Ее величество
Шрифт:
– Инна… – неодобрительно покачала головой Лена.
– Я уже сто лет Инна.
– Ты уже многие годы Инна Григорьевна, – напомнила ей Лена.
«Ленка в основном молчит, но всегда начеку. Наверное, полна иронических домыслов по поводу своих подруг. Мы разговариваем, а она нас сканирует и выводы делает», – внутренне поежилась Жанна.
– Я одну из своих неродных бабушек вспомнила, ее будто оценивающий взгляд внутрь себя. Может, каялась? Уж больно грустна была… перед уходом. Она много грешила по мужской части. У дедушки я страха в глазах не замечала. Жил он чисто и честно, – сказала Жанна.
– Инна, а
– Он не верил ни в ад, ни в рай, – ответила та. – Для него панацеей от всех бед было вино. Прекрасное средство!
– Для полного счастья нам только его недоставало! Опять дразнишь? Как ты любишь издеваться над людьми! – взвилась Жанна.
– Как? Представь себе, по-разному, – поставила Инна ударение на слово «как».
– Не передергивай, – вспылила Жанна.
– Я, как ты, наверное, догадываешься, для этого достаточно эрудированна, – невозмутимо, с холодной стальной твердостью в голосе продолжила свою мысль Инна, стараясь уколоть Жанну больнее. Потом как ни в чем ни бывало повернулась к Ане. А та вдруг вспыхнула белым пламенем, мол, мы еще посмотрим кто кого. Инна ничего не успела ей ответить. Лена серьезно сказала:
– С Федором, наверное, не всё так просто.
– Мы не искажаем его характеристику, а говорим только об одной линии его поведения, об одном аспекте его личности, который нас всех больно задевает в связи с Эммой, – пробормотала Аня.
«Привыкла перемаргивать любую обиду и даже тут не пытается активно оспаривать, а оправдывается», – мысленно посочувствовала ей Жанна.
– Личности? – брезгливо фыркнула Инна. – Возможно, он много хорошего сделал на работе, но запомнится людям только плохими поступками. Ирод – царь иудейский – был прекрасным градостроителем. Он построил Стену Плача, а в истории остался, прежде всего, как жестокий, безжалостный, мнительный, подозрительный злодей. А американский президент Клинтон – только казусом с Моникой Левински.
– Да… не всякая жизнь достойна реквиема, этой возвышенной торжественной музыки, – задумчиво произнесла Лена.
– Девочки! Хватит рыдать над судьбой Эммы, – заворковала Жанна, изобразив дежурную ослепительную улыбку. (А может, в этот момент луна вынырнула из-за туч?) – Пусть каждый сам решает для себя: соответствовать ли требованиям, предъявляемым противоположной стороной, или сохранять свою индивидуальность.
Фраза в свете предыдущего спора неожиданно прозвучала двусмысленно.
– Ах, какое простое, объединяющее и молодящее нас слово «девочки», – восхитилась Лена. – Как давно я его не слышала в свой адрес!
– Ты, старушка, у нас еще котируешься! – засмеялась Инна. – Мы по возрасту пока принадлежим к категории пожилых. Это наша Аня успела наступить на следующую черту и даже чуть-чуть переступить ее. Она уже имеет право сказать: «Здравствуй, старость! А ведь мы могли и не встретиться. Святой Петр, наверное, заждался меня у врат…»
– Ошибаешься! Мы только подошли к возрасту пожилых, – возмутилась Аня. – Стариками у нас считаются люди после восьмидесяти.
– …Короткая дорога ведет только на кладбище, и она в один конец.
– Таков результат того, что «опыт – сын ошибок трудных», – усмехнулась Инна.
– …По причине страсти люди совершают роковые ошибки, рушатся семьи,
– …Жизнь без страсти, без эмоций… это не жизнь. – сказала Инна.
– Нельзя быть фанатом одной страсти, – добавила Аня.
– А если страсть как стихия, как океан, который все сметает на своем пути?
– Состояние стихии вне морали. У стихии выиграть невозможно.
– Ей нельзя поддаваться. Она губит, – строго сказала Жанна. Аня промолчала.
– В жизни «есть непреодолимое: любовь, болезнь, смерть». Бунин так писал, – вспомнила Инна.
– Ты еще пламенный спич произнеси в честь любви, – пробурчала Аня.
– Не хочу.
– Бунин про страсть забыл сказать. Для него любовь и страсть – одно и то же? Но мне кажется, он был изысканным сухарем. Не хотелось бы подпасть под его чары, – сказала Жанна.
– А зря, – рассмеялась Инна.
– Наверное, он из тех, которые всё внутри переживают, а выплеснуть свои чувства могут только на бумагу.
– Я думаю, он не понимал главного: в семье любить – значит верить. Иначе это не любовь, – выступила со своим мнением Аня.
«Молотят, молотят языком. Наверное, педагогам такие разговоры нужны и важны», – вздохнула Лена.
– Это в твоем сознании. Письма его почитай, – посоветовала Жанна. – Хорошо, что раньше люди общались не по телефону, есть на что сослаться.
– Понять Бунина – это как взять девять верхних «до»! – с величественным жестом произнесла Инна. – Анька, ты, конечно, у нас барометр нравственности, но не ищи в произведениях великих писателей моральные и социальные пилюли, не доводи всё до грани примитивного, бытового… гротеска. Читай, наслаждайся глубиной души, чувствами героя и писательским гением автора. Не приземляй их. Творцов влечет и притягивает Небо! Воображай себе, что они проявляют себя в своих произведениях, как Бог при создании Вселенной! Ведь для поэтов и писателей новые ощущения не цель, а средство.
– А вдруг и Федор в душе… своеобразный поэт? Ломкий, страдающий, элегичный, – неуверенно предположила Аня.
Жанна рассмеялась:
– Моя знакомая о таких мужчинах, как Федор, говорит: «Его верхняя половина тела принадлежит небу, а то что ниже талии – земле».
– Может, ей «из своего далёка» и виднее… Но не поэт Федька, а тиран, – возразила Инна Ане. – А полотно тирании ткется из ненависти и страха. Еще из ревности.
– Ревность это тоже страх. Страх потерять. – уточнила Жанна. – К сожалению, причины ревности могут быть нелепые, а страдания все равно настоящие, ужасные.
– Федор не Эмме, себе не верил, тому, что сумел ее завоевать. Он весь состоит из слабостей и пороков. – заявила Аня.
– Секс – порок?
– Не передергивай. Если со многими, – рассердилась Аня. – Женщине религия рекомендует понять, принять и простить. А мужчине?
– Живи и давай жить другим? – пошутила Инна. – Только жизнь-то у нас одна-единственная. Исправлять ошибки некогда. И чужой опыт, как правило, не пригождается. Все своим пользуются.
– И каков же способ спасения ты предложишь отчаявшимся? Тебе не составит труда придумать. Что-то мне подсказывает, что религию ты напрочь отрицаешь. И к гадалкам ходить не надо, и так все ясно. И этому есть простое объяснение… – злорадно начала Жанна. – Все само станет на свои места? Тогда мне больше не о чем с тобой говорить.