Ее величество
Шрифт:
– Аня, ты целый талмуд сочинила. Замахнулась на самое-самое. Может, напрасно?..
Жанна не стала продолжать. Только Аня всё равно сказала:
– Многие гордо говорят, что если бы представилась возможность прожить вторую жизнь и что-то изменить в ней по сравнению с первой, то они не стали бы этого делать. Мол, хорошо и правильно прожили! А Эмма не стала лицемерить, честно сказала, что если бы удалось отмотать время назад, в новой жизни она не слушала бы Федора, не выполняла его капризы, больше внимания уделяла детям, а не домашним делам. И вообще постаралась быть в семье смелее.
– …Я
Жанна дипломатично согласно закивала.
– Я объясняю своим подопечным, что цена мужской клятве ноль, чтобы начеку были, – бодро и деловито начала было Аня. – Впрочем, часто без особого успеха. Добрым, наивным девочкам, которые сами никогда не врали, трудно в это поверить. Вот и попадаются в сети лжецов самые чистые, самые невинные из них. Им кажется, что настала такая счастливая минута, когда все мечты сбываются. Незавидна их участь. В таких случаях требуется воля к пробуждению, только не каждой удается найти её в себе, – упавшим голосом добавила она. – Всем хотелось бы, чтобы обстоятельства их жизни были более счастливыми или хотя бы более лёгкими.
Мужчины бегут от проблем как пугливые зайцы, да ещё и высмеивают матерей-одиночек, гнусно поносят самыми последними словами. Падки на грязь, злыдни. Забывают о своей гадкой роли в их несчастьях. Кто делает их такими, выкоси их чума?! Пусть скажут спасибо за то, что эти, с их точки зрения, глупышки, не бросают своих детей, как бросили их они. Когда оба молодые и глупые, тут все ясно. Но если мужчины опытные… Ни понять таких, ни простить я не могу. Пользоваться юностью и наивностью – хуже подлости не бывает.
Плохо, когда до тебя нет никому дела, но еще хуже, когда есть внимание со стороны гадов… А если девочка побоится связать себя по рукам и ногам? А если вдруг… Были среди моих подопечных и такие. И тогда не выкрикнуть, не выдохнуть им свою боль... Если только… когда взовьется в поднебесье последняя тягуче-тоскливая мелодия… или дикий истошный крик… Там всё поймут и всё примут: и боль, и радость, – горько вздохнула Аня. – А ты говоришь, что я не рискнула попытать свою судьбу. Я намеренно отказалась.
Слабый свет ночника обозначил силуэты притихших женщин.
«Чем продиктован этот порыв откровения? Нестерпимой потребностью в исповеди, желанием получить поддержку, понимание и сочувствие?» – размышляла Лена, слушая Аню с грустным, терпеливым вниманием. И вдруг подумала об Инне, о её полном нервном обессиливании и о своём долгом к ней невнимании. В горле мгновенно набух терпкий комок слёз. Она осторожно притянула к себе подругу, коснулась губами её волос и прошептала их общую кодовую фразу: «Я помню, что ты помнишь о том, что я всегда помню о тебе».
– Я, когда влюбилась в женатого, то, сгорая от стыда, страшилась обнаружить свои чувства. Безропотно терпела невысказанные муки сердца. Опасалась даже своих мыслей о нем, постоянно ощущала чувство жестокой неловкости. Робость уберегла
И тут же внезапная неуверенность в себе пробудила в ней привычку теряться и пугаться. «Я слишком простая. Во мне совсем нет тайны. Я вся как на ладони. Меня не уважают? Я чувствую отчуждение», – вся внутренне сжавшись, тоскливо прокрутила Аня в голове свою мнительность.
«Аня, наверное, сама себе смешна», – беззлобно подумала Жанна.
– Не надсаживайся. Захватывающая, конечно, история. Тебе тогда было за тридцать. Какие в эти годы глупости? – сказала Инна, внимательно разглядывая сероватый оттенок лица Ани, не знавшего косметики, бледный, печальный, чуть перекошенный вздрагивающий рот, отмеченный густой сетью мелких вертикальных морщинок над верхней губой – печатью горькой зрелости, болезненной скромности, а может, и быстро надвигающейся преждевременной старости.
Слегка призадумавшись, она добавила:
– Ты, пожалуй, для ошибок такого рода слишком высокомерна.
Инна не хотела обидеть Аню. Она делала ей комплимент.
– Ну, это как посмотреть, – засомневалась Жанна.
– Позабавила ты меня, Инна. Вот так с годами мы и открываем в себе что-то новенькое. Может, ещё заподозришь наличие или отсутствие темперамента? Высвети еще хотя бы одну сторону моей натуры, о которой я и не подозревала. Вдруг богаче стану душой, гордиться собой начну, – рассмеялась Аня, удивив подруг мощным приступом самоиронии.
– Разве не была та любовь твоим счастьем, твоей опорой в жизни? – серьёзно спросила Лена.
– Была. Все двадцать лет, пока он был жив. Да и теперь… Да если бы не она…
«Один и тот же факт в устах девчонок получит совершенно разное освещение», – предположила Лена. И тут же услышала подтверждение своей мысли.
– Может, ты зря без пользы растеряла отпущенные тебе Богом молодые годы? Столько лет простоя… Этот твой максимализм… – осторожно спросила Жанна.
«Она та ещё штучка! О, это уже вершина её притворства! С кем же она у меня ассоциируется? А лицо такое невинно-покорное. Для полного счастья мне только её здесь не хватало? Да, мне с ней крупно повезло!» – ядовито удивилась Инна.
Её опять заносило. Раздражение сводило на нет все попытки успокоиться. И означать это могло только одно – она опять может сорваться. И для этого ей совсем не потребуется повода. Она уже спровоцирована вмешательством Жанны в их, как ей казалось, личный с Аней разговор.
Лена почувствовала, как напряглась спина подруги, и принялась прямо через ночную рубашку отвлекать её лёгким пощипыванием мышц, расположенных вдоль позвоночника.
– Любовь редко кого делает счастливым. Зачем тогда её все восхваляют, превозносят? Девчонки верят, что придёт принц и положит к её ногам счастье. Но оно часто оказывается нелепым, глупым, смешным или даже противным и трагичным. А потом одни терпят всю жизнь, другие расходятся или приобщаются к вину. На что она нам такая сдалась? – отрешенно произнесла Аня.