Эффект Нобеля

Кадацкий Андрей

Борода больше не приставала.

«Опять «пешки». Каждый раз одно и то же: подсылают, обрабатывают… скоро начнут убивать. Да и черт с ними! Переживем. – Олигарх покосился на соседа слева. – Не удивлюсь, если сейчас заговорит этот старик с золотой заколкой на галстуке».

– Вы нам мешаете, Михаил Иванович, – зазвучал баритон слева. – У вас хватает ресурсов, чтобы мелко пакостить, но недостаточно, чтобы серьезно противостоять. Поэтому, если мы не договоримся…

– Не договоримся. – Лугинин решил отшить навсегда. – Вы делаете деньги на войне, проституции,

педофилии… поэтому мы не можем договориться. Даже итальянская мафия не занимается наркотиками. Есть определенные табу. Вы же абсолютно беспринципны.

– Вот из-за этого Россия не может стать цивилизованной…

– Не трогай мою Родину, космополит!

Собеседник съел угрозу, решил смягчить, но настоять:

– Оставьте патетику. Вы же человек дела. Прагматик. Неужели вы не понимаете, что договариваться, в первую очередь, в ваших интересах?

– Наши интересы противоположны. Я борюсь с преступностью, вы на ней зарабатываете. Насчет мелко напакостить – возможно. Но я, как любой нормальный бизнесмен, собираюсь расширяться, так что под угрозой нефть в Ираке, мак в Афганистане. Кроме того, я собираюсь сыграть в вашу любимую игру – «разделяй государства и властвуй». При небольшой финансовой помощи возродится Ирландская республиканская армия, и загорится Ольстер. Не так много средств нужно на поддержку шотландских и валлийских сепаратистов – и прощай, старая добрая Англия! А дальше будем делить Штаты на штаты.

У Михаила Ивановича, как в молодости, зачесались руки. Он внимательно изучал морщинистый подбородок собеседника. Тот говорил, глядя вперед:

– Тогда вы будете раздавлены.

– Вы когда-нибудь слышали о лейтенанте Шмидте?

– Это тот, у которого было много детей? – Старик улыбнулся. – Никогда б не подумал, что капиталист будет заниматься коммунистической пропагандой.

– Дело не в пропаганде, и не в коммунизме, а в русском характере. Мы готовы ввязаться в бой, даже если он изначально проигран, даже если суждено умереть. Но враг дорого заплатит.

– Это глупо.

– Может быть, но именно поэтому мы непобедимы.

Старик наморщил лоб, как будто размышляя. Актерства явно не хватало, четко прослеживалось – он получил все необходимые инструкции на любой расклад.

– В таком случае я не могу гарантировать вашу безопасность.

– И не надо. Мою безопасность гарантирует моя служба охраны.

– Может, все-таки попытаемся найти компромисс?

Усмешка исказила лицо миллиардера. Люди, непонимающие слова «нет», у Лугинина всегда вызывали злорадство. Он развернулся к собеседнику.

– Я больше не буду разговаривать с «шестерками». Так и передайте Натану.

– Какому Натану?

– Тому джентльмену у колонны.

ГЛАВА VIII

Ротшильд

18 июня 1815 года. Лондонская фондовая биржа.

Огромный зал с колоннадами по краям. Лениво-людской муравейник. Джентльмены кучкуются, шаркают по полу, поглядывают в потолок. Полуденная зевота стыдливо прикрывается лощеными

руками, глаза привычно косятся на одну из колонн.

Рядом с колонной тучный мужчина лет сорока, с лицом омоложенной жабы, ворохом рыжих кудрей. Лысина спряталась под цилиндром, живот под рединготом брусничного цвета.

– Как?! Вы до сих пор сомневаетесь в полезности Биржи? – Глаза джентльмена в черном сюртуке стали по фартингу. – Неужто вы не слышали слов Генри Моргана, впервые попавшего сюда?

Собеседник отрицательно мотнул головой.

– «Если б я знал, что на свете есть место, где можно быстро разбогатеть, черта-с-два я стал бы пиратом»!

– Джентльмены! – Подошел мужчина в костюме с бархатным воротником. – Помяните мое слово – потомство пирата, сумевшего стать губернатором, обречено править миром!

– Пари! Не думаю, что вот тот… – Черный сюртук указал на мужчину у колонны. – подвинется.

Джентльмен чуть поодаль лишь саркастично улыбнулся. Дрогнуло скуластое лицо, обрамленное изразцами волос, едва растянулись пухлые губы. Ястребиный взор смягчился, подернулись мясистые уши.

– Джордж, – окликнул он проходящего мимо.

Лицо сонного пуделя вытянулось, глазки расширились до козырьков бровей. Нос-сосулька, учуяв знакомого, гулко задышал, подернулись бакены. Шея вытянулась из шелкового эпонжа.

– О-о, мистер Рикардо! Человек, научивший меня торговать и гений экономики! Как?! И вы здесь? Вы же давно оставили этот суетный зал с мешком денег. Что вас заставило вернуться?

– Кто хочет преумножить состояние, обязан сегодня быть на бирже. – Дэвид Рикардо протянул руку. – Я даже не уверен, где решается судьба мира – здесь или при Ватерлоо. Победит Веллингтон – облигации Англии взлетят до небес, Наполеон – бумагам конец! И конец… банку Англии.

– Да что банку, всей Англии конец! Впрочем, собравшихся это волнует меньше всего.

– Нет предела человеческой алчности! Надеюсь, я сегодня вновь поймаю птицу удачи. А что заставляет вас приходить сюда?

– К сожалению, производство не приносит существенных прибылей, пока мало кто верит в мою идею. А мне необходимо кормить семью, учить сына… Я продал патент на «лампу Джорди» – появились деньги, которые пытаюсь преумножить.

Джордж тяжело вздохнул, понурил голову. Но прогнал тоску ради дружеской беседы.

– Как ваши научные успехи? Адам Смит отдыхает? Наверное, в новом трактате вы перевернете представление о политэкономии?

– Успехи… э-хе-хе, пока застопорились, но будем надеяться.

Расслабленность зала прервал крик:

– Покупаю!

Все взоры устремились на смельчака.

– Кто это? – Джордж приподнялся на цыпочках.

– Лорд Сейнсбери, – опознал Рикардо. – Лезет поперед Ротшильда в пекло! Видно еще не все отцовское состояние промотал… С такими нервами лучше кутить в казино.

Молодой лорд Сейнсбери глупо улыбался, получив на руки казначейские облигации.

– У нас же, по-прежнему, задача простая… – Рикардо отечески похлопал собеседника по плечу.