Единственные

Трускиновская Далия Мейеровна

А Илона медленно поднялась к себе, медленно вошла в квартиру, медленно и тихо разделась. Мать спала. В последнее время они встречались редко – когда мать уходила, Илона еще спала, когда Илона приходила – мать или спала, или старалась не выходить из спальни. Чем она там без телевизора занималась – бог весть.

Илона в ночной рубашке пошла в ванную – смыть тушь и тени с глаз. У дверей она столкнулась с матерью. Та, в халате, поднялась по малой нужде.

– Ты пила, – уверенно сказала мать.

– Да, я пила, – согласилась Илона. – Сухое белое. Это полезно для здоровья.

Она была

спокойна и неуязвима. И при этом – готова дать сдачи. Мать это понимала. Но думала, что причина – в мужчине. Она ошибалась – причина была в компании. Илона чувствовала себя частью компании, под защитой этих веселых и сильных людей. Уйдя из «Аншлага», она нечаянно нашла для себя более подходящее общество. Аншлаговцы, побунтовав, как-то примирилась с новым руководителем. Сцена им была нужна больше, чем Буревой. А Илона не считала себя актрисой и не хотела бывать там, где все напоминало о нем. Не хотела – до поры. Она собиралась с силами.

На горизонте был московский полиграфический институт. Стаж работы в корректуре должен был пригодиться. Рома отдал свои учебники, и она их иногда принималась листать. Вроде бы все было не слишком сложно, только «История КПСС» внушала ей тот же ужас, что в педагогическом, все эти пленумы и съезды были практически одинаковыми. Еще она не смогла читать учебник по историческому материализму.

Пока что все шло по плану – до лета подготовиться, летом – сдать вступительные экзамены, а потом уж, зацепившись в Москве, найти Буревого. Потому что, если его не искать, то жизнь бессмысленна, как у матери. Повторять судьбу матери Илона решительно не желала. Судьбу отца, впрочем, тоже, хотя его-то она как раз лучше понимала и куда больше уважала. Отцу с матерью не повезло, он мог бы найти более подходящую женщину, и еще не все потеряно, ему еще нет пятидесяти, а вон заместитель редактора Бекасова, он же – парторг редакции Вахтанг Шалвович Сигаладзе женился в пятьдесят два года, и ничего, все за него радовались и поздравляли.

О подготовке к экзаменам Илона рассказала Варваре Павловне, и та идею одобрила.

– Вот на Лиду посмотри, – сказала она. – Отличное образование, прекрасные перспективы. Только с Козлом Петровичем не повезло. Ну так найдется солидный человек, возьмет ее и с ребенком. Если, конечно, она не будет привередничать. Малышке уже годик, пора бы ей и на работу выходить…

– Она хочет еще год дома просидеть.

– А когда Анне Ильиничне на пенсию? По-моему, уже пора. Очень бы хорошо вышло: бабушка – на пенсию, мамочка – на работу, и ребенок присмотрен.

– Варвара Павловна, да она полчаса без своей Ксюшки прожить не может!

Это была чистая правда.

В работе смены образовался перерыв, и Илона пошла в отдел культуры – посмотреть, не пришел ли свежий «Советский экран». Она ждала новостей о Буревом.

Вечером же ей позвонила Оля.

– Илонка, у Гошки на следующей неделе день рождения! Празднуем у нас. Приходи с Ромкой! И приготовьте сюрприз!

– Какой сюрприз?

– Ну, какой? Стих сочините, что ли! Вон Шур-Шурыч стенгазету делает, Юля готовит танец живота, представляешь?

– Какой

танец живота, она же блондинка!

– Ну и что? Так даже интереснее!

Илона подумала – а и в самом деле, нужно, чтобы Рома что-нибудь придумал, он сообразительный. И он придумал, он сочинил частушки и исполнил их, по-старушечьи повязавшись платочком и нацепив длинную летнюю Илонину юбку. После чего началось обычное веселье и с красным вином, и с белым, и с деревенским самогоном неизвестного происхождения. Народу в Олину и Гошину квартиру набилось – человек сорок, не меньше. Потом все вырубились и расползлись по углам, заснули – кто где. Когда Илона утром пошла в ванную, оказалось, что в ванне, засыпанный куртками и полотенцами, тоже спит человек.

– Илонка…

Голос был помирающий. Илона обернулась – в дверях стояла Оля.

– Илонка, сделай что-нибудь, мне на первую пару нельзя опаздывать…

– Олька, ты совсем никакая. Иди лучше спать.

– Нельзя. Я же говорю – первая пара, эта сволочь Грязюка…

Так студентки прозвали преподавательницу, которая с годами окончательно перестала следить за собой. Но характер у нее был злобный, и потому на ее лекциях и семинарах группа сидела в полном составе, кое-кому даже удавалось сделать умное лицо.

– Холодный душ, что ли? – Илона посмотрела на тело в ванной. – А это куда девать?

– Это – что?

– Юрка.

– Ой, мамочки… Илонка, растолкай его! Ты же видишь – я еле двигаюсь!

– Пойдем, я тебе термоядерный кофе сварю.

– Кофе не поможет… Илонка, сделай с ним что-нибудь!

Илона пошла искать Рому и нашла его на ковре – пятеро человек мужского пола спали по стойке смирно, как солдаты на параде. Рома не хотел просыпаться. Все перебрали – и он перебрал, та Илона, которая ему снилась, не имела ничего общего с руками, которые его трясли и тормошили. Наконец он кое-как очухался, выполз и утвердился на ногах.

Вдвоем они вынули из ванны Юрку, оттащили его на освободившееся место, уложили на ковер. Потом повыбрасывали из ванны куртки с полотенцами, и тогда выяснилось, что пропала Оля. Нашлась она в спальне, в открытом шкафу – сидела в нем, выставив голые ноги, и спала. Так кончилась попытка найти подходящее для лекций платье.

– Ромка, ставь чайник, готовь кофе, я ее сейчас вытащу, – сказала Илона, но переоценила свои возможности. Ей не удалось поставить подружку на ноги. Тогда Ромка принес кружку холодной воды и стал брызгать на Олю.

– Я встала, я уже встала, – забормотала Оля.

На кухне она выпила полчашки крепчайшего кофе, и Илона повела ее в ванную. Ромка был отправлен на улицу – ловить такси.

Наконец Олю отправили в институт и сели перевести дух.

– Слушай, их же всех нужно разбудить, им же всем нужно на работу… – пробормотал Ромка.

– А сегодня у нас что?

С трудом вспомнили – суббота. И стали хохотать, как ненормальные.

Потом Рома проводил Илону домой. Мать в субботу вставала поздно, и он не знал, что лучше: чтобы Илона пришла, пока мать спит, или чтобы они вошли вместе, когда мать уже возится на кухне, и Илона сказала: