Эдуард Лимонов
Шрифт:
«Еще на заре путинской эпохи Эдуард Лимонов открыто предлагал власти сотрудничество в деле защиты интересов России и русских в ближнем и дальнем зарубежье, — писал тогда автор на сайте АПН. — Понятно, что нацболы могли бы делать то, чего не могут дипломаты, задействовав против особо одиозных антироссийских политиков и режимов весь арсенал бархатного террора. Предложения Лимонова остались без ответа. В итоге энергия НБП оказалась направлена не вовне России, а внутрь страны, против самого Путина. Таким образом, режим сам вырастил враждебную ему уличную партию, с которой теперь непонятно что делать… Сегодня России вновь необходимо обновление (лучше через “бархатную революцию”, чем через кровь и гражданскую войну). Значит, девизом патриотов должен стать ницшеанский рецепт добродетели: падающее — подтолкни».
В совокупности же вся партийная
Поменялось отношение к партии в СМИ. Журналист, как позже отметил Лимонов, во многом либеральная профессия. К концу первого срока Путина в этих кругах стало модным его поругивать, и яркие антипутинские акции освещались с сочувствием в тех же изданиях, где раньше нас выставляли исключительно фашистами или жуткими маргиналами. «Коммерсантъ», «Эхо Москвы», «Новая газета» стали писать и говорить о нацболах скорее в положительных тонах. А поскольку в государственные СМИ доступа у нас не было, сочувствие влиятельных либеральных изданий было немаловажным.
Логический конец, которым могли бы увенчаться партийные АПД, описан в романе Захара Прилепина «Санькя»:
«В течение нескольких секунд Саша видел на экране лицо главы государства, измазанное черт знает чем, беспомощное, злое и униженное одновременно. Стекало белое, рыжее, красное на пиджак — словно его облевали всего. Президент иногда открывал рот и беззвучно шевелил губами, пытаясь вдохнуть. Какие-то люди испуганно топтались возле него, кто держа платок, кто салфетку, — и не решаясь ничего сделать. “Девушка бросила в голову президенту целлофановый пакет, предположительно наполненный томатным соком, майонезом, кетчупом, сливками, разваренными, мелко покрошенными макаронами и еще чем-то, издающим резкий и неприятный запах”, — вещал диктор. Казалось, что он с трудом сдерживает улыбку. Это был хороший и давний знакомый Костенко, ведущий последней независимой программы на российском телевидении. Интриган и миллионер, выросший в глубокой провинции, в семье еврейского врача и русской учительницы, похоже, он сам знал, что его программу скоро закроют, и посему совершенно распоясался. Только из этой программы последние пару лет можно было узнать о том, что в природе существуют “союзники”, а Костенко сидит в тюрьме. Теперь он показывал то, что показывать в принципе нельзя. “Яне Шароновой прямо в здании театра, на глазах у десятков представителей культурной общественности, были нанесены тяжелые физические травмы. Нашему корреспонденту удалось снять кафель, по которому буквально провезли лицом девушку, совершившую хулиганские действия в отношении главы государства. Кафель, мы видим, в крови и, как уверяют свидетели, в крошеве зубов девушки. Кроме того, судя по всему, ей сломали руку — стоявшие рядом явственно слышали характерный хруст. Заметим, что девушка сопротивления не оказывала и успела выкрикнуть одну фразу: “Это была политическая акция!”».
К счастью, до подобного дело не дошло, как из-за технической сложности, так и по причине особой опасности: в случае прямой атаки на президента сотрудники ФСО стреляли бы без особых раздумий. Хотя позднее нацболам удавалось приблизиться к Путину на максимально близкое расстояние. В 2004 году, в день инаугурации президента, его лишь случайно не оказалось в Большом театре на премьере оперы «Мазепа», где партийцы на довольно продолжительное время заняли сцену, развернув растяжку «Долой самодержавие». Зато в 2006 году во время саммита в Томске Путина и канцлера Германии Ангелу Меркель на выходе с пресс-конференции встретили скандированием речовок.
Роман «Санькя», вышедший в 2006 году, ознаменовал собой начало большой писательской славы Захара Прилепина. «Эту книгу должен был написать я», — откликнулся Лимонов с легкой ревностью к славе младшего товарища. Говорят, что роман прочли и высоко оценили даже Владислав Сурков и Владимир Путин. Он попал в финал премий «Русский букер» и «Национальный бестселлер», а также получил всекитайскую литературную премию как «Лучший зарубежный роман года».
Прилепин пришел в партию еще в 1999 году. «В 91-м мне было уже 16 лет, — описывал он причины этого шага. — Когда начался
К этому времени он успел послужить в ОМОНе, побывать в командировках на первой и второй чеченской кампаниях, окончить Нижегородский университет, заделаться журналистом и обзавестись семьей. Первый роман Захара — «Патологии», вышедший в 2005 году, как раз и посвящен чеченским впечатлениям и, по мнению многих, остается лучшим его произведением.
Со стороны его история кажется прямым восхождением к вершинам славы, от книги к книге, а сам он — этаким баловнем судьбы. Кажется, уже невозможно стать популярнее, но нет — Прилепин берет новые высоты. Однако же как человек, знающий Захара еще задолго до первых книг, взявший у него первое интервью и выпивший с ним не один литр водки, автор не может не отметить, что эта популярность имеет под собой вполне рациональные корни.
Во-первых, исключительный трудоголизм Прилепина (то же самое можно сказать и о Лимонове) — чисто западная, германская либо англо-саксонская привычка ежедневно делать себя вопреки русской лени.
«Я в 7 утра встаю, в 8 развожу детей в садик, в 8.10 за рабочим столом, — описывал он как-то в письме автору свой рабочий график. — В это время голова ясная и пустая, и никто не звонит и не пишет. 4 часа свободного рабочего времени — люди только к 12 просыпаются в основном. Вот тебе и весь секрет. С 12 до 18 я делаю всякие журналистские, пиаровские, политические и прочие дела, с 18 до 20 — если есть настроение — опять пишу. К вечеру голова тоже начинает нормально работать. Хуже всего писать в период с 14 до 17 — и дел полно, и организм расслабленный. Вечером вернулся, поиграл с детьми, выпил бутылку вина (раньше водки, но поднадоело), посмотрел полфильма с женой, и собственно все. Так живут русские писатели».
Второй же причиной стала собственно партия. Во многом именно благодаря своему нацбольству (вместе с чеченским и «пацанским» опытом) Прилепин и оказался на гребне популярности. Такого писателя, таких типажей и таких героев публика ждала — вот все это и появилось. «Новый Горький явился!» — как писали критики.
Тем временем в питерской организации после Гребнева-старшего в отделении так и не было постоянного руководителя, о чем нам не раз напоминали Лимонов с Абелем. В августе 2004 года на собрании, проходившем во дворе возле станции метро «Чернышевская», меня избрали председателем, Лимонов решение утвердил, и я стал четвертым по счету (после Веснина, Жвании и Гребнева-старшего — промежуточные фигуры в расчет не берем) главой петербургского отделения НБП.
Вскоре на меня вышел журналист Даниил Коцюбинский. Либерал, входивший в 1990-е годы в партию петербургских сепаратистов (были и такие), он считался одним из главных медиаперсон города при губернаторе Владимире Яковлеве, долгое время работал на телевидении, пока его оттуда не выжили уже при Валентине Матвиенко. Даниил тогда затаил обиду на Смольный. Он пригласил меня на круглый стол в редакцию газеты «Дело», где работал заместителем редактора. В нем участвовали глава питерского «Яблока» Максим Резник, Геннадий Турецкий из РКРП, вскоре умерший депутат ЗакСа Юрий Гладков из Союза правых сил и несколько других политиков. На этом мероприятии все дружно расписались в ненависти к путинскому режиму. Этот круглый стол и положил начало истории с созданием объединенной питерской оппозиции.
Как ни странно, но подружились мы в первую очередь именно с Резником. 28-летний фанат «Зенита», историк по образованию (писал диплом о внутрипартийной борьбе в ВКП(б) и стал поклонником Троцкого), Резник был довольно радикален для своей партии и сильно отличался от старших товарищей из поколения «шестидесятников», которых он именовал не иначе как «интеллигент — в попе ватка». Он, к примеру, мог поколотить провинившегося чем-нибудь однопартийца. Вокруг себя он собрал команду примерно таких же «младояблочников».