Эдера
Шрифт:
— Это было бы прекрасно. Но… неправильно!
С тех пор оба старались избегать подобных ситуаций: Андреа допоздна сидел у телевизора, а Эдера в другой комнате просматривала счета из магазина Дальмы, делала подсчёты. Затем она, не выходя к Андреа, кричала ему: «Спокойной ночи!» и гасила свет.
Как-то Андреа сказал, что Эдеру, видимо, увлекает её дело, во всяком случае, она уделяет магазину много внимания.
— Да, мне нравится этим заниматься, — подтвердила его догадку Эдера и рассказала о своих дальнейших планах: — Мы с Дальмой сделали кое-какие расчёты… Я
— Ты хочешь переехать в Рим? — тихо спросил Андреа.
— Да. Там мой отец, который во мне нуждается. Да и тебе хорошо, когда он рядом. Там матушка Марта. И там — наш дом… твой и мой дом.
— Мне всё равно, где жить, — грустно сказал Андреа.
— Но разве ты не хотел бы вернуться к делам фирмы? Раньше тебя это очень увлекало.
— Валерио говорил со мной, но я пока не дал ему определённого ответа. Похоже, что вместе с памятью я утратил и интерес к бизнесу.
— А чем бы тебе хотелось заняться?
— Живописью! — ответил Андреа, и в глазах его сверкнули дерзкие, прежде незнакомые Эдере огоньки. — Я никому об этом не говорил. Ты — первая, с кем я хочу посоветоваться. Когда мы вернёмся в Рим, я покажу тебе рисунки, которые сделал ещё в Канаде.
— Я и не знала, что ты рисуешь, — виновато произнесла Эдера.
— Ты и не могла знать! Потребность изображать на бумаге какие-то пейзажи и чьи-то лица пришла ко мне там, в Канаде. Врачи утверждают, что это мои воспоминания, таким образом, стремятся прорваться наружу.
— Ты обязательно покажешь мне эти рисунки! — взволнованно произнесла Эдера.
— Конечно! Но мне ещё ничего не удалось вспомнить. Хотя… однажды я изобразил женское лицо, а потом, когда увидел мою мать, понял, что это её лицо я написал по каким-то отголоскам памяти. Но ты пока не рассказывай об этом никому, ладно? — попросил Андреа.
— Ладно! — согласилась Эдера. — Пусть это будет нашей тайной.
Вернувшись в Рим и отгуляв на свадьбе Чинции, Эдера и Андреа окунулись в странную, тягостную для обоих, совместную жизнь. Валерио, всё своё внимание сосредоточивший на внуке, не сразу заметил, как напряжена Эдера и с каким трудом ей удаётся сохранять внешнее спокойствие.
— Дочка, ты чем-то удручена? — спросил он в надежде, что Эдера захочет рассказать ему о своих проблемах и тем самым хоть немного расслабится.
— Нет, просто устала.
Валерио умолк, боясь причинить дочери дополнительную боль своими расспросами. Попытка вызвать на откровенность Андреа тоже оказалась безуспешной.
— Он добр, вежлив, но это не Андреа, которого мы все знали, — сказал Валерио Клаудии. — Я видел, вы с ним разговаривали. Не знаешь, что у него на уме?
— К сожалению, мне это неизвестно так же, как и вам, — с горечью произнесла Клаудия. — По-моему, Андреа не хочет вспоминать о своём прошлом.
— Но у него было счастливое прошлое! — заметил Валерио. — Ничего, кроме радости, эти воспоминания не могли бы ему принести.
— Всё так, — согласилась
— Ты имеешь в виду ту женщину, канадку?
— Да. Как-то Эдера спрашивала о ней, но у меня не хватило духу сказать всю правду.
— Клаудия, со мной ты можешь быть откровенной, — заверил её Валерио.
— Я сказала Эдере только о чувствах Бетси к Андреа. Но не стала рассказывать, что это взаимно. Он плакал, как ребёнок, расставаясь с Бетси, и, будь его воля, никогда бы от неё не уехал. Всякий раз, когда мы встречаемся, Андреа заводит разговор о Бетси. Он всё ещё любит её.
— Бедная Эдера! — горестно вздохнул Валерио.
— Я уже говорила вашей дочери: если ей дорог Андреа, то она должна бороться за него!
Попытка выманить у Валерио Сатти миллиард лир закончилась для Франца де Марки плачевно: из тюрьмы его выпустили, но лишили права на адвокатскую деятельность. Надо было как-то поправлять дела, и неунывающий Франц опять решил поживиться за счёт Леоны.
Нашёл он её в Пертике притихшей и присмиревшей, праздно гуляющей в тени цветущих деревьев. Но элегическое настроение Леоны испарилось тотчас же, как только она увидела Франца. Упрёки и проклятья посыпались на его голову в таком количестве, что он едва сдержал себя, чтобы не ответить тем же.
— Я передал ваше дело опытнейшему адвокату и приехал сказать об этом, — удалось ему вставить, наконец.
— Ах, вот в чем дело! — воскликнула Леона. — Теперь вы скажете, что я должна заплатить ещё и тому, другому адвокату.
— Разумеется, он не будет работать бесплатно, — парировал Франц, — но вы вправе отказаться от его услуг.
— Никто уже не сможет вернуть мне сына. Он сам выбрал, с кем жить, и никакой суд не сумеет убедить его в обратном.
— Впервые вижу вас настроенной столь пессимистично, — заметил Франц.
— Что ж делать? Я проиграла по всем статьям, — обречённо произнесла Леона и тут же добавила гневно: — Не без вашей, кстати, помощи!
— Вы ошибаетесь, синьора, — возразил Франц. — Я не переставал о вас заботиться, и у меня есть чёткий план, как выиграть процесс.
— Опять надеетесь вытащить из меня деньги? — язвительно усмехнулась Леона.
— Напрасно вы так думаете! Вам известно что-нибудь о некой Бетси Фаэнца — канадке, спасшей Андреа?
— Да. Сын говорил мне о ней.
— Может, он сказал вам и о том, что любит эту женщину и хотел бы к ней вернуться?
— Н-нет…
— Ну вот, а вы набросились на меня, не выслушав, — обиженно произнёс Франц. — Если на суде Андреа признается, что всё ещё любит Бетси, то у его жены не останется никаких шансов на опеку. И в этом непростом случае суд, скорее всего, склонится в пользу матери.
— Я должна принести вам свои извинения, Франц, — оживилась Леона. — Думаю, вы действительно на правильном пути. Используйте деньги, которые я вам дала в качестве аванса.
— Синьора, те деньги…
— Франц, вы не получите больше ни чентезимо, пока мой сын не будет со мной! До свидания.