Её парень серийный убийца
Шрифт:
Когда Рейчел вернулась, она сразу же направилась наверх, в свою комнату, но поджидавшая ее в это время на кухне Клэр, тут же захватила ее внимание:
— Рейчел, остановись-ка на минуту, нам надо поговорить.
— О чем? — без особого энтузиазма ответила девочка.
— О твоих новых друзьях. Кто они?
— Ты их не знаешь.
Рейчел уже, видно, надоел этот разговор и она снова собралась идти к себе, но голос матери опять остановил ее:
— Да, я их не знаю, поэтому и спрашиваю.
— Они обычные друзья, вот и все. — устало ответила на это дочь.
Но ее мать не сдавалась:
— А подробнее?
— Что
— Только то, что ты не связалась с плохой компанией.
Девочка только закатила на это все глаза:
— Боишься, что я тоже начну употреблять наркотики, как и ты?
Клэр не знала, что на это ответить. Ведь она все еще чувствовала себя виноватой за свои прошлые ошибки. Хоть и не хотела признавать этого, но все же обратилась к своей дочери с такими словами:
— Да, я хочу, чтобы ты была лучше меня, поэтому сейчас же дай мне номера твоих друзей и их родителей на всякий случай.
— Пф, еще чего. — с этими словами Рейчел поспешила наверх и матери тут же пришлось догонять свою непослушную дочь.
Уже стоя на лестнице она сказала:
— Да что с тобой такое? Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности и пытаюсь защитить тебя как могу.
Не смотря на мягкие слова матери, девочка будто бы еще больше разозлилась:
— В безопасности? А ты вообще думала о безопасности, когда спала с серийным убийцей?
— Что? — изумилась на это Клэр: ее удивляли и одновременно сердили слова дочери. — Тебе ведь даже нет еще и десяти…
— Я не маленькая и знаю откуда берутся дети!
— Откуда это?
— Не важно!
— Действительно, это не важно. — согласилась Клэр. — Что сейчас на самом деле важно, так это то, что ты от меня что-то скрываешь.
— Я устала и иду к себе, мама!
— Нет, ты никуда не идешь. Разговор еще не закончен.
— Опять твое занудство! Мне это все уже надоело. Я ухожу!
Рейчел вдруг резко развернулась на ступеньках, на которых стояла и пошла в обратную сторону. Стоявшая внизу мать, попыталась ее задержать схватив девочку за плечи, но та в следующий момент сказала то, что буквально повергло Клэр в шок:
— По закону штата ты не имеешь права применять ко мне любую форму насилия или удерживать меня. Если об этом вдруг узнают органы опеки, тебя тут же лишат родительских прав. А если им еще станет известно о наркотиках…
Услышав из уст дочери такое Клэр бессильно опустила руки. Ей казалось, как ее собственная дочь тает и ускользает прямо на глазах. Когда девочка уже добралась до двери, ее мать смогла выдавить из себя последнее:
— Куда? Куда ты уходишь?
Все еще вызывает сомнение, девочке все-таки стало жаль свою маму или же наоборот, она решила сделать ей еще больнее… Но, тем не менее, она все-таки ответила:
— К отцу. Тебе, должно быть, хорошо его известно.
— Что?
Клэр в этот момент буквально затрясло от ужаса. Она хотела сорваться и побежать за дочерью, но к ее великому стыду, ее ноги предательски не хотели двигаться. Она так и застыла на месте. «Какая же я дрянь! Слабак! Даже не могу защитить собственную дочь! — ругала она себя из последнего пытаясь вырваться из оцепенения, но потом немного успокоившись, добавила к собственным мыслям: — Может это и к лучшему. С ним ей точно будет безопаснее, чем здесь. Вот когда дело о Расчленителе будет закрыто и я узнаю,
Так она и осталась стоять на лестнице, терзаемая собственными мыслями. Совсем недавно она сама хотела, чтобы ее дочь была в безопасности, но теперь ей остается только надеяться, что ее родной отец защитит ее лучше чем сама Клэр.
Глава 10. Доминик
Лесной воздух все еще приятно щекотал ему ноздри, а притягательные кроны деревьев по-прежнему заманивали его в свои объятия. Он больше никогда в своей жизни не сможет отказать себе в таких прогулках на свежем воздухе. Жаль только, что выходные на его работе выпадают чрезвычайно редко. Зато он по-настоящему умеет наслаждаться ей. Теперь он профессионал, а не какой-то там дилетант. Ему потребовалось около десяти лет, чтобы снова вдохнуть полной грудью.
Его работа приносит ему не только физическое, но и эстетическое удовольствие. Сначала его слезно, чуть ли не стоя на коленях, умоляют спасти их близкого. Просят именно его, ведь он уже достаточно знаменит своей компетентностью. А потом, когда он все-таки решается помочь, несмотря на его итак забитый график, происходит нечто удивительное…
Его скальпель погружается в теплую мягкую плоть; и на ее поверхности проступает переливающийся под яркими лампами рубин. Потом, с каждой секундой, он становится все больше и больше и продолжает стекать уже вниз небольшой струйкой. Комнату постепенно начинает наполнять сладкий запах крови.
Наконец, отверстие становится достаточного размера, и можно уже просунуть туда руку. Именно это он считает самым лучшим моментом в его работе. Но его очень уж расстраивает только одна вещь — нельзя снимать с себя перчатки. А было бы еще приятнее, погрузись он в этот процесс целиком. Но он понимает, что хорошо выполненная работа выше его мимолетных насаждений, тем более, что дальше его глазам открывается еще более удивительная картина.
Творение совершенно в своей полноте и теперь он сам сможет прикоснуться к тому, чего никто до него не касался и даже не видел. Сейчас он будто бы приоткрыл дверь в другой мир и стоит только просунуть туда руку и ее сразу же обдаст жар теплящейся внутри жизни. Да, эти ощущения стоили того, чтобы просидеть в университете около семи лет. На сосредоточенно каменном лице он теперь пытается скрыть улыбку, невольно вызываемую от радости проникновения в эту тайну Творца.
Еще один приятный момент — это нечаянно оставленные, на его девственно белом халате, следы его работы: алые брызги и даже пятна крови. После каждой завершенной операции он любуется им словно картиной, нарисованной искусным художником-импрессионистом. Его ассистенты давно уже привыкли к подобным выходкам. Что поделаешь, работа нервная, нужно ведь как-то выходить из стресса. Поэтому все уже давно махнули на него рукой, ведь такого талантливого хирурга, как он днем с огнем не найдешь. Им не приходится извиняться, как другим, перед родственниками больного за допущенные во время операции ошибки и погрешности, потому что их просто нет или же они настолько минимальны, что им удается исправить их прямо там.