Единственная

Трифонов Юрий Валентинович

Но дети обрадовались, набросились с небывалой жадностью. Она следила, чтоб не переедали сладкого, и вдруг такое пиршество.

"Каким будет приговор? И что будет со мной? Не надо было уезжать в Харьков. Но ведь сил уже не было жить рядом. Надо было спасать их любовь. Любовь умирала. Он сказал ужасные слова, когда они вернулись от Молотовых".

Каролина Васильевна сказала, что хозяин ужинает у Молотовых, и она, оставив мурлычащих, стонущих, хрюкающих от удовольствия детей пошла к соседям. Иосиф уважал Полину, считался с ее мнением, и очень любил ее украинские борщи с пампушками. Молотовы были "свои", не то

что люди оставшиеся в доме на Грановского.

Иосиф обрадовался, когда она вошла, похлопал ладонью по стулу, стоящему рядом. И прибор ждал ее - Полина, кроме всех своих достоинств, была еще и хорошей подругой.

Говорили о том, как правильно поступил Иосиф, отменил несколько месяцев тому назад партмаксимум.

– Да я только что видела результаты. Стол ломился, дамы, наконец, вынули бриллианты, ощущение, что побывала в нэпманской компании, а не у наркома.

– Ну, наверное, уже пора отбросить спартанские ограничения, - мягко сказала Полина. Это был сигнал, призыв остановиться, но она чувствовала привкус майонеза, помнила взгляд на туфли и огромную черную кляксу икры посреди стола.

– Меня это все не касается, я ношу шубу времен Туруханска, и вполне доволен.

– Ошибаешься, очень даже касается.

– Как это? Ты будешь покупать бриллианты? Ха-за. Денег не хватит, - он тоже не хотел поворота темы.
– Разве, что с Нового года начнешь зарабатывать.

– Я имела ввиду другое: теперь всякая нечисть полезет в партию. Раньше партийный получал меньше беспартийного, неважно, кем он был, пусть даже директором. Теперь наступает власть бюрократии.

– Надя, ведь НЭП был властью капиталистических элементов, надо от них избавляться. Но не для того, чтобы придти к уравниловке, - это Вячеслав Михайлович тихо и проникновенно.

– Давайте назовем такие идеи по-другому. Например - идеей социального равенства.

– Или, что будет еще правильней, левацким бузотерством и мелкобуржуазным загибом.-добавил Иосиф.

– Или, - подхватила Полина, - обыкновенной человеческой завистью к положению других. Я, конечно, имею ввиду не вас, Надя.

– Почему нет? Может, ей хочется бриллиантов.

Она ненавидела эту манеру называть ее в третьем лице, ненавидела, ненавидела, потому что знала - специально, чтоб обидеть, унизить. Надо было прекращать этот разговор или уйти. Но она и так боится нечаянно вызвать взрыв и вечно молча сидит где-нибудь в сторонке.

– Объясните мне, зачем закрывают концессии?

– Затем, что капиталистические элементы нам не нужны, - вежливо пояснил Молотов.

– А по-моему это бюрократия хочет распоряжаться всем без помех. Распределять.

– Ты думаешь, рабочим нравятся кулаки и мелкая буржуазия?

– Это... это... хорошо, оставим этот разговор. Я только хотела сказать, что борьба против равенства - вот, что объединяет бюрократов и нэпманов.

Молчание.

– Светланочка удивительная девочка. Я не знала, что она уже умеет писать, наша тоже выводит какие-то каракули. Иосиф, съешьте еще пампушку, ну пожалуйста, вам же хочется, я вижу.

– Хочется, очень хочется, но... вы их чесноком натираете.

– Конечно. Это положено.

"Там майонез, здесь чеснок".

– Что в теоретики подалась? Может, в школу к своему Бухарчику запишешься? У тебя в башке мякина, плохо - плохо, хорошо -

тоже плохо. Так НЭП это хорошо или плохо?

– Ты хочешь говорить серьезно?

– Очень серьезно. Для меня важно мнение рядового члена партии.

– НЭП это не хорошо и не плохо. Это ошибка Ленина, которой ты воспользовался, но уравниловка это тоже откат.

– Ничего не понимаю. Объясни мне неразумному, как это воспользовался ошибкой.

– Ты почувствовал тягу бюрократии к хорошей жизни.

– Что же тут плохого. Бюрократы тоже люди.

– Бюрократы - воры. Они и мелкая буржуазия конкурируют за власть. Ты ставишь на бюрократию. На маленьких незаметных людей, которые всем будут обязаны тебе. Теперь они будут всем распоряжаться, и они обглодают страну.

– Интересная мысль. Теперь скажи, зачем мне это нужно?

– Я же сказала - они всем обязаны тебе. Ты их покупаешь, в благодарность они позволят тебе все.

– Значит, я такой дьявол, злодей, соблазняю праведных большевиков, ведь они же все большевики, с этим ты согласна?

– Большевик, отрекшийся от идеи социального равенства, купленный привилегиями, готов к выполнению самых жестоких и несправедливых приказов.

– Приказы буду отдавать конечно я?

– Ты очень хорошо понимаешь людей, чувствуешь их сильные и слабые стороны.

– Это мы уже слышали. Отвечай по существу.

– Я по существу. Ты умеешь играть на плохих, низменных качествах людей.

– Знаешь, что самое печальное? Я знаю наперед все твои доводы. Если скажу, что рабочим не нравится власть кулака и мелкой буржуазии, ты ответишь, что это трюк, подлизывание к рабочим, потому что самому не справится, ты это почти сказала у Молотовых, если я скажу, что момент в стране сейчас очень серьезный, ты возразишь, что я чувствую шаткость своего положения и поэтому не выступаю ни на конференциях, ни на пленумах. Попросту говоря - боюсь...

Впервые она не решалась взглянуть на него, потому что то, что он говорил, было правдой.

– Ты - враг, Надя... Ты мне как ядро на ноге каторжника...

– Какой же выход?

– Выход у тебя есть. Уйди, не мешай.

Если бы одинокий прохожий оказался на Моховой глубокой, темной октябрьской ночью и над черными стенами Кремля увидел два узких освещенных окна, он наверняка бы подумал: "Это Сталин не спит". Но прохожие в такой час по Моховой не ходили - некуда здесь было ходить ночью.

Она не могла уснуть. Иосиф тоже не спал, она слышала, как он из кабинета ходил на кухню. Иногда он любил ночью поесть, и Каролина Васильевна оставляла для него на столе бутерброды и накрытую теплым стеганым "немецким" колпаком кастрюльку любимой гречневой каши с жареным луком. Совсем рядом, через коридор, не спал человек, делавший ее и безмерно счастливой, и безмерно несчастной. Человек, от которого зависела судьба "преступников" числом двадцать один. Придуманная им дата рождения. Никогда не спрашивала, зачем изменил год и дату, хотя могла. Неважно. А сейчас не может совершить самого насущного: пройти несколько шагов по коридору и спросить, что будет с ними, что будет с ней? Что означало "уйди", уйти от него или... вообще? Но ведь он прервал отдых в Сочи, сам приехал за ней, отвез в Москву. Она убеждена - позвонил Стах. Позвонил, когда она уже чувствовала себя здоровой. Почему?