Эдинбургская темница
Шрифт:
Встречи полицейского чиновника с преступником бывают, смотря по обстоятельствам, весьма различны. Отнюдь не всегда можно применить к чиновнику излюбленное сравнение с коршуном, бросающимся на добычу. Иногда служитель правосудия подобен кошке, подстерегающей мышь: не спеша схватив преступника, он тщательно следит за ним и так рассчитывает свои движения, чтобы не дать ему возможности ускользнуть. Иногда, вовсе не двигаясь, он пускает в ход чары, приписываемые гремучей змее, и довольствуется одним лишь пристальным взглядом, который неминуемо
– Итак, мистер Рэтклиф, – сказал чиновник, считая, что начинать подобает ему, – вы уходите на покой, как я слышал?
– Да, сэр, – ответил Рэтклиф, – думаю подать в отставку; так и вашим людям будет спокойнее, а, мистер Шарпитло?
– Если бы Джок Долглейш (это был тогдашний эдинбургский палач) сделал свое дело, нам было бы еще спокойнее, – сказал следователь.
– Да, кабы я дожидался, когда он повяжет мне галстук… Но к чему об этом толковать, мистер Шарпитло?
– Вам, надо думать, известно, что вы все еще приговорены к смерти, мистер Рэтклиф? – спросил Шарпитло.
– Все мы там будем, как сказал почтенный священник в тюремной церкви в тот день, как бежал Робертсон; только никому не дано знать свой срок. А ведь так оно и вышло; вот уж небось не думал священник, что так верно скажет.
– Насчет Робертсона, – сказал Шарпитло, доверительно понижая голос. – Знаешь ли ты, Рэт… То есть можешь ли сказать, где бы о нем навести справки?
– Скажу вам начистоту, мистер Шарпитло. Робертсон – не нашего поля ягода. Это отчаянная голова, а только нашим промыслом он не занимается; так, позабавился разок-другой беспошлинным товаром, да вот еще впутался в это дело со сборщиком.
– Странно… А водит компанию с ворами.
– И все же это правда, клянусь честью, – сказал Рэтклиф серьезно.
– Он нашим делом не занимался. Вот Уилсон, тот напротив… С Уилсоном я не раз работал. Но не сомневайтесь: и Робертсон тем же кончит – это уж как пить дать.
– Кто же он таков? – спросил Шарпитло.
– Как видно, дворянин, хоть он и скрывает это; он и солдатом был, и актером, и где только еще не побывал – даром что молод.
– Да, немало он, должно быть, натворил дел.
– Ого! – сказал Рэтклиф, ухмыляясь. – А уж насчет девиц – сущий бес!
– Похоже на то, – сказал Шарпитло. – Ну, Рэтклиф, мне болтать недосуг. Как мне угодить – ты сам знаешь. А ты можешь нам быть полезен.
– Рад стараться, сэр. Ваше правило мне известно: что дашь, то и получишь, – сказал бывший мошенник.
– Сейчас для нас главное, – сказал представитель власти, – расследовать дело Портеуса. Если пособишь нам – можешь рассчитывать
– Как не понять, сэр! Я сызмала понятлив. А только насчет Портеуса – я ведь в то время сидел в камере смертников. Только и слышал, как Джок завизжал, – это он, значит, запросил пощады. Тут уж я посмеялся! Думаю себе: сколько раз ты меня хватал, куманек? Теперь сам узнаешь, почем фунт лиха.
– Ладно, Рэт, – сказал следователь. – Пустой болтовней ты не отделаешься. Хочешь получить должность, так говори дело. Дело говори – понимаешь?
– Как же мне говорить дело, – сказал Рэтклиф с видом простодушия, – когда я все время просидел в камере смертников?
– А как нам выпустить тебя на свободу, Папаша Рэт, если ты не хочешь ее заработать?
– Ладно, черт возьми, – ответил вор. – Коли так, скажу вам, что видал Джорди Робертсона среди тех, кто вломился в тюрьму. Ну как, зачтется это мне?
– Вот это другой разговор, – сказал представитель власти. – А как думаешь, Рэт, где его искать?
– Черт его знает, – сказал Рэтклиф, – вряд ли он вернулся на старые места. Скорее всего удрал за границу. У него повсюду знакомства, хоть он и беспутный. Как-никак человек с образованием.
– Виселица по нем плачет! – сказал мистер Шарпитло. – Шутка сказать! Убить полицейского при исполнении обязанностей! Он после этого на все способен. Так ты, говоришь, ясно его видел?
– Вот как сейчас вижу вашу милость.
– А как он был одет? – спросил Шарпитло.
– Этого не разглядел; на голове будто чепец бабий… Да в этой свалке как было разглядеть?
– Говорил он с кем-нибудь? – спросил Шарпитло.
– Все они там между собой говорили, – отвечал Рэтклиф, явно не склонный к дальнейшим показаниям.
– Так не годится, – Рэтклиф, – сказал следователь. – Ты говори начистоту, – и он выразительно постучал рукою по столу.
– Нелегко это, сэр, – сказал заключенный. – Кабы не должность тюремщика.
– А коменданта забыл? Можешь дослужиться до коменданта Толбута, но это, конечно, в случае примерного поведения.
– То-то и оно! – сказал Рэтклиф. – Легко ли? Примерное поведение! Да и место еще занято.
– Голова Робертсона тоже чего-нибудь стоит, – сказал Шарпитло. – И немалого стоит. Наш город за расходами не постоит. Вот тогда заживешь и безбедно и честно.
– Это как сказать, – промолвил Рэтклиф. – Неладно я что-то начинаю честный путь… Ну, да черт с ним! Так вот, я слышал, как он говорил с Эффи Динс, вот что обвиняется в детоубийстве.
– Неужто? Мы, кажется, напали на след… Значит, это он повстречался Батлеру в парке и хочет увидеться с Джини Динс у могилы Мусхета… Я готов биться об заклад, что он и есть отец ребенка…
– Пожалуй, что так, – сказал Рэтклиф, жуя табак и сплевывая табачную жвачку. – Я тоже слыхал, что он гулял с красивой девицей и даже хотел жениться на ней, да Уилсон отговорил…