Эффект искаженных желаний

Ефимова Юлия

Самолет плавно сел на родную для Федора землю. Родную только номинально, потому как никого у него здесь не осталось. Как только его дела в Москве пошли веселее, он перетянул туда и маму, и папу и даже сестру с мужем и племянником. Его семья всегда жила очень скромно, и это Федора угнетало. В социальном плане они все были примерно на одном уровне, не считая Чуа, у которого был богатенький папа. Но одноклассники, казалось, и не замечали своей бедности, Федя же страдал от этого почти физически. Видя, как сестра в детстве донашивает его мальчишескую куртку, его изысканный с рождения вкус, взявшийся непонятно откуда, натурально мучился. Федор еще в детстве пообещал себе, что как

только появится возможность… Не если, а точно появится, в том, что он обязательно всего добьется, Федор не сомневался. Так вот, как только появится возможность, он устроит и их жизнь тоже. И сдержал обещание, чем гордился неимоверно. Теперь Родиной его и его семьи стала столица, где он любил абсолютно все.

А вот златоглавая в последнее время почему-то разлюбила мальчика Федю, и неудачи посыпались на его фирму как горох. Словно бы кто-то подстраивал их специально, желая выбить Федора из седла. Он даже пытался выяснить, кому же так перешел дорогу, но бесполезно – враг, конечно, был, но вычислить его никак не удавалось. Но не на того напоролись, поборется еще Федор Первач, недаром он имел в детстве прозвище Вихо, что в переводе с индейского означает «главный». Да и сейчас коллеги, не зная этого его детского факта, нет-нет да называли «главным». Значит, его сила чувствовалась на энергетическом уровне, значит, Федор со всем справится. Вот здесь, в Хабаровске и справится, по крайней мере, план был такой.

– Это несправедливо! – громко заявил сосед, так, чтоб стюардесса его услышала.

– А жизнь в принципе несправедлива, – произнес Федор, все-таки не выдержав.

– Это для слабаков и неудачников, – хохотнул парень пьяно, – а сильные люди все берут в свои руки.

Федя уже приготовил пару колких фраз насчет силы этого сопляка, но стюардессы уже открыли дверь и пригласили пассажиров на выход.

– Не может быть! Вихо, это ты? – услышал он мужской возглас и обернулся. У трапа, в очереди на автобус, стоял его одноклассник.

– Это я, – ответил Федор и пожал протянутую руку. – А вот тебя, Бижики, я бы не узнал, ты стал настоящей машиной. Шварценеггер нервно курит в сторонке.

Федор не лукавил, Денис и правда выглядел хорошо. Высокий, широкоплечий, уверенный в себе. Вообще Ден с детства был смуглый, как любила шутить про него их классная руководительница Ангелина: зимой и летом одним цветом. Но сейчас темная кожа и черная шевелюра добавляли еще больше привлекательности, и из темненького мальчика он превратился почти в мачо. Федор даже позавидовал ему немного, потому как сам, чтоб не выглядеть совсем бледной поганкой, тратил часы в дурацком солярии. На море же вообще сразу сгорал, превращаясь в вареного рака.

– Да ладно, – ответил добродушно бывший одноклассник. – Называй меня просто Бизон, выросли мы из индейцев уже.

Глядя на улыбающегося во все тридцать два зуба Дениса, Федя подумал, что выглядит тот сейчас настолько доброжелательно, словно и правда был рад его видеть, чего сам Федор к нему не испытывал абсолютно.

Когда он перевел взгляд на его спутницу, то сначала не мог поверить, что это она, Катя Соколова, первая красавица класса, да что там, школы, в которую когда-то были влюблены абсолютно все мальчишки, в том числе и Федя. Пауза, видимо, затянулась, потому как Денис, перестав улыбаться, спросил:

– А это Катя, ты не узнал?

– Привет, Чепи, – взяв себя в руки, сказал он. – Или тебя тоже лучше по-русски Феей называть?

– Привет, Главный, – ничуть не смутилась она и улыбнулась ему еле заметной улыбкой. – Называй как хочешь, но Денис прав, выросли мы из индейских штанов.

Разглядывая тайком Катьку Соколову, ее какую-то

болезненную худобу, ее тотальную неухоженность, одновременно слушая Бизона, его рассказы о работе в МУРе и дурацкие грубые шутки, Федор даже немного отвлекся от своих мыслей и жалости к себе. Вдруг, где-то внутри, пришло очень четкое понимание, что он действительно Главный, он тот, у кого с рождения талант организовывать; он тот, за кем обязательно пойдут люди. Он справится, ведь он Вихо, он не эти вот два неудачника. Одна, ставшая тенью той самой Кати Соколовой, которую он помнил, как волшебную принцессу, другой – примитивный мент, смеющийся сам над своими же тупыми шутками. Он даже не Анатолий Стоянов, Толя, Чуа, Змея, папеньки сынок, который, конечно, достиг много, но и трамплин у него был огромный, с такого попробуй не прыгни. А вот у Федора его не было совсем. Всего того, что он имеет сейчас, он достиг сам, своими руками, мозгами, хитростью и иногда подлостью, но сам. Поэтому зря он приехал в Хабаровск, зря, это был порыв, который Федор не успел остановить. Мысль, что надо возвращаться в Москву, возникла и тут же укоренилась в голове.

В автобусе, протискиваясь между пассажирами, к ним двигался, некрасиво расталкивая людей локтями, тот самый сосед по самолету, подпитый парень, которого стюардесса поставила на место. Федор сморщился уже хотел отвернуться, чтоб парень его не узнал, но оказалось, что молодому хаму был нужен не он. Все-таки подобравшись к ним и смачно дыхнув на окружающих перегаром, он, к удивлению Федора, обратился к Чепи спросил:

– Катя. это ты? Ты меня не помнишь? Я твой брат, – видя, что Катя не реагирует он продолжил обяснять – ну по отцу! Мы жили когда-то в соседних домах. – Одноклассница побледнела, но молчала и не отвечала пьяному пассажиру. – А вот я тебя сразу узнал, ты практически не изменилась – врал тот в лицо, криво улыбаясь. – Такая же, только… взрослее что ли стала.

– Вот Хабаровск маленький город, – засмеялся Денис. – Только с трапа сошли – уже родственников встретили.

– Привет, – без энтузиазма ответила Катя.

– Ты зачем в Хабаровск? – продолжал задавать бестактные вопросы подвыпивший парень, хотя всем уже было понятно, что Катерина не расположена к общению.

– Жить, – односложно ответила ему она и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

– В гости? – допытывался тот, не желая понимать намеки.

– Навсегда, – ответила бывшая Фея. – А что, нельзя? Это моя родина, я имею на это полное право, и спрашивать никого не обязана.

В этот момент автобус, довозивший пассажиров до аэровокзала, остановился, и она первая выскочила из него, так быстро зашагав по аэропорту, что Денис с Федором не успевали за одноклассницей, ускоряясь на ходу.

– Ну что, куда? – спросил Федор, когда они вышли из аэропорта.

– А поехали к Николеньке на Утес позавтракаем? – вдруг предложила Фея, и двое мальчиков, словно забыв, что они уже солидные мужчины, почувствовали себя Бижики и Вихо и безропотно подчинились девочке, в которую когда-то были влюблены.

Утес, а точнее сказать, Амурский утес – это скалистый мыс посреди города, на вершине которого была построена белая башня с треугольной площадкой. Когда-то, в далеком 1918 году, занявшие город «белые» казнили шестнадцать чешских музыкантов. По одной версии, за то, что те отказались играть «Боже царя храни», по другой за то, что прятали у себя «красных», да еще и с оружием. Что из этого правда – никто не знал, каждый верил в полюбившуюся ему версию. Главным было то, что с этой кровавой историей утес был не просто прекрасным местом, где можно было наблюдать великую реку Амур, но и еще нес шлейф трагедии.