Эффект искаженных желаний

Ефимова Юлия

Катя неловко слезла с высокого бордюра пологой крыши и, выдохнув, спросила:

– Кто это?

– Здлавствуйте, пожалуйста, – протянул женский голос, очень знакомо не выговаривая букву «р». Воспоминания, связанные с этим голосом, были какие-то до боли родные, но они никак не хотели всплывать в памяти, лишь мелькали где-то на ее задворках. – Ты мне сейчас скажи, ты сплосонья это или зазналась там в своей Москве?

Катя ничего не отвечала, мозг отказывался предлагать что-то стоящее, словно он решил, что уже лежит там, на асфальте, и ему не придется никогда больше думать.

– Эй, Соколова, ты куда плопала?

Валианты хоть будут или мне пледставиться? – продолжал говорить женский голос, который Катя никак не могла вспомнить, но понимала, что это кто-то оттуда, из другой жизни; оттуда, где была еще жива мама; оттуда, где вся жизнь еще была впереди.

– Вы из Хабаровска? – спросила неуверенно Катя.

– Ха, – засмеялся женский голос. – Если ты так будешь узнавать, тогда мы и к моей ночи не добелемся до нужного лезультата. Колоче, Соколова, я понимаю, четыле утра, я сама виновата, что так лано. Я Ила Дивова. Вспомнила? Ну же, 11Б, мы называем себя стая, шутя учебники листая, мы называем себя сила, ведь учит нас святая Ангелина? – пропела она коряво.

– Привет, – сказала так же равнодушно Катя и пожалела, что вообще взяла трубку. Она давно уже забыла школу и все, что с ней связанно. Она похоронила эти воспоминания там же, на могиле мамы спустя год после вручения аттестата, слишком много на нее тогда всего свалилось. Именно тогда она твердо пообещала себе, что как только у нее получится уехать, то сразу же все забудет, и при первой возможности отправилась в Москву.

Ирка Дивова. Как же она ее сразу не вспомнила? Ведь это было так драматично, что девочке, не выговаривающей букву р, родители дали имя Ира. Конечно же, они не могли об этом знать заранее и, надо сказать, очень долго водили ее по логопедам, но звонкая буква так и не далась пухленькой активистке до окончания школы и, судя по ее речи, позже тоже ничего не получилось.

«Надо же, – подумала Катя, – мне, видимо, удалось сдержать слово, данное на могиле матери, и я действительно почти все забыла: Вальку, Хабаровск, школу, стаю, страшный поход после экзаменов, Сонькин пуп и черноголовую сойку. Именно тогда все изменилось, именно тогда черная полоса сменила белую. Забыла я и смешную одноклассницу Ирку Дивову».

Это произошло, конечно, не сразу. Для того, чтоб притупить воспоминания, понадобилось несколько лет, но новые жизненные обстоятельства вытеснили старые неприятные, и мысль, что все произошедшее было вовсе не с ней, а в каком-то страшном фильме, который она смотрела очень давно, прочно засела в голове.

– Ну то, что ты мне не лада, – сказала Ирка, – это я спишу на твое ланнее утло и мой неуместный звонок, но лаз ты взяла тлубку, то слушай. У нас же пятнадцать лет с окончания школы, вот я лешила вечел выпускников сделать. К юбилею школы на это даже деньги выделили. Плилетай.

Бывшая одноклассница так смешно коверкала слова, что Катя просто не могла на нее злиться. Молча бросить трубку тоже почему-то показалось некрасивым поступком, и Катя начала неумело оправдываться.

– Нет, я не смогу, – ответила она глухо. Ей действительно было все это неинтересно, у Екатерины Соколовой рухнула жизнь, какая может быть встреча выпускников, когда все, конец.

– Как знаешь, – расстроилась Ира. – Если надумаешь, это мой телефон, я, между плочим, в олг комитете, и вообще, ты знаешь, кто там будет?

Видимо,

собеседница еще не поняла, что Кате абсолютно безразличен состав встречи, и пыталась все еще ее заинтересовать.

– Знаешь, кто будет? – повторила она, держа интригу и пытаясь вывести Катю на разговор. – Сам Анатолий Стоянов, ты даже, насколько я помню, целовалась с ним.

– Я не приеду, – повторила равнодушно Катя, никак не среагировав на фамилию крутого одноклассника, уже давно ставшего легендой всего Хабаровска, хоть он и уехал оттуда, как и Катя пятнадцать лет назад, но его любили, им гордились. Екатерина видела его по телевизору, сначала он вел несколько топовых программ, а после и вовсе стал директором канала, но почему-то такой успешный человек никак не ассоциировался у нее с тем мальчиком, которого они прозвали Чуа-змея. Это был для нее какой-то другой человек и потому никакой ностальгии его образ не вызывал.

– Зля ты так, у тебя же мама здесь похоронена, вот ее бы навестила, навелное, сто лет не была на могиле, – сказала Ира печальным голосом. Видимо она решила использовать все аргументы разом. – Надумаешь – звони, я знаю, что ты квалтилу в Хабаловске плодала, так что можешь спокойно пожить у меня, я одна в холомах обитаю, мама с папой уже давно в Тай пелеблались, ближе к молю. Меня зовут, да вот не хочу я, скучно мне там. Моле, солнце и одиночество. Здесь у меня нет, нет да женихи какие появляются. Опять же подлуги, лабота, а там я себя пенсионелом чувствую. Только это, если все же поедешь, захвати свою часть калты. Ну ту, поняла, о чем я? Мы плидумали клевый квест! Калта как входной билет. Давай, жду, на вечелний самолет ты еще успеешь.

Катя на миг попыталась представить, как сейчас может выглядеть Ира Дивова, и не смогла. Слушая смешную речь, она почему-то по-прежнему представляла ее невысокой сбитой девушкой, глупой и очень инициативной, с ровным каре блекло-русых волос и круглым лицом. Даже тот факт, что у нее уже тогда были состоятельные родители, не менял ничего. Ирка была Улджи, по сути, и носила это прозвище, ничуть не смущаясь. Они тогда все брали себе имена индейцев, ведь они были стаей, а к Ирке оно приклеилось само, потому что означало «луна». Круглолицая луна.

– Ну же, Чепи, давай, будет клуто, – вновь послышались уговоры, и Ирка будто бы прочитав ее мысли назвала Катино прозвище, значившее «фея».

А она уже не фея, давно не фея, Катю уже пять лет как называют «отбитая».

– Прощай, – сказала Катя немного раздраженно и нажала на телефоне отбой. Забытое имя прозвучало как катализатор. Екатерина вдруг вспомнила все то, что, казалось, осталось в Хабаровске навсегда – и хорошее, и плохое. Она точно проснулась от своего московского кошмара, и мысли забегали в ее голове.

«Очень странно, что прошлое постучалось именно сейчас, в эту секунду, – подумала она. – А может быть, наоборот закономерно, может, это знак. Именно оттуда и пошли все мои неудачи. Видимо, не спас переезд в столицу и маниакальное желание все забыть. Даже не так, не помогло желание сделать вид, что все было не со мной, и это был лишь сон или плохой сериал по телевизору, который надо срочно выбросить из головы. Не получилось уговорить себя, что я не виновата в том, что Валька пропал. Оттуда все беды, там они начались, видимо, там и должны закончится».