Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969

Мартенс Лорна

Итак: в первые два десятилетия после Второй мировой войны произошло значительное увеличение числа женских автобиографий детства. В условиях, когда женское авторство стало само собой разумеющимся, жанр процветал. Все больше женщин брались за перо. В частности, многие публиковали полумемуары и автобиографии, ориентированные на внешние события. В личностно-ориентированных работах продолжали доминировать психологические подходы. Некоторые женщины начали буквально эксплуатировать свое детство, сочиняя блестящие произведения для публикации в таких журналах, как New Yorker. Беллетризация, до сих пор занимавшая видное место в истории женских автобиографий детства, теперь используется в основном для художественных целей, а не для маскировки правды. Другие писательницы (Эйлс и Бовуар) писали автобиографии в стиле романа воспитания

с высоты успешных карьер. В то же время за перо берется все больше женщин из бедных и неблагополучных семей. В печати стали появляться истории о насилии, написанные как женщинами из низов общества, так и женщинами среднего класса. В целом, однако, за исключением Муди и ее описания взросления в Миссисипи, женщины рассказывали собственные индивидуальные истории ради себя и не делали обобщений.

Появились новые типы работ. Автобиография и мемуары детства, или детства и юности, прижились. Публика полюбила автобиографии, и многие из них были опубликованы. Чтобы привлечь внимание общественности, уже недостаточно было быть смелой или откровенной, хотя это тоже помогало. Написанная не знаменитостью (да и знаменитостью тоже), книга должна была предложить тематическую новизну и изысканность стиля. Если оценивать модели, авторы этого периода, похоже, пытаются задействовать как можно больше аспектов: рассказать интересную и необычную историю, включить убедительный личный элемент и создать увлекательное, хорошо написанное повествование. В результате появляется сочетание собственно мемуаров и личной автобиографии, которое выражается в форме полумемуаров. Многие работы 1950–1960-х годов кажутся более шаблонными, напоминающими друг друга, – куда больше, чем в предыдущих периодах.

Некоторые из наиболее глубоких, интроспективных и самоаналитических автобиографий (как у Мари Бонапарт, Брук Астор и Мэри Лютенс) ставили своей целью самоанализ, хотя, безусловно, детство их авторов было достаточно интересным и для обычных воспоминаний или полумемуаров.

Как и в предыдущих периодах, типы рассказчиц в автобиографиях варьируются от навязчивых и самоуверенных до практически отсутствующих. Все работы в стиле романа воспитания и истории о насилии характеризуются сильными рассказчицами. В произведениях об отношениях с окружающими (особенно у Бонапарт, но также у Астор и Лютенс) рассказчицы ретроспективно комментируют детские воспоминания, а ученица Адлера Боттом и детский психолог Фен рассматривают свое детство с чисто ретроспективной, аналитической точки зрения.

На противоположном конце спектра – Ноэль, Беренд-Коринф, Вершойле и Мальро, намеренные воссоздать восприятие ребенка, а не анализировать его. Эти последние четыре писательницы вносят значительный новый вклад в коллекцию уникальных идей предыдущих писательниц, писавших с той же целью, – Арден, Хант, Мигель, Унсет, Аллисон, Крестон, Карр, Бирн и др. Их работы – шедевры самоанализа и не похожи ни на что из опубликованного ранее. Если Беренд-Коринф и Мальро пишут в основном о воображении и фантазиях ребенка, Вершойле в дополнение ко всему подчеркивает свои эмоции и страсти и проницательно пишет о тех вещах, которые их вызывают. Ноэль пытается восстановить свои самые ранние воспоминания и приходит к увлекательной идее о мотиве собственничества, страха потери и самозащиты, появившихся с того момента, когда рождение брата лишило ее няни примерно до шести лет.

Что сталось с дерзостью автобиографий межвоенных и военных лет? Она никуда не ушла. Тем не менее существует явная разница между откровенными произведениями 1930–1940-х, и аналогичными работами, опубликованными в послевоенный период. Женщины, которые публиковались в 1930-е и ранние 1940-е, – Лухан, Баттс, Салверсон, Старки – выражали много гнева, главным образом на их окружение, независимо какого, и общество в целом. Они вспоминают о своем недовольстве, когда они были детьми, о стремлении к хорошим вещам, которые, как им казалось, должны были быть им доступны: образованию, приключениям, свободе. Как взрослые рассказчицы, они симпатизируют себе-детям, даже если называют себя «плохими девчонками», и одобряют свой детский бунт. Хоть они и пишут в достаточно осторожной манере, они выражаются откровенно и несдержанно – как люди, хватившие в баре лишка.

Заключение

Систематизировать женские автобиографии детства по типам несложно. Любое повествование включает рассказчика (в автобиографии это фигура автора), описываемый мир (предмет) и подразумеваемого читателя или слушателя (аудитория,

для которой пишет рассказчик). В конкретной автобиографии детства каждый из этих аспектов может быть расположен в некой точке на скользящей шкале – при этом принимается, что авторы не обязаны быть последовательными. Рассказчица может быть более или менее навязчивой или отсутствующей. Навязчивая рассказчица может быть более или менее убежденной или предвзятой. Рассказчицы часто отличаются по тону – сочувственному, пафосному, ироничному или шутливому. С точки зрения мира повествования автобиографии о детстве колеблются от ориентированных на окружающих до обращенных к себе.

Почему женщины вообще обратились к жанру автобиографии детства? Этот поворот, похоже, был гендерным. Стандарты приличия определяли поведение женщин, включая женское письмо. Взрослая жизнь женщин была малопригодна для письма. Это была, как правило, личная и семейная жизнь. Благоразумие запрещало трубить об интимном в печати, а домашние заботы женщин не представлялись хоть сколько-нибудь примечательными. Если у женщины была общественная жизнь, скромность требовала, чтобы она не выставляла это напоказ. В викторианскую эпоху женщина испытывала гораздо меньше неловкости с тем, чтобы писать о себе в детстве, чем о своей взрослой жизни. До того как Зигмунд Фрейд сказал миру обратное, детство считалось невинным, досексуальным периодом жизни. Ярким примером такого положения дел можно считать подробный рассказ Санд о детстве в «Истории моей жизни» по сравнению с ее вопиющим умолчанием своих взрослых дел. Санд потеряла брата в раннем детстве, но многие другие женщины XIX века выросли с братьями и сестрами, и возможность сосредоточиться на деятельности группы, а не на себе делала жанр автобиографии куда более привлекательным для писательниц.

Что касается описания других людей, авторы обычно осознавали, что им следует балансировать между правдивостью и осмотрительностью. В этом отношении автобиография детства также предлагала способ соблюсти приличия. Под другими людьми тут чаще всего подразумеваются родители. До Первой мировой войны дети должны были уважать своих родителей, и о родителях можно было сказать лишь в восхищенных выражениях. Если это слишком не соответствовало действительности, детство осталось в далеком прошлом, можно было сдерживаться до тех пор, пока родители не умрут, как это сделала Атенаис Мишле, критикуя свою мать.

Еще одной причиной, почему женщины обращались к автобиографии детства, было то, что в эпоху больших семей считалось, что они обладают особыми знаниями о детстве. Весь женский пол тесно ассоциировался с детьми. Эта «естественная» связь женщин с детьми способствовала тому, что писательницы могли преуспеть в качестве авторов детских книг и, по аналогии, автобиографий детства.

После Первой мировой войны многие женщины публиковали мемуары о неблагополучном детстве, делая акцент на окружении и обычаях, но не на самих себе. Однако в 1930-х произошел значительный поворот в сторону автобиографий-исповедей, особенно в англоязычных странах, которым этот жанр до того не был свойственен. Перемены в жизни женщин после Второй мировой войны, а также подъем феминизма, популярность психоанализа и социализма, должно быть, сыграли свою роль. Внезапно женщины перестали оправдываться и извиняться за смелость написать о себе и пошли против других устоявшихся норм. Они начали писать о сексе и безжалостно критиковать в печати своих родителей. Период с середины 1930-х до конца Второй мировой войны – первый золотой век женской автобиографии детства. Количество публикаций резко возросло, в основном в пределах «безопасных» поджанров (которые, однако, становились все более гибридными), а несколько бесстрашных авторов опубликовали поразительно откровенные произведения.

В межвоенные годы жанр разделился на два основных типа: мемуары (включая полумемуары) и автобиографии-исповеди. В 1930-е годы New Yorker начал публиковать детские воспоминания, что указывает на растущую популярность жанра. После Второй мировой войны к автобиографиям детства обратилось еще больше женщин. Многие выбирали «безопасную» альтернативу: мемуары, оправданные наличием интересной истории детства, возможно, проведенного в какой-то экзотической чужой стране. Даже в таких произведениях, однако, авторы начали все больше и больше говорить о себе в контексте рассказа о внешнем мире. Другие писательницы принимали откровенный тон. Будь то автобиографии-исповеди или мемуары, писательницы послевоенных лет были повсеместно внимательны к психологии.