Ее величество
Шрифт:
«Как кричит полоска света, прищемленная дверьми». Строка из Вознесенского очень к тебе подходит», – с пониманием отнеслась я к словам Эммы. Ей понравилась моя находка. И она уже более спокойно закончила свою мысль:
«В шутку я такое общение называю режимом сохранения внутренней энергии».
«Поорать – святое дело, – рассмеялась я. – Один в один моя история с последним хахалем. У меня сил на разборки с ним тогда уже не хватало, и я говорила ему насмешливо: «Чем кричать, лучше бы пел».
«Как жить, чтобы не разрушать семью, не губить нервы детей и не унижать собственное достоинство? Надо уметь в игольное ушко пролезать? Я понимаю, если иногда человек разнервничается, но когда ежедневно – это неправильно.
«Но существуют психологически несовместимые личности. А если таких в семье несколько, то их жизнь превращается в ад, и, чтобы они не уничтожили друг друга, им надо разбегаться как можно быстрее и дальше. Родителям от детей, женам от мужей», – сказала я.
«Воспитанность в жизни Федора занимает явно не первое место. Я так и не научилась с этим жить: страдаю, сердце чуть не обрывается от каждого его окрика. Может, потому что у меня до него не было опыта громких семейных конфликтов? Проблемы были, но решались они в основном молчанием. А Феде ссоры привычны, может быть, даже необходимы. Он с детства проходил эту своеобразную школу «усмирения и укрепления» характера.
Когда туман любви полностью рассеялся и вместо вершин счастья я обнаружила пропасть, то окончательно поняла, что мы не подходим друг другу. Но было поздно что-то перерешивать. Дети, мои болезни... А теперь для Федора все настолько упростилось, что он уже не скрывает своих похождений... И я вижу, как он опять уже там, в своей греховной ипостаси, в своей пагубной страсти. Он наслаждается своей развращенностью. Срамота... И я пала духом. Сделалась съежившейся, приниженной, безликой, как серая нечеткая тень раннего зимнего вечера. Не хотелось по утрам просыпаться, но дети… пусть даже уже большие. Я им всегда нужна. Знаешь, Инна, дети полностью меняют женщину.
Как-то сказала Федору, что больше не хочу. Не могу и не буду терзаться сомнениями, теряться в догадках, пытаться понять его, поэтому в лоб спрашиваю: «Что для тебя представляет главную ценность жизни? Ты сам? Чем ты дорожишь?» Он рассмеялся, мол, ответ тебе причинит большую боль, чем мое молчание. А я ему: «Для тебя удовольствие сломать человека, увидеть его покорность? Но я не покорна. Я живу сама по себе, ты сам по себе. Вот и всё». И вдруг он мне заявил, что самая главная его победа – победа над собственным негативным мышлением. А я ему с усмешкой ответила, что эгоисты всегда имеют позитивное мышление. Их не волнуют беды и трудности тех, кто живет рядом. Им нечего в себе преодолевать. Они счастливы за счет других, на которых сбрасывают свои отрицательные эмоции».
Эмма провела ладонью по лицу так, словно старалась стереть с него следы горечи от тоскливых воспоминаний о своей жизни с Федором.
«Когда удовольствие одного покупается ценой страданий другого, когда один всё время выигрывает, а другой проигрывает… – размышляла я вслух, пытаясь подыскать более точные формулировки. – Говорят, внутренняя свобода не зависит от внешних условий, мол, даже в тюрьме… Но как-то не верится.
А что ты на этот счет извлекла из собственного опыта? За время долгой семейной жизни твоя внутренняя свобода притеснена, полностью обесценена, забыта? О внешней я уж и не говорю. Смиряясь в бессильном гневе, ты теряешь всё! Твоя жизнь – величайшая ценность, а ты тратишь ее на Федьку. Ты самодостаточна и свое мнение должна ставить превыше всего, а не подчиняться чужому, даже ради
«Это другая крайность», – хмуро заметила Эмма.
«С таким, как Федька, это оправданно. Ждешь от судьбы поблажек, подарков, воздаяний? Не надейся! У тебя страх потерять свою морально убогую жизнь? Это не поддается определению! Какие еще печали должны посетить твой неуютный дом, чтобы ты проснулась?» – возмущалась я, пытаясь встряхнуть подругу. И перед моим мысленным взором, как всегда, пробегали собственные беды и неудачи, с которыми я могла справиться, лишь отторгая их причину.
«Ты отчасти права. Федор разрушает все, что я создаю. Он не понимает и не принимает элементарных житейских истин, признает только собственное, пусть даже неадекватное, абсурдное мнение, и своротить его с этого пути мне не представляется возможным. Я борюсь с ним, если только дело касается детей. Уж тут я не соглашаюсь с его некомпетентностью, отсутствием интуиции и упрямством, ни в чем не уступаю, всё делаю по-своему. Не позволяю детей калечить. Я взяла на себя смелость исподволь, без согласования с ним влиять на детей. Это сначала я мечтала о полном во всем единодушии с мужем. Собственно, Федор и сам с удовольствием самоустраняется. Последнее время, анализируя наши отношения, я все чаще прихожу к мнению, что он сознательно ведет ситуацию в семье к такому положению дел, чтобы быть независимым и полностью свободным от любых семейных забот».
«А тут еще ночью «дежурит страх… не ведая рассвета…» На всех семейных фронтах у тебя проигрыши! – сокрушалась я. – Когда-то я тоже считала, что возможно сосуществование, потому что умные люди способны притираться».
«У нас не получилось. Я не могу подчиняться абсурдным желаниям и «заскокам» мужа. Кант писал: «Каждого человека привлекает звездное небо и нравственные законы внутри нас». Да, видно, не каждого. Некоторые люди все время находятся на границе ада или внутри него и считают это состояние нормальным. Об этом писали Достоевский, Данте и Босх».
«Небо, конечно, над нами одно на всех, только кое-кому наш небесный Покровитель, наш Спаситель много чего хорошего не доложил. Не нагнетай тоску, не изнывай. Во всем происходящем в вашей семье нет твоей вины», – успокаивала я Эмму.
«Я с себя вины не снимаю. В беде всегда виноваты оба».
«Если человек не умеет и если не хочет – степень вины разная, – сердилась я. – Священник Илларион в телепередаче как-то сказал, что когда человек ограничивает себя, тогда он замечает других. Мне эта мысль кажется правильной. Проникнуться бы этими умными словами Федьке… Любовь – краеугольный камень твоей жизни, но с ней ты оказалась такой беззащитной! Надо быть решительнее. Когда сомневаешься в себе, пребываешь в растерянности, то начинаешь оправдывать поступки других, забывая о себе. Это неправильно. На горе судьба наградила тебя талантом любить. Она посмеялась над тобой. В студенческие годы я представляла тебя в возрасте за сорок эффектной, блистательной и достаточно властной светской дамой. А ты…»
«На работе я строга, ответственна и справедлива. Меня ценят».
«Там царишь, а дома ты будто совсем другой человек».
«Почему Федя не понимает, что пагубное влечение не только делает его непорядочным, но и обедняет, лишает счастья в семье, любви близких? Почему не задумывается, что испакостил свою и мою с детьми жизнь? Непонимание от недостатка ума и упрямства, от умышленного нежелания сообразовываться с мнениями других? От разного восприятия слова счастья? Для меня понятия семья, любовь, уважение, достоинство – простые, естественные истины, а для него они – темный лес. А эти его беспорядочные связи, нездоровые наклонности в интимной жизни… А чего стоят его бессмысленные взрывы, припадки умоисступления, когда любой пустяк, любое досадное недоразумение у него вырастает до размеров кошмара…»