Единственная любовь королевы
Шрифт:
— Если бы!
— Но вы хотите ребенка.
— Пока нет. Я бы могла немного подождать. — Она опять задрожала.
— С тех пор, как при родах умерла леди Рассел…
— О-о, там ведь совсем другое дело. Она была гораздо старше вас.
— Я, наверное, слишком мала и не смогу рожать.
— Вот это уже не имеет значения. Подумайте, какая это будет радость, когда мы начнем готовиться, шить разные симпатичные вещицы. Вы, конечно, позволите мне сделать кое-что самой. Позволите?
— Милая Дейзи, вы будете делать все, что пожелаете.
— Это
— Ах, мои милые куколки! Вот славная была пора! Вы, поди, уже думаете о детском приданом?
— А как же иначе! Нам придется заново обставить детскую.
— Вы меня просто возбуждаете.
— А как же без этого! Без этого не обойтись, любовь моя.
— Без страха, наверное, тоже. Вы знаете, сколько женщин умирает при родах, Лецен?
— Это у бедных. У королевы все по-другому. У нас будут самые лучшие врачи. Учтите, речь идет о наследнике трона. Да и я ведь будутам.
— Я уже начала думать, какое имя дать ребенку.
— Если родится девочка, надо назвать ее Викторией.
— Вы же тогда будете нас путать!
— На этот счет можете не беспокоиться. Кому-кому, а мне не грозит опасность спутать королеву с принцессой.
— А если будет мальчик?
— Он получит имя какого-нибудь английского короля.
— Что бы вы ни говорили, Лецен, а мука предстоит ужасная. И это меня пугает. Я никак не могу выбросить из головы леди Рассел. Совершенно здоровая перед родами, она вдруг…
По щекам королевы потекли слезы: она так любила леди Рассел и ее милых деток. Она всегда приглашала их в гости, когда к ней приезжала их мачеха; она бегала с ними взапуски по коридорам Букингемского дворца, а за ними по пятам носился Дэш, Ислей или какая-нибудь другая собака.
Вошел Альберт. Он ездил верхом с Эрнестом и в костюме для верховой езды выглядел очень красиво. Лецен сделала довольно небрежный реверанс, что разозлило его, поскольку в этой небрежности ему виделось оскорбительное высокомерие. К тому же она не удалилась, как, разумеется, ей следовало; то, что Виктория не приказала ей удалиться, разозлило его еще больше.
— С удовольствием покатались, Альберт? — спросила королева.
— С превеликим.
— Эрнест, кажется, выглядит лучше.
— Ему гораздо лучше.
— Я рада.
Лецен бережно убирала палантин королевы — работу одной из ее фрейлин. Какое же все-таки положение при дворе занимала Лецен? Она ведет себя так, раздраженно подумал он, как будто она член нашей семьи.
Альберт дал Виктории понять, что хочет поговорить с ней наедине, и она без промедления сказала:
— Встретимся в шесть, Дейзи.
Лецен, такая надменная по отношению к нему, тотчас же повиновалась, проявив тем самым уважение к королеве.
Когда они остались одни, Альберт сказал:
— Я вижу, вы плакали. Вас что-то расстроило?
Она, кажется, колебалась, говорить или нет.
— Видите ли, Альберт, я еще не совсем уверена… — сказала она, — … но я так боюсь… я хочу сказать, надежда… что…
Лицо Альберта
— Моя милая женушка! Но это же замечательная новость.
На ее лице промелькнула тень досады. Ему-то хорошо. Емуне придется испытывать эту ужасную муку, ему не придется рисковать своейжизнью.
— Разумеется, — сказала она, — еще слишком рано говорить о чем-то определенно.
— Если это… ах, Виктория, если это…
— Понимаете, мне становится страшновато.
— Первый раз всегда страшно.
— Рада слышать, что как мужчина вы это сознаете.
— Это великое благословение… Так скоро… Это знак того, что у нас может быть много детей.
Ее била дрожь.
— Это будет такая радость… для всех, — продолжал он.
— Жаль, что я такая маленькая. Из-за этого могут возникнуть трудности.
— Никогда не слыхал ничего подобного.
— Лецен тоже не слыхала. А по-моему, так или иначе это скажется, только выносить-то все придется мне.
— Лецен?! Значит, вы уже говорили с ней на эту тему?
— Как раз когда вы вошли.
Он молчал. Сейчас было самое время сказать, что баронесса возмущает его. От того, что это важное дело — их тайна — могло обсуждаться с Лецен, он ощутил самую настоящую боль, но то, что с этой женщиной оно обсуждалось раньше, чем с ним, его просто потрясло.
— Нет сомнения, — едко сказал он, — что баронесса, будучи незамужней, знает толк в подобных делах.
— Лецен всегда считала своим долгом знать все, что может со мной случиться.
Даже голос ее становился мягче, когда она говорила об этой женщине!
Вот тут-то он и решил, что настала пора во что бы то ни стало избавиться от баронессы, иначе никогда ему не бывать хозяином в собственном доме.
Альберт решил посоветоваться с бароном Штокмаром, который, как доверенное лицо дяди Леопольда, проявлял немалую заинтересованность в том, чтобы этот брак был крепким и чтобы Альберт в конце концов был допущен к управлению государством.
— Мое положение становится все более и более невыносимым, — сказал он барону. — Мне не позволяется знать даже сущие мелочи в их политике. Королева обращается со мной, как с любимой кошкой или собакой, которую надо ласкать и хвалить; лорд Мельбурн ведет себя со мной, как с ребенком. Они оба намерены держать меня на расстоянии.
Штокмар угрюмо кивнул. Он, опытный наблюдатель, отдавал себе отчет в сложившейся ситуации.
— Это совершенно невыносимо, — продолжал Альберт, — особенно если учесть, что баронессе Лецен королева доверяет полностью. Я видел, как та в присутствии королевы читала государственные бумаги. Она полностью заправляет двором. Моего мнения никто не спрашивает. Иногда мне разрешается промокать чернила, когда королева ставит свою подпись. Это предел моей полезности. Порой я жалею, что вообще сюда приехал. Пусть бы у меня был маленький домик, но я, по крайней мере, чувствовал бы себя в нем хозяином.