Единственная любовь королевы
Шрифт:
— Вас разве этому не учили? — спросил он однажды в изумлении.
— О-о, мою дорогую Дейзи и меня подобная материя никогда особенно не интересовала.
— Дейзи! Вы, конечно, имеете в виду баронессу Лецен? Но это же, насколько я знаю, не ее имя.
— Язову ее так. Я ее так окрестила. По-моему, восхитительное имя и очень ей подходит. Одно время я даже звала ее мамой — такие я к ней испытывала чувства, но потом мне показалось, что тут что-то не так.
— Не показалось,
— Ах, милый Альберт, вас так легко шокировать. Но не беспричинно, разумеется, — поспешно добавила она. — Боюсь, вы слишком добродетельны.
— Добродетели нечего смущаться, мой ангел.
— Я знаю, Альберт. Это нечто такое, к чему надо стремиться. Но вы уж о ч е н ь добродетельны.
— Меня огорчает, что вы и ваша мать не в лучших отношениях.
— Ах, мама порой бывает невыносима.
— Моя дорогая Виктория, мне больно слышать, что вы так отзываетесь о своей матери.
— ДорогойАльберт, если бы вы только знали, каково мне приходилось в Кенсингтоне, пока я не стала королевой. Я была там почти как пленница. Мама постоянно ссорилась с моим дядей, королем Вильгельмом и его женой. А ведь тетя Аделаида милейшая женщина. Она бы сроду не стала ни с кем ссориться, если бы ее к этому не вынуждали, а мама, поверьте мне, вынуждала. Случалось, я не знала, куда деться со стыда.
— Любовь моя, я полагаю, мы оба стремимся соблюдать заповеди, и одна из них начинается так: «Чти отца своего и мать свою…»
— Дорогой Альберт, вы сами до того добродетельны, что и представить себе не можете, до чего утомительны могут быть некоторые люди. Теперь мы будем говорить о другом: эта тема мне наскучила.
В ней заговорила королева. Нет, чтобы, давайте, мол, поговорим лучше о чем-нибудь другом, а — теперь мы будем говорить…
Придется как-то объяснить ей, что он должен иметь авторитет в собственном доме. Он здесь не только для того, чтобы дать ей наследника трона. Он мужчина, он муж, и хоть она и королева, она все-таки его жена.
Но она уже щебетала о дорогом лорде Мельбурне. Он, мол, так постарел, так себя изматывает. Она собирается поговорить с ним о ч е н ь серьезно, потому что он явно не бережет здоровье.
«Не слишком ли часто видится она с лордом Мельбурном, — подумал Альберт. — Так ли уж это необходимо?»
— Мой дорогой Альберт, мне просто необходимоподдерживать постоянную связь с моим премьер-министром. Я же королева.
— Этого мы не забудем, — сказал Альберт с едва заметной иронией, которая до нее не дошла.
Однако ей пора возвращаться к работе: нужно просмотреть и подписать государственные бумаги.
— Альберт, любовь моя, вы не представляете себе, какое количество бумаг мне приходится читать.
— Не представляю, —
— О, Альберт, это очень мило.
Внутренне он ликовал. Стоило ему только попросить, и она уже разрешает ему читать государственные документы, обсуждать их с ней. Значит, его допустят и к тем совещаниям, которые она проводит в своем кабинете с лордом Мельбурном.
Но все оказалось совсем не так, как он предполагал. Она сидела за своим столом.
— Дорогой Альберт, подвигайте стул и садитесь рядом со мной. Ну вот. Очень уютно. Вот промокашка. Когда я подпишу, промокайте и складывайте аккуратной стопочкой.
— Но вы ведь их сперва прочтете?
Она весело засмеялась.
— О, мы уже все это обсудили с моим премьер-министром. Все, что сейчас требуется, так это поставить подпись. И то, что вы сидите тут с промокашкой, для меня такаяпомощь!
Так вот что означает совместная работа! Из него сделали что-то вроде клерка, который промокает написанное работодателем. В этом заключалась его единственная обязанность; содержание документов, под которыми она ставила свою подпись, оставалось для него тайной.
Ему никак не удавалось объясниться с ней; у себя в комнате он репетировал, что он ей скажет. Он выложит ей все начистоту: он чувствует себя крайне нелепо и будет себя так чувствовать и дальше, если не найдет себе применения.
Он попробовал обсудить этот вопрос с отцом и братом. Брак у него благополучный, был их ответ, и если он хочет, чтобы жена ему доверяла, пусть ей так об этом и скажет.
— Послушай, — сказал Эрнест, — да она же обожает тебя. Только попроси, чего ты хочешь.
Но они знали лишь его маленькую жену, они не знали Виктории-королевы.
Неужели он ее боится? Как-то не верится… она ведь такая маленькая и так любит его. Как странно: он не может сказать, что именно у него на уме. Стоит ему оказаться с ней лицом к лицу — и он теряет всякую решительность, он не может объяснить ей свое незавидное состояние.
И как же он рассердился, когда, войдя однажды в комнату, увидел рядом с королевой, сидящей за письменным столом, баронессу, держащую в руках какие-то бумаги; они, очевидно, обсуждали их.
Выходит… баронессе позволено знать то, к чему его самого не допускают!
Он повернулся и вышел из комнаты.
— Это Альберт? — спросила Виктория.
Лецен кивнула.
— А почему он ушел?
— Он, смею сказать, хотел видеть вас одну.
— Но я и есть одна. Выне в счет, дорогая Дейзи, то есть вы значите так много… ну, вы понимаете, о чем я.