Эдера
Шрифт:
— Слушай, да ты просто ясновидящий! — воскликнул Манетти. — Сколько же тебе лет? Как тебя зовут?
— Семь! Дженнарино! — с готовностью выпалил малыш, почувствовав, что разговор приобретает желанный для него оборот.
— Ты мне нравишься, Дженнарино! — восторженно заявил Манетти. — Пожалуй, я действительно хотел бы «завести» такого сыночка.
— Так заведите! — не растерялся Дженнарино.
— Пойдём, поговорим сначала с кем-нибудь из взрослых…
— Ой, какой симпатичный! — воскликнула Лючия,
— Лиха беда начало! — успокоил её Манетти. — Потом можно будет взять и розовощёкого. Ты знаешь, этот парень бежал из семьи, куда его продали, чуть ли не в рабство. Родителей у него нет. По крайней мере, о них ничего не известно. Меня предупредили, что усыновление — дело долгое, но если ты не будешь возражать, то я бы мог договориться, чтоб Дженнарино поселился у нас уже сейчас.
— Гаэтано, мне кажется, что ты договорился об этом, ещё не зная, соглашусь ли я, — Лючия укоризненно посмотрела на мужа.
— Ну… в общем… — замялся Манетти.
— Да не бойся ты, — рассмеялась Лючия. — Мальчик мне сразу пришёлся по душе. Посмотри, какие умнющие глаза! А какая улыбка!
— Значит, поедем за ним завтра же. А пока извини, я должен поработать.
Манетти стал раскладывать на столе чеки и денежные купюры, а затем, набрав какие-то цифры на калькуляторе, удовлётворенно сообщил Лючии:
— Здесь больше шести миллионов! А ещё недавно мне не доверили бы и пустой копилки.
— Это дневная выручка магазина?
— Да. Теперь по вечерам я буду забирать её. Для Фабиолы и синьоры Эдеры это неудобно, да и опасно.
— Гаэтано, я не могу на тебя налюбоваться, — Лючия поцеловала мужа в щёку.
— Подожди, — отстранил её Манетти. — Дай подумать…
— Что-то потерял? Сумма не сходится? — заволновалась Лючия.
— Нет, всё в порядке. Просто меня заинтересовал один чек. Элизабет Браун Фаэнца… Элизабет… — Манетти стал выдвигать ящики стола, где хранились разные бумаги и вырезки из газет. — Вот! Заметка о возвращении Андреа. Ну, точно: канадский эколог Элизабет Браун Фаэнца!
— Ничего не понимаю. Объясни, — попросила Лючия.
— Бетси, женщина Андреа. Она приехала в Рим!.. Пожалуй, надо предупредить об этом синьора Валерио.
За несколько дней пребывания супругов в Риме отношения между ними ухудшились настолько, что оба, не сговариваясь, стали искать помощи и совета у близких им людей. Эдера поехала к матушке Марте, а Андреа решился на трудный разговор с Валерио.
— Мне рассказывали, что ты — не только отец Эдеры, но и ко мне всегда относился по-отцовски.
— Да, мы с Серджио тебя очень любили. Я и сейчас тебя люблю как сына.
— К сожалению, — грустно ответил на это Андреа, — моё чувство к тебе, Эдере
— А ты? Ты её любишь? — прямо спросил Валерио.
— Да, — признался Андреа. — Я всё время тоскую по ней. Что мне делать, Валерио? Я хотел бы найти такое решение, чтобы все перестали из-за меня мучиться.
— Боюсь, такого решения тебе найти не удастся. Его попросту нет! Эдеру я постараюсь всячески поддерживать, и ты можешь на меня рассчитывать. Потерпи немного, Андреа! Со временем всё, так или иначе, утрясётся…
А в это время Марта говорила Эдере то же самое, хотя и другими словами:
— Если любишь его, то найди в себе силы вынести и это испытание.
— Матушка, иногда мне кажется, что я схожу с ума. Представьте, каково мне ощущать рядом с собой человека, во всём похожего на Андреа, и помнить, что он — не Андреа! Человека, которого я любила, больше не существует.
— Эдера, человека, который сейчас рядом с тобой, тебе вернул Господь. И ты должна благодарить Его и радоваться, а не горевать, с чувством благодарности к тебе придёт и надежда. Если же ты потеряешь надежду, то потеряешь навсегда и Андреа.
Утром, придя в магазин, Эдера увидела у себя на столе серёжку, которая показалась ей знакомой.
— Это твоя серёжка? — спросила она Фабиолу.
— Нет. Её, по-моему, потеряла та канадка, что заказала у нас платье. Завтра она за ним придёт. Надо не забыть показать ей эту серёжку.
— Канадка… — повторила в задумчивости Эдера и вспомнила, где видела такие серьги: на рисунках Андреа, изображающих Бетси!
Весь день Эдера провела в мучительных сомнениях, а вернувшись домой и увидев грустного, отчуждённого Андреа, поняла, что больше не в силах выдерживать двусмысленную, тяжёлую для обоих, ситуацию. Андреа, помня о совете Валерио, попытался уйти от прямого разговора, но Эдера настояла на своём.
— Пойми, жить и дальше в неведении для меня непереносимо! Ты любишь Бетси? Ты был счастлив с нею? Не бойся сделать мне больно, скажи правду!
— Да, я был счастлив, — глухо произнёс Андреа, не глядя на Эдеру.
— И тебе недостаёт её? Ты по ней тоскуешь?
— Да. Мне очень жаль, Эдера, что я вынужден тебе это говорить. Но мои чувства к Бетси — больше, чем любовь. Я умер, а она меня возродила. Понимаешь, всё, что было для меня жизнью, заключалось в Бетси. От неё исходил свет, которым я жил! Всё остальное существовало в глубоком мраке…
— Я думаю, — с трудом произнесла Эдера, — нам надо решиться на какое-то действие.