Единство Империи и разделения христиан
Шрифт:
Вступление Римской церкви в христологические споры Востока было в основном делом святого Льва—сначала в качестве советника Целестина I по богословию, а затем в качестве папы. Это вмешательство было исключительным и действительно беспрецедентным, и о нем будет речь в следующей главе. Оно иллюстрирует не только личность святого Льва, но также и тот «комплекс Януса», который характерен для его способа утверждения своего авторитета в Церкви.
Сначала по просьбе архимандрита Евтихия, которого он похвалил за его антинесторианское усердие (448), затем по просьбе Флавиана Константинопольского Лев был приглашен императором Феодосием II на Эфесский Вселенский собор (449). Как он часто делал это в своей переписке с западными епископами, Лев отреагировал четким и весьма пространным выражением своего мнения, но не дал себе времени для тщательного ознакомления с обстоятельствами, словоупотреблением и проблематикой спора. Он был, несомненно, уверен, что его устами говорит Петр. Его знаменитое послание—или «Томос» — к Флавиану Константинопольскому не помешало торжеству монофизитства на «Разбойничьем» соборе в Эфесе. Но два года спустя, на Халкидонском соборе (451), оно вызвало признание Востоком высокого авторитета Рима. Сам Лев не участвовал в соборе, но легаты его в Халкидоне доставили
325
АСО. II. 2. Vol. 1. Part3. P. (444) 85; текст письма см.: Epist. Coll. M, АСО. П. l, 1. P. 31–32.
Неудивительно, что легатам не было разрешено прочесть это оторванное от жизни и сложное для понимания послание до конца шестнадцатого заседания, когда острые споры по этому вопросу уже прошли. Совершенно очевидно, что на Востоке никто не думал, что папского fiat (да будет) достаточно для решения вопроса. Более того, в споре выяснилось, что «Томос» Льва Флавиану был принят по заслугам, а не потому, что он был послан папой. При чтении этого текста в греческом переводе на втором заседании часть присутствующих приветствовала чтение одобрением (криками «Петр говорит через Льва»! [326] ). Однако епископы Иллирика и Палестины резко возражали против тех мест текста, которые считали несовместимыми с учением святого Кирилла Александрийского. Понадобилось несколько дней работы в комиссии под председательством Анатолия Константинопольского, чтобы убедить их в том, что Лев не противоречит Кириллу. Этот эпизод ясно показывает, что не Лев, а Кирилл почитался в Халкидоне высшим критерием православной христологии. Взгляды Льва подозревались в несторианстве еще и на пятом заседании, когда те же иллирийцы, отвергая всех, отступавших от Кирилловой терминологии, кричали: «Противники— несториане! Пусть едут в Рим!» [327] Окончательная формулировка, одобренная собором, ни в коем случае не была простым принятием текста Льва. Это был компромисс, принять который удалось убедить Отцов, когда они убедились, что папа Лев и Кирилл исповедуют одну и ту же истину, употребляя разные выражения.
326
Ibid. II, 2 Vol. l, 2. P. (277) 81 (этот эпизод упомянут в греческих Деяниях). Возглас «Петр говорил устами Льва», часто цитируемый как подтверждение торжества авторитета Рима, по–видимому, был в действительности защитной реакцией на возражения Иллирика.
327
Ibid. Р. (321) 125.
Еще более симптоматично принятие Собором знаменитого 28–го правила, значение которого в истории восточных церковных структур будет рассмотрено ниже [328] . Текст этот содержит два основных пункта. Первый отражает желание правительства императора Маркиана и его жены Пульхерии сочетать Рим и Константинополь как два «имперских» центра Церкви, направленные против претензий Александрии: текст подтверждает постановление 381г. о предоставлении церковному «Новому Риму» второго места после «ветхого Рима». Затем он идет дальше Собора 381 г., явно определяя первенство двух Римов в чисто эмпирических и политических терминах; оно выражается «присутствием императора и сената». Второй пункт состоит из формального установления в Константинополе «патриархии» (до тех пор это—только почетное положение) и предоставления ей права рукополагать митрополитов в трех имперских диоцезах: Фракии, Понте и Азии. Второй пункт имел чисто практическое и административное значение, но первый заключал формальное отрицание самой основы экклезиологии папы Льва: первенство Рима—не божественное учреждение или «кафедра Петра», а учреждение политическое и установлено «Отцами».
328
Ibid. P. 179–183.
Реакция папских легатов на принятие этого текста, так же как и письма, написанные на эту тему папой после собора, хорошо иллюстрируют «янусов» характер римского отношения к вопросу первенства. Единственной причиной, которой легаты и папы оправдывали свои возражения, высказанные с большим напором, было то, что 28–е правило, устанавливая Константинопольский «патриархат» и предоставляя ему второе место после «ветхого Рима», нарушает букву 6–го правила Никейского собора, где упоминаются только три «первенства»: Рим, Александрия и Антиохия. В своем протесте легаты сослались на папские инструкции («Вы не должны допускать никаких добавлений к решению Никейских Отцов»), а после Собора папа сам писал императору Маркиану: «Нельзя отступать от привилегий церквей, установленных канонами святых отцов и предписанных указами собора в Никее». В своем письме императрице Пульхерии он более резок: «Те постановления епископов, которые противны правилам святых канонов, установленных в Никее, властью блаженного апостола Петра… мы аннулируем и отменяем» (cassamus). И наконец, Анатолию он пишет: «Никейский собор был облечен Богом столь высокой привилегией, что церковные постановления… не соответствующие его указам, совершенно ложны и недействительны» [329] .
329
Все эти тексты находятся в АСО. Очень точное описание халкидонских процедур и перевод всех важных текстов см.: Murphy F.X. Peter speaks through Leo. The Council of Chalcedon, A.D. 451. Washington, DC, 1952.
Ясно,
330
Эта умеренность или непоследовательность св. Льва в его возражениях 28–му правилу навели М. Жюжи на мысль, что папа не видел в этом тексте какого–либо отрицания «Петрова» первенства Рима (Jugie M. Le Schisme byzantin. Paris, 1941. P.16—17). Вряд ли, однако, папа был столь наивен, как предполагает Жюжи. Его письма к Маркиану и Анатолию ясно выражают его веру в апостольство кафедр, и отсутствие такого апостольства у Константинополя делало невозможным избрание этой Церкви на первенство (ср. комментарии: Herman E. Chalkedon und die Ausgestaltung des Konstantinopolitanischen Primats//Chalkedon. II. P. 465—466).
Личное, почти мистическое убеждение папы Льва, что он как римский епископ и наследник Петра ответствен за вероучительное и дисциплинарное благополучие вселенской Церкви, вне всякого сомнения, никогда его не покидало. Но очевиден и тот факт, что эти претензии Рима не вполне понималась другими и по сути были неприемлемы в исторических условиях Vв. Святой Лев приспосабливался к этим обстоятельствам как мог, не теряя ни своего личного достоинства, ни своего подлинного попечения о православии и единстве Церкви, столь характерного для замечательной личности этого епископа.
7. Преемники Льва и Лаврентиевский раскол
С перенесением постоянной резиденции императора в Равенну римский епископ стал, бесспорно, главной фигурой в древней столице. В 476г., когда Империя совершенно распалась, положение его не претерпело существенного изменения. Готские завоеватели, фактически управлявшие Италией, были не только веротерпимы по отношению к кафолической Церкви, но и заинтересованы в использовании ее в качестве дипломатического моста с Константинопольской империей.
Проживая в Латеранском дворце, вблизи от «золотой базилики» (basilica aurea), своего соборного храма, папа непосредственно управлял тремя большими мартириями, построенными также в форме базилик: св. Петра в Ватикане, св. Павла на via Ostia и Basilica liberiana, заложенной на Эсквилине при папе Ливерии, перестроенной Ксистом III и в память об Эфесском соборе (431) посвященной Богоматери; он также управлял двадцатью восемью городскими tituli, или приходскими храмами. Несмотря на то что многие из этих зданий в эпоху Ренессанса были перестроены или переделаны, удивительно большое число их и по нынешний день сохранило тот вид, который имело в Vв.
Избрание нового папы по традиции происходило по той же процедуре, что и избрание всякого нового епископа—с участием духовенства и выбранных городом мирян. Епископская хиротония тогда совершалась соседними епископами (episcopi suburbicarii). Политическая и социальная роль, которую играл римский папа, требовала контроля за избранием и одобрения его готскими королями. Первое после падения Западной империи (476) избрание папы состоялось в 483г., после смерти папы Симплиция. Избирательное собрание, состоявшее из духовенства и сенаторов под председательством префекта претория Каццины Василия, представителя короля Одоакра, избрало папу Феликса III. Такая же процедура происходила при избрании пап Геласия (492–496) и Анастасия (496—498). Но в 498г. началась смута. Местная римская клерикальная партия поддерживала избрание Симмаха, тогда как группа сенаторов–аристократов стояла за Лаврентия (498—506). В борьбе между ними единственным реальным судьей был король Теодорих. Сравнительное благоволение готских королей гарантировало большую степень порядка и последовательности, так что, как и при римском правлении, выбор часто падал на ближайших друзей предыдущих пап (Лев был диаконом и советником Целестина, Иларий занимал такое же место при Льве, а Геласий был главным советником Феликса).
Чтобы вполне понять римский кризис 498 г., с которого начался Лаврентиевский раскол, нужно сказать о восточных церковных делах, которые будут рассмотрены в следующей главе.
Единственным и главным вопросом, который занимал непосредственных преемников святого Льва, было отношение восточных императоров к противникам Халкидонского собора и их попытки разрешить вопрос посредством компромиссов. Неспособные постичь тонкости греческой христологической терминологии и, естественно, с подозрением относившиеся к византийской имперской политике, папы сохраняли верность авторитету «Томоса» святого Льва и вместе с большинством членов латинской Церкви, знакомых с лексикой Тертуллиана, Августина и Льва, опасались малейшего отклонения от буквы халкидонского определения. Тем временем на Востоке император Зинон решил успокоить антихалкидонскую оппозицию с помощью документа, известного под названием «Энотикон» (482). Он содержал безоговорочное осуждение как Нестория, так и Евтихия и подчеркнутое подтверждение Анафематизмов святого Кирилла. Он также отвергал всех еретиков, учивших неправильно «в Халкидоне или на любом другом соборе» [331] . Последняя двусмысленная фраза должна была удовлетворить монофизитов, не отвергая формально халкидонской веры. На основании «Энотикона» и под давлением императора халкидонские патриархи Константинополя и Иерусалима вошли в общение с монофизитскими архиепископами Александрии и Антиохии.
331
Существует аннотированный перевод «Энотикона» в: Coleman–Norton P.R. Roman State and Christian Church. A Collection of Legal Documents. A.D. 535 (далее: CN). III. P. 924–927.