Единство Империи и разделения христиан
Шрифт:
Так, например, в Риме, собравшись в церкви св. Лаврентия, большинство духовенства и мирян избрало Дамаса преемником почившего папы Ливерия (366). Но в Юлиановой базилике (Санта–Мария Трастевере) состоялось другое избрание—Урсина. Результатом был мятеж в базилике Ливерия (Санта–Мария Маджоре), и было убито сто тридцать семь человек [120] . Вопрос был в конце концов решен вмешательством императора Грациана (375—383) в пользу Дамаса. В свете подобных событий нетрудно понять предубежденность соборов против власти толпы. В источниках часто можно найти и другие примеры—к счастью, менее кровавые—участия мирян в избрании епископов. Так, на Халкидонском соборе (451) избрание народом Вассиана Эфесского пришлось долго обсуждать, поскольку никто из епископов, кроме одного Олимпия Феодосиопольского, не соглашался принять участие в его хиротонии [121] . Иногда, как это было со святым Мартином Турским в далекой Галлии (372), народ избирал святого подвижника; епископы же возражали против его «презренного вида», «грязной одежды» и «растрепанных волос». Их, однако, заставили (конечно, народ) все же его хиротонисать [122] . В некоторых случаях решающим могло оказаться народное провозглашение, как это было с Амвросием Медиоланским*{{В русской науке высказано предположение, что избрание Амвросия произошло по инициативе императора: Адамов И.И. Св. Амвросий Медиоланский. Сергиев Посад, 1915. С. 21. — В.А.}}, еще не крещенным римским аристократом и правителем Эмилии [123] . Подобные выражения народной воли могли не всегда быть совершенно стихийными, какими они выглядят в житиях святых,
120
Ammianus Marcellinus. Resgestae. XXVII, 3, 12–13// Ed. Rolfe J.С. (Loeb Classical Library). III. P. 18–19.
121
AGO. T. II. Vol. II. Part 3. P. 49 (408).
122
Sulpicius Sevens. Vita Martini. 9//Ed. Fontaine J. Paris, 1967 (SC. 133). P. 270–272.
123
Paulinus. Vita Ambrosii. 6–7// Ed. Pellegrino M. Roma, 1961. P. 58–60. «Никейский собор, правило 15; Антиохийский собор, правило 21.
Избранный, рукоположенный и настолованный епископ оставался на своем месте пожизненно; переводы из одной епархии в другую были формально запрещены канонами [124] . Даже великий святой Григорий Богослов был вынужден оставить константинопольскую кафедру (381), потому что ранее был хиротонисан в епископа Сасимского. Исключения из этого правила были крайне редки. В результате в каждом городе практически несменяемый епископ, облеченный судебной властью (имперским законодательством, см. выше), располагающий значительными финансовыми средствами и управляющий известным количеством благотворительных учреждений, часто в качестве единственного местного официального лица оказывался воплощением самоуправления города и его специфического характера. Для него было естественным, как, например, для Флавиана Антиохийского (красноречиво описанного святым Иоанном Златоустом в «Слове о статуях»), официально вступаться перед императором (в данном случае Феодосием I) за граждан, защищая их от поборов местных имперских администраторов (387). Также и некоторые архиепископы Александрии, как Петр, Феофил или Кирилл, естественно, выступали от имени своего города, по значительности следующего за Римом и Константинополем. Эти могущественные архиепископы даже получили прозвище «фараонов».
124
=====
Под непосредственным контролем епископа находилось духовенство, состоящее из пресвитеров, диаконов и «низших» церковнослужителей. Поскольку «огромное большинство высшего духовенства, городские пресвитеры и диаконы, а также епископы происходили из средних классов… и прежде всего из куриалов» [125] , было естественно, что как носители местных городских традиций они укрепляли понятие поместной церкви. В Риме термин курия даже означал административную канцелярию епископа. Это постоянство местной церковной администрации обеспечивало устойчивость во времена кризисов. Единство Церкви зависело от формул, выработанных епископскими соборами, и императоры активно вмешивались не только в созывы этих соборов, но также и в придание силы их постановлениям. Это предполагало устранение епископов, принадлежавших к оппозиции. Никто не возражал против такой власти императора— даже святой Афанасий, отправленный Константином, а затем Констанцием в ссылку [126] , — и даже папа Лев считал, что ссылка еретиков гражданской властью является священным долгом императора [127] . После Халкидона (451) византийское правительство расширило и характер, и объем подобных вмешательств: назначая халкидонских епископов, оно прямо противодействовало клиру и мирянам многих восточных кафедр, особенно Александрийской. В царствование Юстиниана эта же политика привела к созданию Яковом Бар–Аддаи незаконного, «подпольного», монофизитского епископата, члены которого рукополагались иногда без назначения на определенную городскую кафедру. Эти события имели серьезные последствия для богословского понимания епископата. Некоторые епископы постепенно сами отрывались от конкретных сакраментальных и пастырских функций в поместной церкви. Епископство как таковое стало чаще пониматься как индивидуальное служение, как привилегия или особенность, которой облекался человек в силу апостольского преемства. В другом экклезиологическом контексте на средневековом латинском Западе произошла подобная же эволюция—отчасти под влиянием полемики Августина против донатизма.
125
Jones. Op. cit. II. P. 923–924.
126
См. его признание этой власти даже тогда, когда она («несправедливо») использована против него (Apologia ad Constantinum. 24—25. PG. 25, 624—627) или («справедливо») против ариан (ibid. 35, 641).
127
Если окажется, что брат мой Анатолий (Константинопольский), — пишет папа императору Льву в 457 г., — нерадив или слишком снисходителен, чтобы удержать таких людей, будь так добр и в силу своей веры преподай Церкви лекарство устранения таких людей не только из рядов духовенства, но и с территории города». Письмо 156 (97). АСО. II. Vol. IV. Р. 104 (tr. E. Hunt. New York, 1957. P. 247).
В главных городах и крупных провинциях послеконстантиновский период характеризуется увеличением числа духовенства, новой ролью Церкви как главы многочисленных благотворительных и социальных учреждений, а также ростом церковных доходов.
Пресвитерам, естественно, поручается управление, обучение и проповедь, что видно на примере святого Иоанна Златоуста, который произнес большую часть своих проповедей, будучи пресвитером в Антиохии (386—397). Диаконы и диакониссы помимо таких сакраментальных обязанностей, как причащение больных, занимались социальной работой и управлением. Иногда их влияние было очень большим. Так, например, святой Лев, будучи в Риме еще только диаконом, был настолько влиятельным, что получал личные письма от александрийского архиепископа Кирилла, а в 440г. по предложению равеннского императорского двора он был послан с дипломатической миссией в Галлию.
Трудно составить себе систематическое представление о социальных и благотворительных учреждениях, находившихся в церковной юрисдикции [128] ; однако насколько они были значительны, видно на примерах: в Александрийской церкви платежная ведомость включала 500 параваланов, то есть больничного персонала [129] ; в Константинополе 950 деканов несли обязанности погребения бедных горожан [130] . Больницами, сиротскими приютами, богадельнями и странноприимными домами обычно заведовали священники или диаконы. Специальные юридические помощники экдики также были часто духовного звания. Поэтому быстрый рост численности духовенства был неизбежен. В 537г. построенную заново «великую церковь» столицы империи, Константинополя, обслуживали 60 пресвитеров, 100 диаконов, 90 иподиаконов, 110 чтецов, 25 певцов, 100 привратников и 40 диаконисс [131] . В более скромной императорской резиденции в Равенне было 60 человек духовенства всех степеней [132] , а в Апамее (Сирия) восемьдесят (в 451г.) [133] .
128
Об этом см. хорошо документированный труд: Constantelos D.J. Byzantine Philanthropy and Social Welfare. New Brunswick, 1968. P. 152–276.
129
Моммзен Т., МейерД.М. Theodosiani Libri XVI cum Constitutionibus Sirmondianis et Leges novellae ad Theodosianum pertinentes (далее: CT). Berlin, 1954. XVI, 2, 42–43. Tr. cit., 448.
130
CJ.I,2, 4.
131
Nov. Ill, 1. P. 21.
132
Agnellus. Liber Pontificalis eccl. Ravennatis. 60. MGH. Scr. rer. Longobardorum saec. VI–IX. Hannover, 1878. P. 321.
133
AGO. III. 103–106.
В
Мы уже отмечали раньше, что с упрочением социального положения христиан при Константине богатство Церкви очень сильно возросло; тем самым усложнилось и управление церковными финансами. Системы его были различными в разных местах. Церковные доходы возрастали не только благодаря притоку новых членов Церкви—и тем самым приношений, — но также благодаря щедрым императорским подаркам и вкладам, в особенности в столицах империи, Риме и Константинополе, а также в таких центрах паломничества, как Иерусалим. Почти обязательным признаком христианского благочестия стало оставление наследства Церкви. Знаменательно, однако, что, по общераспространенному убеждению, дары Церкви должны были всегда быть добровольными. Кодекс Юстиниана высказывается против практики некоторой части духовенства взимать «начатки» (первые плоды урожая) или вообще налагать на верующих материальные обязательства; император приказывает, чтобы всякий дар исходил от «свободной воли» [135] . Очевидно, на свободе даров настаивали как на характерной черте именно христианской религии, противостоя в этом отношении ветхозаветному законничеству. Взимание десятины (Числ. 18, 21–32) никогда не понималось как обязательное для христиан, во всяком случае на Востоке. На Западе оно появляется только в меровингской Галлии в конце VIвека.
134
Правило 26.
135
CJ.I,2, 4.
Поскольку духовенство, и в особенности епископы, контролировали церковное имущество, одной из главных забот и соборного, и имперского законодательства было установление четкого разграничения между личным имуществом духовенства и тем, что принадлежало Церкви. Епископов предупреждали, что они не могут располагать церковным имуществом в своих интересах или в интересах своей родни; им разрешалось оставлять своим наследникам только то, что они приобрели до того, как стали епископами; остальное должна была наследовать Церковь [136] .
136
Апостольское правило 39; CJ. I, 3, 41 и т. д.
Духовенство, конечно, получало содержание из церковных доходов, но эта компенсация принимала очень разные формы. Из письма папы Геласия (492—496) мы узнаем, что в Риме все текущие доходы делились на четыре части: одна шла епископу, другая—духовенству, третья—на содержание церковных зданий и четвертая—на бедных [137] . В других местах распределение принимало иные формы. В VI столетии в Константинополе духовенство храма св. Софии получало определенное жалование, а не часть наличных доходов [138] . В главных городах епископам платили гораздо большее жалование, чем людям других профессий, например докторам или учителям; оно было сравнимо с жалованием губернатора провинции. Епископ Равенны, гражданской столицы Италии, получал 40 фунтов золотом, то есть столько же, сколько августальный префект или дукс Египта [139] . Низшее духовенство оплачивалось по нисходящей лестнице. Хотя в 452г. Валентиниан III запретил духовенству заниматься торговлей в дополнение к своим доходам [140] , бывали случаи, вплоть до VIIв., когда низшее духовенство было вынуждено иметь мирскую профессию [141] . Такие случаи, очевидно, вызывались необходимостью.
137
Gelasius. Ер. 14, 27// Ed. Thiel A. Brunsfergae, 1867 (repr. Hildesheim. New York, 1974). P. 378. ^Justinian. Nov. 3, l (535 г.). Ed. cit. P. 20.
138
========
139
См. цифры: Jones. Op. cit. II, 906; HI, 308.
140
СТ. Nov. 35, 4// Tr. Pharr С. Р. 546.
141
Ср.: два клирика, из которых один—чтец, другой работает сапожником в Александрии. См.: Житие св. Иоанна Милостивого/ Ed. DelehayeH.: Analecta Bollandiana (далее: AB). XLV, 1927. 44 A; англ, перевод в книге Dawesand Baynes N.H. Three Byzantine Saints (Repr. Crestwood, NY, 1979) P. 253.
В новых условиях, когда привилегии и финансовая обеспеченность касались лишь некоторых лиц, в церковный обиход вкрались различные виды подкупа, или симонии. Чтобы добиться положения, связанного с богатством и влиятельностью, приходилось вступать в жестокую конкуренцию. Такие злоупотребления осуждались и соборами, и императорами; но знаменательно, что и те, и другие стремились их лишь ограничить, даже не делая вид, что пытаются совсем с ними покончить [142] . Сочинения святого Иоанна Златоуста († 404), отражающие положение в Антиохии и Константинополе в начале V века, содержат множество примеров коррупции среди духовенства и иллюстрируют те трудности, с которыми автор сталкивался в своих попытках ее искоренения. Светлые примеры некоторых святых и неподкупных епископов—сам святой Иоанн, святой Мартин Турский, святой Иоанн Милостивый Александрийский—были, вероятно, редкими исключениями.
142
Халкидонский собор в 451 г. своим 2–м правилом объявил недействительным всякое рукоположение, совершенное за деньги, и потребовал низложения совершившего его епископа. Однако Юстиниан в «Новелле» 123, 3 (545) определяет целый прейскурант за законное рукоположение, уплачиваемый кандидатами: 20 фунтов золота каждому из епископов — участников хиротонии любого из пяти патриархов и менее, когда речь идет о других кафедрах.*{{В Nov. 123,2 Юстиниан подтверждает строгое запрещение поставления за деньги, но в следующем параграфе (123, 3) допускает действие уже существующего обычая выплачивать суммарно всем участникам патриаршей хиротонии не больше 20 фунтов золота. Здесь устанавливается принципиальная разница между покупкой и подарком, и «спортулы» (см. также Nov. 123, 28) как раз служили средством борьбы с симонией. — В.А. " Это имело причиной то, что III Вселенский собор стремился ограничить влияние Антиохийского архиепископа, который во время собора 431 г. поддержал Нестория. — В.А.}}
2. Духовенство: брачное или целибатное?
С самого начала христианства функциями епископа и священника облекались люди целибатные или однобрачные ( 1 Тим. 3, 2; Тит. 1, 6). Незамужние женщины могли становиться диакониссами, функции которых были вначале связаны с подготовкой женщин к крещению. Диакониссы исчезли на Западе около VI столетия, а на Востоке продержались до позднего Средневековья. Их рукоположение литургически было сходно с рукоположением диаконов [143] . Поскольку в предхристианском иудаизме всякий вид священнослужения для женщин был закрыт, а в язычестве, наоборот, почти во всех культах римского мира существовали жрицы, поэтому церковная дисциплина в отношении служения мужчин и женщин должна рассматриваться как специфически христианская. Социально женщины часто оказывались в ведущем положении (в Византии они даже царствовали как императрицы лично от своего имени)*{{Первая женщина–самодержица — императрица Ирина — титуловала себя «василевсом», сохраняя титул в мужском роде. — Ред.}}, и некоторые, как, например, Мария Магдалина и мать Константина Елена, литургически почитались как «равноапостольные». Однако предстоятельство в евхаристической трапезе и специфически пастырская ответственность епископа связывались с «отечеством» Божиим и служением Христу как Жениху Церкви. Они могли осуществляться только мужчинами. Некоторые источники как будто указывают, что в отдельных церквах были священницы (пресвитиды), но они исчезали, когда в предстоятельство евхаристического служения законно вступали не только епископы, но и пресвитеры [144] . Не существует никаких свидетельств того, что женщины когда–либо были предстоятельницами в евхаристической трапезе.
143
Br'ehier L. Les Institutions de l'Empire byzantin. Paris, 1949.P. 514–515; Троицкий С. Женское цер–ковнослужение; Theodorou . «» «» . — , 1954. Ср. византийский чин рукоположения диаконисе: GoarJ. Euchologion. Venetiis, 1730 (repr. Graz, 1960). P. 218–219.
144
Это, вероятно, самое правдоподобное значение 11–го правила Лаодикийского собора IV века) , (Rhalles–Potles, III, 181).