Эффект Грэхема
Шрифт:
– Райдер, это Мия, – поспешно исправляюсь я. – Моя соседка.
Он кивает в знак приветствия.
Мия окидывает его оценивающим взглядом и, судя по легкому изгибу полных губ, остается довольна увиденным.
Райдер по-прежнему сжимает цветы, но отдать их мне даже не пытается. Мгновение я гадаю, не принес ли он их кому-то другому.
– Мы можем поговорить? – спрашивает он.
– Ой, конечно, – тут же отвечает Мия. Потом замечает его выражение лица и соображает, что к чему. – А, ты хочешь поговорить
– Я тебе расскажу, – обещаю я.
Подруга широко улыбается и отправляется в общежитие, выуживая на ходу ключ-карту.
– У меня один вопрос, – объявляю я, едва мы остаемся одни.
– Какой?
– Ты что, серьезно принес мне цветы?
– Да, – бормочет он.
Мне до того смешно, что приходится прикусить губу. Никогда не видела человека в таком отвращении от собственного поведения.
– Слушай, мы оба знаем, что ты тот еще засранец, но, приятель, у тебя такой характер. Не надо унижаться и приносить мне цветы в знак извинения.
Он слегка ухмыляется.
– Кто сказал, что они в знак извинения? Может, они по случаю праздника.
– Да ты что? Ну-ну. И что празднуем?
Он достает из заднего кармана телефон и снимает блокировку, потом пару секунд изучает экран и, судя по тому, что я вижу, сверяется с календарем.
– Сегодня Международный день поедания яблок, – он наконец отрывается от телефона и смотрит мне прямо в глаза. – Подумал, стоит отпраздновать.
Мне только и остается, что таращиться в ответ.
– Шутишь.
Он поворачивает телефон экраном ко мне, и действительно: в списке международных праздников значится Международный день поедания яблок.
– Я правда люблю яблоки, – беспечно и немного самодовольно заявляет он.
– Знаешь, вот такой Райдер мне, пожалуй, нравится. Понятия не имела, что ты такой чудак.
– Я не чудак, – бормочет он.
– Тогда почему мы отмечаем твою любовь к яблокам?
Он потрясает передо мной букетом.
– Возьми уже эти чертовы цветы.
Волей-неволей улыбаюсь и, решив избавить его от страданий, принимаю маргаритки.
– Вообще-то я люблю цветы, – радостно сообщаю я. – Не так сильно, как бабочек, но почти.
Райдер вздыхает.
– Что? – тут же огрызаюсь я.
– Ты любишь цветы и бабочек? А я только начал думать, что ты правда крутая.
– Ну а ты что любишь? – поддразниваю я.
– Не цветы. Не бабочек.
– Любопытно, что говорит это парень, который целое утро выбирал цветы, чтобы извиниться перед девчонкой.
– Не все утро. Буквально минутку. Стянул их у соседа с клумбы.
– О господи.
– И они не для того, чтобы извиниться, – ворчит он.
– Ага-а-а…
– Мне не за что извиняться. – Он изгибает одну бровь. –
Я сверлю его взглядом.
– Как бы ты себя чувствовал, если бы я набросилась на тебя после игры, а потом взяла и перечислила все, что тебе не удается?
– Все было совсем не так. Ты спросила, что я думаю.
– Необязательно было отвечать.
– Не задавай вопросы, если не хочешь получить ответ, – парирует Райдер.
– Знаешь, мне больше нравилось, когда ты вообще не говорил.
В ответ на это он улыбается. Искренне.
Черт. Я сама во всем виновата. Сама вызвала у него улыбку. И вот теперь я удостоилась чести лицезреть эту дурацкую улыбку, а она просто сногсшибательна. Помню, как Камила рассказывала, что на вечеринках он просто подпирает стену, а женщины к нему так и слетаются. Теперь я понимаю, почему у него от них нет отбоя.
– Слушай, если бы это и правда было извинение – ну, гипотетически, я бы, возможно, признал, что иногда говорю слишком прямо.
– Не может быть! – Я старательно разыгрываю изумление.
– Обычно никто не жалуется.
– Конечно, уверена, все от такого просто в восторге.
Он опасно щурится.
– Зря я это затеял.
– Нет-нет, продолжай, – подстегиваю я. – Мне очень льстит это гипотетическое извинение. Итак, предположим – гипотетически, – что ты проявил излишнюю прямоту, сказал человеку, что он играет в хоккей в «Брайаре» только благодаря родственным связям, а практически сровнял этого человека с землей… Прошу, продолжай.
Улыбка резко исчезает с его лица.
– Я не имел в виду ничего подобного. И ремарка насчет кумовства не вписывается ни в какие ворота.
Кажется, говорит он искренне. Может, он и придурок, но вряд ли жестокий придурок.
Впрочем, я его почти не знаю.
– Я не собирался ровнять тебя с землей. Я всегда честен в том, что касается хоккея. Я и сам постоянно оттачиваю навыки, прорабатываю слабые места. Думаю, я просто забыл, что не каждый хочет услышать такой совет. – Райдер несколько медлит, и выражение лица у него становится почти мучительным. – И прости, что намекнул, будто ты всего добилась только благодаря отцу. Я же смотрел матч. Ты играла феноменально.
Несмотря на волну тепла, прокатившуюся по телу от комплимента, чувствую отголоски сомнения.
– Ты все это говоришь, чтобы мне не было так плохо?
– Я ничего не говорю просто так.
И это, подозреваю, чистая правда.
– Что ж, спасибо. Пожалуй, я даже ценю это, – неохотно добавляю я. – Ты и сам очень хороший игрок.
– Я не говорил, что ты играла очень хорошо. Я сказал, что ты играла феноменально.
– А я говорю, что ты очень хороший игрок.
Райдер едва слышно усмехается и машет рукой в сторону букета у меня в руках.