Ее сводные монстры
Шрифт:
Играет музыка, играет, играет на моих нервах. Боковым зрением вижу мужскую фигуру. Я смотреть не должна, я приличная невеста, а когда перед тобой раздевается посторонний самец - это за гранью.
Ну, как, посторонний.
Не совсем.
С завтрашнего дня я буду носить его фамилию.
И это в голове не укладывается, что он здесь и танцует, раздевается для меня - я поверить не могу. Поэтому сижу и жду.
Когда брат моего жениха снимет брюки.
Мелодия медленная, тягучая, он поворачивается ко мне. И стягивает кожаные брюки, обнажает крепкие мускулистые
На нем черные боксеры.
И черная ушастая маска.
На ногах черная обувь с тяжелой ребристой подошвой.
Он двигается под музыку, складывает мощные руки на весу и закрывает лицо, запястье обхватывает коричневый ремешок дорогих часов.
– Не молчи, Алиса. Нравится?
Он опускает голову.
И руки.
Ладонями спускается по волосатой груди вниз, пальцами касается резинки трусов и скользит под нее. Приспускает боксеры по крепким бедрам, и я вижу поросль волос, корень толстого члена…
– Н-нет, - с трудом выдавливаю, а сама смотрю завороженно, так, словно, нет в мире ничего интереснее, ничего ярче и важнее этого мужчины, и жадно жду, когда он приспустит трусы еще ниже.
И он делает это. Слегка двигается, ладонями ведет по телу, обрисовывая себя.
Взглядом его пожираю, поднимаюсь к лицу.
– Расслабься, - говорит он.
– Ты ничего мне не должна. Всего лишь отдаю долг. Я же на тебя сегодня смотрел.
Он улыбается. Так, что замирает сердце, он видит, что я оторваться от него не могу, да и никто бы не смог, внутри странное томление, нетерпение, он не просто раздевается, это что-то другое, я словно подсматриваю за ним, и собрать не получается эти грязные мысли, они разбегаются…
Он медленно поворачивается спиной. Стягивает трусы ниже.
Смотрю на крепкие мужские ягодицы и сглатываю.
Я должна его остановить. Крикнуть, чтобы открыл дверь и меня отсюда выпустил.
Но я молчу, и он снова оказывается лицом ко мне. Оттягивает резинку боксеров.
Член наполовину прикрыт тканью, топорщится. В неровном неярком свете я все вижу так четко, будто днем, каждую черточку мужского тела, я почти чувствую его рельеф.
И проклятая музыка, адской песней заползает в уши, расслабляет, я сижу в этой комнате и просто наблюдаю за танцем и, кажется, что ничего тут страшного, у меня девичник, и невесты, бывает, заказывают себе…
Нет, конечно, не брата жениха они себе заказывают, боже мой.
Вспотевшими ладонями упираюсь в скпипучую кожу дивана и облизываю пересохшие губы.
Мне надо встать, перестать смотреть на этого мужчину, который…
Плавно подается бедрами вперед.
И снимает трусы.
Глава 12
Он снимает боксеры.
И тут же накрывает ладонью член.
Быстро моргаю и ногтями царапаю кожу дивана, невольно подаюсь вперед.
Я видела, успела увидеть, толстый ствол, напряженную плоть.
Он показал и спрятал, а мне нехватило, комната словно пленкой поддернулась, и зарябил воздух, во все глаза смотрю на мужчину.
И жду.
За краешек он поднимает маску на волосы,
С таким лицом только в ад, я под гипноз этого мужчины попадаю, как магнитом притянутая, встречаю черный пристальный взгляд, он с полумраком сливается, я сижу, не в силах пошевелиться.
Зачем он это делает со мной.
Он меняет местами руки.
Закрывает член маской, зажатой в пальцах. Под музыку плавно, с ленцой, двигает бедрами вперед. И назад потом.
И снова вперед.
Если он не остановится сейчас - я рехнусь.
– Хватит, - жмурюсь, когда он приближается, чувствую, как касается моего платья и тянет к себе, по дивану скольжу.
– Перестань, оденься.
– Что тебя смущает, Алиса?
– спрашивает он хрипло, его дыхание опаляет макушку.
– Это просто подарок. На свадьбу тебе.
Распахиваю ресницы и сдуваю упавшие на глаза волосы.
Он отступает. И продолжается танец.
Никто не хватает меня, не лапает, не зажимает, наоборот, этот мужчина недосягаемым кажется, таким недоступным образцом порока и красоты, воплощением силы и сексуальности, он старший брат моего жениха, я ведь помню об этом.
Но он меня не трогает.
И я неотрывно смотрю, как он медленно отводит в сторону руку.
А черная маска продолжает висеть у него между ног на толстом и твердом крючке.
Ох, дьявол…
Под грубой подошвой его ботинок прозрачная платформа и шест. Приглушенным темно-красным светом заливает мускулистое тело, ладонями он ведет по груди, по животу, пальцами проводит по черной дорожке волос, что спускается вниз, под маску.
Она покачивается на напряженном органе, в такт каждому повороту бедер, я вижу корень, вижу густые кудряшки, из которых восстала плоть, этот мужчина голый, лишь участок его тела - всего несколько сантиметров закрыты проклятым пластиком, и я хочу видеть его член, целиком, во всю длину, хочу набухшую головку, зачем он так дразнит.
Между ног начинает пульсировать.
Сжимаю бедра.
– Убрать?
– спрашивает он, с усмешкой, с вибрацией, от которой мурашки несутся по коже и волоски поднимаются на руках. Его пальцы касаются маски, швыряют ее в сторону, и пластик глухо стукается о платформу, а я смотрю, как его широкая ладонь накрывает ствол, прижимает к животу.
Сижу, как на иголках и жду, от нетерпения прикусываю губу. По дивану придвигаюсь ближе и ближе, замираю на самом краешке.
Он совсем рядом, руку протяну - и смогу его спущенные боксеры потрогать, в ушах шумит от волнения, лицо горит так, словно у меня лихорадка.
– Да, убери, - прошу севшим голосом, не выдержав, и чувствую себя соблазненной, павшей, когда он отводит руку, и длинный член, словно дубинка, покачнувшись, рассекает этот горячий, тяжелый воздух, кожа натянута на нем, вздуты вены.
Я облизываю губы.
Невероятно.
Ну почему. Почему это так красиво.
Он встает чуть в профиль, обхватывает себя у основания, такой толстый, такой…
Он подходит ближе на шаг. Заводит руки наверх и сцепляет их замком на затылке. Бедрами делает толчкок на меня.