еду, он нарезал сосновых ветвей, чтобы укрыться от холодного ливня. Харл принес воды из ближайшего ручья, и они принялись за еду, старательно запивая мерзкое мясо. Керрик так и не справился со своим куском и выплюнул его. Надо бы поохотиться, добыть свежего мяса и поджарить его. Дичи он не заметил, но она должна быть повсюду. В лесу что-то шевельнулось, и Керрик схватил свой лук со стрелами, но это оказался Ортнар. Хромая, он медленно подошел. Через плечо была переброшена связка битых лесных голубей.– Подумал - хорошо бы свежатинки...– Задыхаясь, он опустился на землю.– Давайте сейчас съедим их, - предложил Керрик, с тревогой глядя на осунувшееся лицо Ортнара.– Сейчас можно развести костер: под дождем дым никто не заметит. Харл, ты знаешь, как искать сушняк. Принеси-ка. Армун ощипывала птиц, Даррас неумело, но старательно помогала ей, Керрик развел костер. Даже Ортнар заулыбался, почуяв запах; птичьи тушки обжаривались на деревянных палочках. Мясо еще было наполовину сырым, но тану не могли уже ждать. Так надоела мерзлая рыба и вонючее мясо. Вскоре от птиц остались только хорошо обглоданные косточки. А люди, согревшись и набив животы, с новыми силами отправились дальше. Ортнар поначалу шел со всеми, но вскоре он вновь стал отставать и опять пропал из виду. Дождь прекратился, и сквозь тонкие облака проглянуло солнце. Поглядев на небо, Керрик решил сделать привал пораньше. Надо, чтобы больной охотник еще до темноты догнал их. И когда они добрались до поляны, окруженной редкими дубами, он решил остановиться возле ручья неподалеку. Сооружая из сосновых ветвей укрытие на ночь, Керрик на какое-то время отвлекся. Ортнар не появлялся.– Пройдусь-ка вдоль колеи, - сказал Керрик.– Поищу дичи.– Тебе понадобится моя помощь, - заявил Харл, хватаясь за свое легонькое копье.– Нет, для тебя здесь найдется более важное дело. Оставайся и охраняй. Здесь могут оказаться мургу. Охота была только предлогом. Он тревожился за Ортнара. И, торопливо шагая вдоль колеи, Керрик вовсе не думал о дичи. Что делать, как убедить Ортнара ехать на травоисе? Это необходимо. Пока они ели птиц, он заметил кровь, проступившую сквозь повязку на больной ноге Ортнара. Надо поговорить с ним, объяснить, что он задерживает всех, а это опасно. Нет, так говорить нельзя, тогда охотник оставит их и пойдет один. Керрик начал беспокоиться. Он зашел уже далеко, а Ортнара все не было видно. Впереди, прямо на колее что-то темнело. Выставив вперед копье, Керрик осторожно пошел навстречу.
Уже давно стемнело, беспокойство и страх терзали Армун. Солнце село когда еще, а охотники до сих пор не вернулись. Может быть, послать Харла поглядеть, в чем дело? Нет, лучше держаться всем вместе. Кажется, это крик? Она прислушалась и разобрала дальний окрик.– Харл, последи за детьми!– крикнула она, хватая свое копье и устремляясь вдоль борозд, оставленных травоисом. Навстречу ей тяжело, оступаясь, шагал Керрик, согнувшись под тяжестью обмякшего тела Ортнара.– Он умер?– Нет. Ему очень плохо, - задыхаясь, ответил Керрик: Ортнара пришлось нести издалека.– Помоги. Они укутали потерявшего сознание охотника шкурами, удобно уложили его в шалаше. На губах Ортнара выступила пена. и Армун заботливо вытерла ему лицо.– Ты знаешь, что с ним случилось?– спросила она.– Нет, я так и нашел его, он свалился прямо в грязь. Как ты думаешь, что с ним могло случиться?– Ран не видно, кости целы. Я ничего подобного не видела. Ветер унес облака, и ночь оказалась звездной. Зажигать костер они не рискнули. Керрик и Армун по очереди дежурили возле бесчувственного охотника, следили, чтобы он не раскрывался. Перед рассветом проснулся Харл и предложил свою помощь, но Керрик велел ему спать. Когда рассвет осветил листья над головой, Ортнар шевельнулся, застонал и открыл правый глаз. Керрик нагнулся к нему.– Что случилось? Ортнар попытался заговорить и сквозь стиснутые губы сумел выдавить слова: - Больно... упал... Керрик заметил, что левый глаз его остался закрытым и вся левая сторона лица была какой-то неподвижной.– Попей... Пить, наверное, хочешь? Он приподнял за плечи бессильное тело рослого охотника и помог ему напиться. Губу перекосило, и вода стекала по подбородку. Потом Ортнар уснул, теперь уже спокойнее, и дыхание его стало ровнее.– Когда я была маленькой, у нас в саммаде была такая, - проговорила Армун.– Один глаз у нее не открывался, а руки и нога не двигались. Это называют падучим сглазом, и алладжекс сказал, что в нее вселился злой дух. Керрик. покачал головой.– Это раненая нога, он переусердствовал. Жаль, что он не сел утром на травоис.– Ну а теперь ляжет, - заметила практичная Армун.– Положим на травоис ветви и привяжем его. Ортнар был слишком слаб, чтобы протестовать. Несколько дней он пролежал как мертвый, лишь изредка пробуждаясь, чтобы попить и немного поесть. Становилось теплее, дичи вокруг становилось больше... и не только дичи. Здесь уже водились мургу. Мелких они убивали и ели, но постоянно помнили, что где-нибудь неподалеку могут оказаться и огромные хищники. Теперь Керрик шел, держа наготове лук и не переставал жалеть, что их хесотсаны не пережили зиму. Наконец Ортиар смог сесть и даже брать мясо правой рукой. Волоча левую ногу и опираясь на костыль, который вырезал для него Керрик, он уже был в состоянии пройти несколько шагов.– Я еще могу держать копье правой рукой, только поэтому я остаюсь с тобою. Будь здесь кроме тебя охотники, я простился бы с вами и остался под деревом.– Но тебе станет лучше, - проговорил Керрик.– Возможно. Но я охотник, а не сухая нога. Это Херилак убил меня. Когда он ударил меня, мою голову словно огнем прожгло. А теперь прожгло и все мое тело. Я теперь жив только наполовину и бесполезен.– Ты нам нужен, Ортнар. Ты знаешь лес лучше всех. Ты должен отвести нас к озеру.– Это я могу сделать. Интересно, живы ли твои любимые мургу?– И мне тоже.– Керрик был рад изменить тему разговора.– Эти двое... они... не знаю. как сказать... как двое детей-тану. которые навсегда остались маленькими.– По-моему, они вполне взрослые... и безобразные.– Телом - да. Но ты видел, как они жили. Их держали взаперти, кормили, ухаживали за ними, даже погулять не выпускали. Наверное, с того дня, как они вышли из моря, оба самца впервые остались в одиночестве. Мургу запирают своих самцов, прежде чем те научатся говорить. Будет просто удивительно, если они сумели пережить зиму.– Было бы лучше, если бы они умерли, - злобно проговорил Ортнар, - вместе со всеми мургу. Уходя на юг все дальше и дальше, они продвигались теперь только по ночам, а днем вместе с мастодонтом прятались под деревьями. Охота была хорошей, сырая рыба и тухлое мясо вспоминались, как скверный сон. Удача сопутствовала им: в лесу они не встречали никого из крупных мургу, а мелкие сами убегали от них. Ортнар внимательно следил за дорогой и показал, где сворачивать к круглому озеру. Тропа была заросшей и узкой - по ней давно не ходили. Держа копье наготове, Керрик шел впереди - Ортнар уверял, что озеро неподалеку. Осторожно и бесшумно ступая, он вглядывался в тени под деревьями и кустами. Сзади, на некотором расстоянии, топал мастодонт, треща ветвями. И вдруг впереди хрустнул сучок, Керрик застыл. Что-то пошевелилась в тени. Темная фигура... такая знакомая. Иилане с хесотсаном! Достать лук? Нет, движение выдаст его. Фигура приближалась... вот она вышла на солнечный свет. Выпрямившись, Керрик крикнул: - Приветствую тебя, могучий охотник! Иилане резко обернулась и, сделав шаг назад, с трясущейся от страха челюстью стала наводить хесотсан.– С каких это пор, Надаске, самцы убивают самцов?– спросил Керрик. Тяжело осев на хвост, Надаске с облегчением зажестикулировал, изображая испуг и спасение от смерти.– О, говорящий устузоу, я был на краю смерти из-за тебя.– Ну, я вижу, только на краю. Ты жив. И я рад видеть это. А как Имехеи?– Он такой же, как я, сильный, решительный, могучий охотник.– Такой же толстый? Сердитыми жестами Надаске выразил несогласие.– Если я кажусь тебе толстым, то лишь потому, что мы искусные следопыты. Вот когда хорошее мясо закончилось, мы были тощими, пока не научились охотиться и ловить рыбу. А теперь давай спрячемся - приближается что-то ужасное.– Останови страх, предайся радости. Это идут мои друзья с огромным нагруженным зверем. Не убегай, иди к Имехеи и скажи ему, что случилось, чтобы он не застрелил нас. Жестом выразив согласие, Надаске, переваливаясь, быстро потрусил по тропе. Вновь послышался треск сучьев, и к Керрику подошел мастодонт.– Ну вот мы и пришли, - сказал он Армун.– Я только что разговаривал с одним из мургу, о которых тебе рассказывал. Идите вперед и не бойтесь. Они не сделают вам ничего плохого. Это - мои друзья. На марбаке эта мысль выглядела довольно странно, но слова, соответствующего понятию "эфенселе" в нем просто не было. Слово "семья" подошло бы больше, но неизвестно, как к этому отнеслась бы Армун. Что она скажет, если он объявит мургу членами своего саммада? И Керрик заторопился вперед, чтобы успеть заранее поговорить с обоими самцами. Выбравшись из травоиса, Ортнар встал на ноги и заковылял следом за волокушей. Они вышли прямо к озеру - огромной, залитой солнцем, водяной равнине. Имехеи и Надаске в безмолвной неподвижности дожидались под навесом из зеленых лиан, не выпуская из рук хесотсаны. Мастодонт замер, и тану вместе с ним. Потом они молча двинулись дальше, и только стайка птиц с ярким оперением хрипло перекликалась, летая над водою.– Это мои эфенселе, - объяснил он самцам, выходя на солнечный свет, чтобы его поняли.– Огромный-серый-неразумный-зверь везет нашу поклажу. Опасаться нечего. Обернувшись, он увидел, что девочка спрятала лицо в одежде Армун. Только у Даррас и Арнхвита в руках не было копий.– Ортнар, - сказал Керрик.– Ты много прошел с ними, они тебя не трогали. Армун, отложи копье... и ты, Харл, тоже. Эти мургу неопасны. Ортнар оперся на копье всем телом, остальные опустили копья... Повернувшись, Керрик подошел к застывшим самцам.– Вижу, вы здесь поработали, - заявил он, - многое освоили, пока меня не было.– А эти маленькие-уродливые устузоу - молодые устузоу?– спросил Имехеи, не опуская оружия.– Да, и они уже иилане, хотя еще совсем малы. Вы будете целый день стоять здесь с открытыми ртами, как изумленные фарги? Или же поздороваетесь, предложите прохладной воды и свежего мяса? Так поступили бы самки. Или они умнее самцов? Гребешок на голове Имехеи покраснел, он отложил оружие.– Здесь так спокойно, что я позабыл уже о твоей резкости, самец-самка. Есть и еда, и питье. Мы приветствуем троих уродливых эфенселе. Не без колебаний его примеру последовал и Надаске. Керрик облегченно вздохнул.– Приятное общество, - усмехнулся он.– Наконец-то поздоровались. Оставалось только надеяться, что все будет хорошо.