Эффект бешеного Солнца
Шрифт:
Мы расстались с вами давно. Я бежал в Зарбин в том же броневике, в котором был сам атаман, это ничтожество, вообразившее, что когда в руке плетка, то ума не надо. Не буду говорить, что встретило меня там, на чужбине. Кто успел наворовать, живо указали нам, заслуженному офицерству, что существует такая неприятная вещь, как бедность. Я опустится. Мне не хотелось идти ни телохранителем к какому-нибудь местному генералу, ни в услужение к японцам, хотя, поверьте, в выгоднейших предложениях не было недостатка.
И вот как-то ко мне явился монах, грязный и вонючий лама или что-то вроде, ободранный, нищий.
То, зачем я шел сюда, было несравненно важнее любых драгоценностей… Я пошел, я дошел туда, куда, казалось бы, никто не был в состоянии дойти, но волей обстоятельств из охотника я превратился в дичь и был пойман, и пудовой цепью прикован к железной болванке. Этакой дуре на десять пудов. И потекли годы, годы рабства.
— Как, здесь, у нас? — не выдержала Ирина Ильинична.
— Да, да, здесь… То, за чем я пошел, было рядом, но я сеял рожь, перетаскивая за собой эту трижды проклятую болванку, копал картофель, рубил дрова. Вот у меня на ноге, — Ганюшкин задрал левой рукой штанину и, вывернув руку Ирины Ильиничны, заставил ее посмотреть на темный след над краем башмака.
Как ни была увлечена рассказом Ирина Ильинична, но именно в этот момент она поняла до конца: истекают последние секунды. Выбросив вперед руку, она закричала:
— Спасите, на помощь! Спасите!
Но Ганюшкин молниеносным движением схватил ее за лицо, вобрав его в пропахшую машинным маслом ладонь, и заставил замолчать.
— Зачем вы поспешили, Ирина Ильинична? Прервать такой рассказ и в таком интересном месте? Да кто придет? Кто? Патруль тут не проезжает, случайный прохожий обойдет это место за квартал. Успокойтесь, не ускоряйте событий, и вы услышите о таких вещах, после которых будет легко умирать. Ваше дело проиграно…
Но здесь Ирина Ильинична услышала чей-то другой голос.
— У, гад! — сказал этот голос. И Ирина Ильинична, теряя сознание, поняла; это подоспели те самые моряки, которых она приняла за кладоискателей.
Фомин со всего размаху хватил Ганюшкина по голове. Ашмарин, бежавший позади, перепрыгнул через надгробную плиту и в растерянности так хлестнул матросской пряжкой по спине Фомина, что у того дух захватило. А вокруг была ночь и тихо шумела листва. Фонарь светил ярко, чуть покачиваясь на ветру, над головой принца всходила полная луна. Ирине Ильиничне даже показалось, что и луна чуть-чуть покачивается от ветра. Это было последнее мгновение растерянности. Обогнув каменную скамейку, Ирина Ильинична схватила свою сумочку и попыталась хладнокровно разобраться в ситуации. Вот Ганюшкин как-то по-собачьи тявкнул, саданул носком башмака в голень Ашмарина, и гот запрыгал на одной ноге, зажмурившись от боли. Вот уже и Фомин схватился за лицо: приземистый противник, вспрыгнув на скамейку, обрушил на его нос страшный удар. Время шло, и наши моряки поняли,
— Это тебе, ангел мой! Это тебе, ангел мой!
Вот уже он, оставив Ашмарина, схватился с Фоминым один на один и, приподняв его за пояс, двинулся вместе с ним к статуе, и Фомину пришлось бы совсем плохо, если бы вдруг Ирина Ильинична не атаковала Ганюшкина сзади. Став на цыпочки, Ирина Ильинична хлопнула Ганюшкина своей сумочкой. Сумочка тотчас же раскрылась, сверкнув холодной молнией в свете фонаря, из нее выпая кинжал и воткнулся в песок прямо под черепом, который держал в своей руке Гамлет.
Ганюшкин круто обернулся, оставив на мгновение Фомина: ему, видимо, показалось, что нападение с тыла произвел его второй противник, но этого было достаточно, Фомин нанес ему ногой такой удар чуть пониже пояса, что Ганюшкин, оторвавшись от земли и пролетев некоторое расстояние по воздуху, шмякнулся на скамью. К сожалению, удар был значительно смягчен наличием на скамье Ашмарина, и бой вновь закипел с прежней силой. Но вот Ганюшяин заприметил воткнувшийся в землю японский ккинок и метнулся к нему, чиркнув рукой по земле. Еще секунда, и в его распоряжении оказалось бы опасное оружие, но Фомин в один прыжок был рядом, мгновение — и его нога прижала кисть Ганюшкина к земле, кисть, из которой уже выглядывала рукоятка кинжала, И тут раздался чей-то задорный голос:
— Что за шум, в драки нет?
Драки действительно уже не было. Ашмарин, стоя на коленях и положив голову на скамью, казалось, спал. Ирина Ильинична сидела рядом в спокойной позе. Ганюшкин лежал на земле каким-то странным свертком, напоминающим не то плохо упакованную коровью тушу, не то вывороченный старый пень. А между столбами, когда-то поддерживавшими кладбищенские ворота, на светлорыжих кобылах сидели два молодых парня в зеленых фуражках. Это был случайно проезжавший мимо патруль.
Теперь события должны были пойти в давно ожидаемом направлении, но Ганюшкин пришел в себя первым. Клубком свернувшись вокруг ноги Фомина, он с такой яростью впился в нее зубами, что Фомин заорал не своим голосом и попытался освободить ногу, В следующее мгновение Ганюшкин ринулся через кусты напролом и сразу же исчез из виду. Некоторое время можно было различить его хрипящее дыхание да шум и треск веток.
Фомин бросился следом, но пограничник ослабил повод и умница-лошадка преградила ему дорогу.
— Документики, браток, — сказал пограничник, придерживая Фомина за плечо. — Документики…
Пограничник привстал на стременах и вежливо улыбнулся. Лошадь тоже потянулась мордой к Фомину и задрала верхнюю губу.
— Ловить его надо, ловить, — заговорил Фомин. — Вон он женщину как! А мы его давай тут песочить…
— Не знаю, как вы его, а что он вас песочил, это мы видели. Еще раз попрошу документики.
В это время второй из пограничников спешился и подошел к скамье, держа лошадь на поводу.