Её прикосновение
Шрифт:
— Мужчина, за которого я когда-нибудь выйду замуж.
Глава 4
Илай
— Ты выглядишь счастливой. Хорошо провела день в школе? — спрашиваю я, ожидая, пока Мэгги пристегнется.
— Отлично, — отвечает она с улыбкой.
Эта красивая молодая девушка с голубыми глазами и светлыми волосами, ниспадающими до плеч. В ней есть что-то такое притягательное. Рядом с ней я чувствую себя счастливым, поэтому хочу, чтобы она была рядом. Я заметил это, когда она вышла сегодня из грузовика, и чувствую это сейчас, когда она сидит рядом со мной. Она словно гудит от возбуждения, и мне приятно находиться рядом с ней.
— Так
— А чем ты занимаешься? — спрашивает она, протягивая руку и настраивая радио.
Это мелочь, но кажется такой знакомой. Будто ей комфортно рядом со мной. Странно, но мне это нравится. Обычно, будучи ребенком в приемной семье, и даже в военной академии, для меня были важны вещи, которые были моими. У меня всегда были проблемы с необходимостью делиться, и вещи, которыми владел, я отчаянно защищал. Но Мэгги кажется такой невинной, что я не боюсь, как бы она чего-нибудь не отняла у меня. На самом деле, я чувствую, что хочу отдать ей часть себя.
Я выкидываю эту мысль из головы и сосредотачиваюсь на вождении.
— Я работаю в реабилитационном центре с ветеранами, которые возвращаются с боевыми ранениями. Утром я хожу на физиотерапию, а после обеда работаю в офисе, встречаюсь со всеми, кто хочет поговорить.
Она задумчиво смотрит на меня.
— Должно быть ты хороший слушатель.
— Думаю, мне помог личный опыт. И тот факт, что я специализировался на психологии и получил лицензию, когда служил в армии. Большинство боевых ветеранов не хотят говорить с психоаналитиком. Им нужен кто-то, кому они могут доверять. И я думаю, что хоть и молод, я многое пережил.
— Сколько тебе?
Я оглядываюсь и вижу легкий румянец на ее щеках. Не знаю, почему она стесняется. Может быть, ей кажется, что это слишком личное.
— Двадцать пять.
— О. — Похоже, она разочарована. — Мне скоро исполнится семнадцать.
— Мы должны отпраздновать, — говорю я, и это, кажется, вызывает у нее еще одну улыбку. Она очаровательна, когда так улыбается.
Когда мы добираемся до клиники, я показываю Мэгги окрестности и знакомлю с некоторыми инструкторами. Когда я вернулся после ранения, меня поместили в соседнюю больницу, так что я успел познакомиться почти со всеми, прежде чем меня выписали. К счастью, майор позволил мне остаться и его дом находится недалеко от клиники, поэтому я могу продолжить свою реабилитацию, не подыскивая новое место жительства.
— Ты кажешься популярным, — говорит она, подталкивая меня локтем.
— Это моя привлекательная внешность и обаятельная улыбка. — Я одариваю ее зубастой ухмылкой, и она краснеет. Я ожидал, что она рассмеется. Неровный шрам на моей щеке всё еще довольно неприятен, даже для меня. Когда я иногда ловлю свое отражение в зеркале, мне приходится оглядываться дважды. — Ну же. Это была шутка. Я скорее чудовище, чем красавец.
Она смеется.
— А я буду красавицей рядом с тобой.
— Я здесь, чтобы ты хорошо выглядела, Бу. — Я подмигиваю ей.
— Бу? Какого черта? — игриво говорит она.
— Малышка? — предлагаю я, думая, что, может быть, это ей понравится больше.
— Попробуй еще раз, — парирует она, скрестив руки на груди и приподняв бровь.
— Если мы собираемся проводить время вместе, у тебя должно быть прозвище. Я морской пехотинец. У каждого есть прозвище.
— И какое у тебя?
— Кексик.
Она начинает
— Ты это несерьезно, — говорит она.
Я дотягиваюсь до подола своей футболки и поднимаю ее к груди. На моих ребрах татуировка в виде кексика с присыпкой.
Улыбка сползает с ее губ, и она скользит взглядом по коже, которую я обнажил. Внезапно задаюсь вопросом, не сделал ли что-то не так. Находясь рядом с парнями всю свою жизнь, я не испытываю проблем с обнаженностью. Я мог бы голый ходить по переполненной комнате средь бела дня, и мне было бы насрать. Но через секунду я задаюсь вопросом, не зашел ли слишком далеко. У меня никогда не было младшей сестры, поэтому не знаю, что выходит за рамки приличия. Я полагал, что пока мы можем подшучивать друг над другом, то, в чем вред?
Я опускаю футболку, и она сглатывает. Потом качает головой.
— Окей. Мне нужна история, — бормочет она, прочищая горло.
— Ладно, — говорю я, когда мы идем в общую комнату в клинике. Есть кресла-подушки и места, где можно потусоваться, если кто-то ищет время для покоя или хочет поговорить с кем-то. Мы садимся у окна, и блики солнца переливаются в светлых волосах Мэгги. Секунду я просто смотрю на нее и понимаю, какая она красивая.
— История. Выкладывай, — приказывает она и толкает меня ногой.
— Итак, в старших классах я пошел в военную школу. Я был очень умным и перескочил один класс, поэтому рано окончил школу. Потом поступил в военное училище и перескочил еще один год. Так что представь себе девятнадцатилетнего выпускника колледжа и всех этих крутых парней, которым уже есть двадцать один год, а то и больше.
— Ладно, — говорит она, ожидая объяснений.
— Они всегда доставали меня. Я имею в виду, что они доставали всех, но я принял на себя основной удар. Это был мой День Рождения, и они решили устроить шутку и заказали мне сотню розовых кексиков и доставили их в главный офис. Они думали, что у меня будут неприятности или я получу наказание за то, что устрою сцену.
— Только за то, что кто-то доставил тебе кексики? — спрашивает она.
— Это военное училище. Самое лучшее, что ты можешь сделать — слиться с толпой. А такая доставка против правил. Нарушение правил — отстой, и никто не хочет наказания. — Я смеюсь, вспоминая об этом. — Но на что они не рассчитывали, так это на то, что мой командир вызовет меня к себе в кабинет.
— Я не понимаю. — На ее лице ясно написано замешательство.
— Он был суровым стариком с характером, который мог бы соперничать с Йоземитом Сэмом (Примеч. Йоземит Сэм — персонаж американских мультфильмов серий Looney Tunes и Merrie Melodies. Как правило изображается крайне агрессивным (зачастую вооружённым пистолетами) ковбоем, золотоискателем, преступником, пиратом, ненавидящим кроликов вообще и Багза Банни в частности). Но по какой-то причине он проникся ко мне симпатией. Он сказал, что знает, что у меня нет семьи, которая прислала бы их, и что ребята сделали это, чтобы доставить мне неприятности. Но он не мог доказать, кто конкретно это сделал. Поэтому сказал, что я могу оставить их себе. Такой десерт обычно считался контрабандой. Это было всё равно, что отдать сотню коробок сигарет заключенному. Я сразу же стал за старшего.